Страница 59 из 75
— Не знаю, — ответил Николь.
— Со всеми этими обломками лавы, вытянутыми наподобие веретена, она кажется огромной грудой бирюлек, раскинутых в полнейшем беспорядке. Так и хочется крючком повыдергать их одну за другой!
— Достойный друг, — сказал глубокомысленно Барбикен, — что толковать о том, на что это похоже, если в настоящую минуту мы не знаем даже, что это такое!
— Основательный ответ! — воскликнул Мишель. — Вот что значит иметь дело с учеными.
Снаряд между тем двигался вдоль лунного диска с неизменной скоростью. Всякий поймет, что путешественники не думали в это время об отдыхе. Каждую секунду менялся ландшафт, проносившийся у них перед глазами. Утром, около половины второго, они заметили вершину другой горы. Барбикен справился по карте: оказалось, что это был „Эратосфен".
Эта кольцеобразная гора, высотой в 4500 метров, была одной из чрезвычайно многочисленных на лунной поверхности. Здесь, между прочим, Барбикен сообщил приятелям довольно странное мнение Кеплера р происхождении лунных цирков. Знаменитый астроном утверждал, что кратерообразные впадины — дело рук человеческих.
— С какой же целью? — спросил Николь.
— Цель-то понятна! — ответил Барбикен. — Селениты предприняли эти колоссальные работы и вырыли обширные пещеры, чтобы, укрываясь в них, предохранить себя от Солнца, которое жжет их по две недели сряду.
— Селениты совсем не так глупы! — заметил Мишель.
— По-моему, это странная мысль, — сказал Николь. — Надо полагать, Кеплеру неизвестны были действительные размеры этих цирков, потому что вырыть такие гигантские впадины — вещь положительно невозможная.
— Но ведь тяжесть-то там в шесть раз меньше, чем на поверхности Земли, — сказал Мишель.
— А ты забыл, что и селениты сами в шесть раз меньше жителей Земли, — возразил Николь.
— Да существуют ли еще эти селениты? — заметил Барбикен.
Слова председателя прекратили начавшийся спор.
„Эратосфен" исчез раньше, чем снаряд успел подойти к нему настолько, чтоб возможно было произвести более точное его исследование. Эта гора отделяла цепь „Апеннин" от „Карпатских гор".
Путешественникам удалось только мельком взглянуть на вершины „Апеннин".
ГЛАВА XIII
Лунные ландшафты
В половине третьего утра снаряд находился уже на уровне тридцатой параллели северной широты; только тысяча километров отделяла его от Луны, а в оптические инструменты это расстояние казалось меньше десяти. Коснуться какой-нибудь точки лунного диска попрежнему представлялось невозможным. Для Барбикена была непонятна относительно умеренная скорость движения. На таком незначительном расстоянии от Луны надо было ожидать скорость гораздо большую, чтоб снаряд не падал на Луну, подчиняясь ее притяжению. Причина этого явления оставалась пока неизвестной. Да и времени лишнего не было для каких бы то ни было изысканий.. Путешественники всецело обратились в зрение: они боялись упустить из виду малейшие подробности.
Итак, в телескоп Луна казалась всего на расстоянии десяти километров. Что мог бы различить на поверхности Земли воздухоплаватель, поднявшийся на такое расстояние?
Вот точное описание всего того, что видели Барбикен и его товарищи с этой высоты.
Лунный диск, казалось, был усеян широкими пятнами самой разнообразной окраски. Исследователи Луны и астрономы не согласны между собою относительно цветов этих пятен. Юлиус Шмидт утверждает, что если б высушить все земные океаны, то лунный наблюдатель не различил бы на земном шаре, между всеми океанами и материковыми равнинами, таких резко обозначенных оттенке в, какие видны на Луне земному наблюдателю. По его мнению, общий цвет этих обширных равнин, носящих название „морей", темносерый, с примесью зеленого цвета и коричневого. Некоторые из больших кратеров имеют ту же окраску.
