Страница 50 из 75
— Только не сейчас, — ответил Барбикен, — потому что теперь солнечные лучи падают прямо на термометр, и он, следовательно, показал бы температуру слишком высокую. А вот если нам удастся добраться до Луны, то в течение пятнадцатидневных ночей, господствующих то на одной, то на другой ее стороне, мы с успехом сделаем эти наблюдения, тем более, что и Луна движется в пустом пространстве.
Путешественники приступили к погребению Спутника. Его нужно было выкинуть в пространство, подобно тому, как моряки выкидывают в море трупы умерших на корабле людей. Вся операция совершилась очень быстро: Николь с Барбикеном осторожно вынули оконные болты, а взволнованный Мишель в это время приготовился бросить собаку. Окно открылось, и верный друг Дианы умчался в пустое пространство.
3 декабря прошло без всяких приключений, и председатель убедился, что снаряд, хотя и с уменьшающейся скоростью, все же продолжает приближаться к Луне.
ГЛАВА VI
Вопросы и ответы
На другой день, 4 декабря, хронометры показывали пять часов земного утра, когда путешественники проснулись; со времени отправления прошло уже 54 часа.
Судя по времени, они просидели в своем снаряде только на пять часов восемь минут больше половины всего назначенного срока, между тем снаряд уже успел отлететь почти на семь десятых расстояния между Землею и Луной.
Когда они поглядели на Землю через нижнее окно, она показалась им темным пятном, — уже не было видно ни серпа, ни пепельного света. На другой день нужно было ожидать „новоземелия", в то самое время, когда Луна вступит в фазу полнолуния. Сверху ночное светило становилось все ближе и ближе к линии, по которой двигался снаряд, и встреча должна была совершиться в назначенный час.
Везде вокруг, на темном своде, было множество блестящих точек, которые, казалось, тихо передвигались, но вследствие огромных расстояний, отделяющих их от снаряда, относительная величина их нисколько не изменилась: Солнце и звезды оставались точно такими же, какими их можно было наблюдать с Земли. Луна же хотя и казалась значительно большего размера, но слабые трубы наших путешественников еще не позволяли различать подробности ее строения.
Время незаметно шло в беспрерывных разговорах. Говорили главным образом о Луне; каждый высказывал все, что знал: Барбикен и Николь, как и всегда, серьезные, Мишель — неистощимо веселый.
Много толковали о самом снаряде, о его положении и пути, о тех случайностях, какие могли встретиться, о необходимых предосторожностях, какие надо было принять при падении на Луну. Словом, беседа не прекращалась ни на минуту.
Во время завтрака зашел разговор столь интересный, что считаем не лишним передать его читателю.
Мишелю захотелось узнать, что сделалось бы со снарядом, если бы какой-нибудь неведомой силой он был задержан при самом вылете из колумбиады.
— Но, — возразил председатель Пушечного клуба, — я не понимаю, каким же это образом можно было задержать снаряд?
— Предположим, — сказал Мишель.
— Твое предположение неосуществимо, — ответил Барбикен. — Вот разве что сила пироксилина оказалась бы недостаточной; но в таком случае скорость снаряда стала бы уменьшаться понемногу, и снаряд сразу не остановился бы.
— Ну, предположи, что он столкнулся с каким-нибудь телом в пространстве.
— С каким же?
— Да хоть с тем же самым болидом, который мы встретили.
— Тогда, — сказал Николь, — снаряд разлетелся бы на мелкие кусочки, и мы с ним.
— Больше того, — ответил Барбикен, — мы бы сгорели живьем.
— Сгорели?! — вскрикнул Мишель. — Очень жалею, что ничего подобного не случилось: интересно было бы посмотреть.
— Да, так было бы, — продолжал Барбикен. — В настоящее время известно, что теплота есть особый вид движения; так, если ты нагреваешь воду, то есть сообщаешь ей теплоту, это значит, ты заставляешь частицы воды приходить в усиленное движение.
— Вот как! — воскликнул Мишель. — Это весьма остроумная теория.
— А главное — верная, мой друг. Если нажимать тормоз поезда железной дороги, то поезд остановится. А что сделается с движением, которое он до этого времени имел? Движение это превратится в теплоту, поэтому тормоз и нагревается. Теперь понимаешь?
— Еще бы! — воскликнул Мишель. — Уж так понимаю, что только держись. Да если хочешь, вот тебе мой пример: положим, я долго бегал, как угорелый, с меня пот валит градом; почему я должен остановиться? А очень просто: движение мое превратилось в теплоту, мне стало жарко.
Председатель Пушечного клуба не мог удержаться от смеха, услышав такой шуточный пример. Затем он снова продолжал развивать теорию теплоты.
— Да, при таком столкновении с нашим снарядом случилось бы то же, что и с пулей, которая, при весьма большой скорости движения, ударилась бы в металлическую доску: она от этого удара нагреется и тут же упадет; здесь ты опять видишь, что движение превращается в теплоту. Снаряд наш при ударе сразу потерял бы всю скорость своего движения; вследствие этого развилась бы теплота, способная расплавить его в одно мгновение.
— А что, если б Земля вдруг прекратила свое поступательное движение? — спросил Мишель.
— Ее температура повысилась бы до такой степени, что планета тотчас обратилась бы в пар.
— Вот это мило! — вскрикнул Мишель. — Это самое лучшее средство покончить с Землей.
— А если бы Земля упала на Солнце? — спросил Николь.
— Это несколько сложнее, — ответил председатель, — но и на этот случай производились вычисления; оказалось, что развилась бы теплота, которую могут породить при своем сгорании 1600 шаров из угля, по объему равных каждый земному шару. Теперь, друзья мои, вам понятно, — продолжал Барбикен, — что всякое прерванное движение порождает теплоту. На основании этой теории есть возможность допустить, что солнечная теплота поддерживается болидами, которые беспрестанно падают на поверхность Солнца, подобно граду.
— А какова теплота, доставляемая Солнцем? — спросил Мишель.
— Если бы Солнце окружить слоем угля толщиною в 27 километров и этот слой зажечь, то получилась бы теплота, какую мы теперь получаем от Солнца. Теплота эта так велика, что ею можно в один час вскипятить 2 миллиарда 900 миллионов кубических мириаметров[34] воды, — добавил Барбикен.
— Как же она нас не изжарит? — вскрикнул Мишель.
— Не может изжарить, во-первых, потому, что атмосфера, окружающая земной шар, поглощает четыре десятых солнечной энергии, а во-вторых, теплота, принимаемая Землею, составляет не более одной двухмиллиардной доли солнечного тепла.
— Да, — сказал Мишель, — мы не только дышим атмосферой, но она же и предохраняет нас: без нее мы сразу бы изжарились.
— На Луне-то, кажется, нас не то ожидает, — сказал Николь печальным тоном.
— Это почему? — вскрикнул отчаянный Мишель. — Уж если там живет кто-нибудь, то чем-нибудь он там дышит. Если, наконец, там и никого нет, все-таки, я думаю, на нас троих кислорода хватит. Его можно будет найти, например, где-нибудь в ущельях, куда он мог опуститься. Ну, мы не будем карабкаться на горы — экая важность!
Сказавши это, он встал и направился к окну рассматривать лунный диск, сиявший ослепительным блеском.
— Чорт возьми, — вскрикнул он, — а ведь там, кажется, не на шутку жарко теперь!
— Не говоря уже о том, — прибавил Николь, — что день там равняется 360 часам.
— Зато и ночи такие же длинные, — сказал Барбикен.
— Чудесная сторонка, что и говорить! — сказал Мишель. — Мне бы очень хотелось поскорее до нее добраться! Эх, любезные товарищи, а ведь и вправду это очень курьезно: Землю иметь луною, видеть, как она поднимается на горизонте, распознавать очертания ее материков и говорить друг другу: „Вот наша Америка, а вот Европа", потом проследить, как она стушевывается в солнечных лучах. Кстати, бывают лунным жителям видны затмения?
— Да, они могут наблюдать солнечные затмения, — ответил Барбикен, — именно в тот момент, когда центры Солнца, Луны и Земли придутся на одной прямой линии, и притом так, чтобы Земля была в середине.