Некоторые пространства отливали зеленым цветом, который, по исследованию Юлиуса Шмидта, оказался и в „Море ясности" и в „Море влажности".
Барбикен различил широкие кратеры, не имеющие внутренних конусов; кратеры эти имели синеватый оттенок, похожий на цвет хорошо отполированной стальной пластинки. Такие оттенки действительно свойственны лунному диску, а вовсе не происходят от несовершенства объективов в телескопах или от влияния земной атмосферы, как утверждали некоторые астрономы. Барбикен в этом случае не мог впадать ни в какие сомнения. Он производил наблюдения в безвоздушном пространстве, и никакой оптической ошибки тут быть не могло. Но происходили ли эти зеленые цвета от растительности, которая поддерживалась плотной и низкой атмосферой, или от чего-либо другого, — этого твердо сказать он не мог.
Вот еще одна особенность лунного диска, причину которой ему тоже не удалось точно определить.
Мишель Ардан, находившийся во время наблюдения около Барбикена, заметил длинные белые линии, ярко освещенные солнечными лучами. Они были совсем не похожи на недавнее сияние „Коперника". Они тянулись параллельно одна другой.
Самоуверенный Мишель, как и всегда, не замедлил высказать свое мнение.
— Ба! Гляди-ка! Вон обработанные поля! — сказал он смело, нисколько не запинаясь.
— Обработанные поля? — повторил Николь, пожимая плечами от удивления.
— По крайней мере, ты видишь, что они вспаханы, — продолжал Мишель с полной серьезностью. — Какие же, однако, хорошие хлебопашцы эти селениты! Да и в плуги-то они, должно быть, запрягают быков какой-нибудь гигантской величины, — без этого ведь таких исполинских борозд и не проведешь!
— Ты не угадал, любезный друг, — возразил Барбикен, — борозды эти сделаны не плугом.
Барбикен тотчас же сообщил товарищу все, что ему самому было известно об этих бороздах. Он знал, что борозды были замечены во всех тех частях лунного диска, где нет гор, что они имеют от 15 до 200 километров в длину и что ширина их бывает от тысячи до тысячи пятисот метров; края их всегда параллельны.
Но об их происхождении и свойствах он не знал решительно ничего.
Вооруженный телескопом, Барбикен рассматривал эти борозды с чрезвычайным вниманием. Од заметил, между прочим, что их боковые грани имеют очень крутые скаты. Это было что-то вроде параллельных валов, и человек с живым воображением принял бы их за длинные ряды укреплений, сооруженных лунными инженерами.
Одни из борозд были совсем прямые, другие немного изгибались, причем боковые их грани всегда оставались параллельными; одни перекрещивались между собой, другие прорезали кратеры; здесь они бороздили кольцеобразные впадины „Посейдона"; там ими испещрено было „Море ясности".
Природа этих борозд до сих пор не выяснена. Разумеется, это не укрепления и, конечно, не прежние русла высохших рек, хотя бы уже потому, что борозды часто пересекают кратеры, находящиеся на значительной высоте.
Как ни неудачны были до сих пор предположения Ардана по поводу разных явлений, но надо сознаться, что он случайно напал на ту же мысль, какая раньше приходила ученому Юлиусу Шмидту.
— Не состоят ли эти темные линии из рядов правильно размещенных деревьев?
— Ты упорно стоишь за растительность? — спросил Барбикен.
— Да, упорно, — ответил Мишель, — и я могу объяснить то, чего вы, важные ученые, до сих пор не объяснили! По крайней мере, в пользу моего предположения говорит то, что с его помощью я могу объяснить, почему эти борозды в определенные времена исчезают или кажутся исчезнувшими.
— Ну, почему?
— Потому, что деревья становятся невидимыми, когда теряют свои листья, и снова делаются заметными, когда листья на них вырастают.
— Объяснение твое, правда, очень остроумно, мой милый; беда только в том, что в данном случае оно не годится.
— Почему?
— Потому, что на Луне нет того, что называется временами года, а стало быть, нет и тех перемен климата, на которых у тебя все основано.