Страница 29 из 75
— Но достоверен ли факт? — с живостью переспросил незнакомец.
— Абсолютно достоверен!
Новое движение в аудитории, но на этот раз уже в пользу Ардана, успевшего сделаться любимцем толпы.
Незнакомец молчал. Ардан продолжал свою речь и, не кичась победой над противником, произнес самым простодушным тоном:
— Вы видите, что нельзя так решительно отрицать существование лунной атмосферы. Вероятно, эта атмосфера очень редка, обладает чрезвычайно малой плотностью, но и с научной точки зрения приходится признать ее существование...
— Только не на лунных горах, с вашего позволения! — возразил незнакомец, который еще не думал сдаваться.
— Быть может, на лунных горах и нет, — отвечал Ардан, — но в долинах она есть. Пусть даже ее высота не превышает нескольких сот метров.
— Во всяком случае, советую вам принять некоторые меры предосторожности, а лучше всего захватить с собою немного земного воздуха, потому что ваш лунный воздух — „в несколько сот метров высотой" — окажется чрезвычайно редким!
— О, мой дорогой, на одного человека хватит! К тому же, если я туда доберусь, то буду заботиться о возможной экономии воздуха: придется дышать лишь изредка — при больших оказиях...
Громкий всеобщий взрыв хохота разразился в ушах незнакомца. Он гордо, с вызывающим видом оглянулся на собрание.
— Итак, — непринужденно продолжал Мишель Ардан, — вы со мною согласились, что на Луне есть некоторая атмосфера. А если есть атмосфера, воздух, то должна быть и вода — ну, хоть „некоторая" вода, то есть очень мало воды. Это — обстоятельство, которое меня лично радует. Кроме того, любезный мой оппонент, позвольте вам сообщить еще одно соображение. Мы ведь знаем одну только сторону лунного шара — ту, которая обращена к Земле, — и если на этой стороне очень мало воздуха, то на другой, не видимой нами стороне, быть может, воздуха много.
— Это почему?
— А потому, что Луна под влиянием земного притяжения приняла форму яйца, которое обращено к нам своим более острым концом. С этим предположением согласуются вычисления Ганзена, показывающие, что центр тяжести Луны лежит в ее заднем, не видном для нас полушарии. А отсюда, в свою очередь, следует, что главная масса лунного воздуха и водяных паров — или лунной воды — должна была устремиться на противоположную сторону земного спутника.
— Чистейшая фантазия! — воскликнул незнакомец.
— Нет! Чистейшая теория, милостивый государь, непосредственно опирающаяся на основные законы механики, и я не вижу возможности опровергнуть такую теорию. А потому обращаюсь ко всем слушателям, — еще громче воскликнул Ардан, — и прошу поставить на голосование вопрос: возможна ли на Луне жизнь, подобная той, которая на Земле?
Долго не смолкавшие рукоплескания 300 тысяч человек встретили это предложение. Незнакомец хотел еще говорить, но никто его не слушал. Градом сыпались на него крики и угрозы.
— Довольно, довольно! Гоните его! Долой! — кричала рассерженная толпа.
Но незнакомец стоял неподвижно — только схватился за перила эстрады — и с вызывающим видом смотрел на разразившуюся против него бурю. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вступился Мишель Ардан. У него был слишком великодушный характер, чтобы оставить своего соперника беззащитным перед толпой. Достаточно было Ардану поднять руку в знак того, что он намерен снова говорить, и огромная толпа быстро умолкла.
— Быть может, вы желаете еще сказать несколько слов? — обратился он к незнакомцу самым любезным голосом.
— Да! Сто, тысячу слов могу еще сказать! — ответил незнакомец с нескрываемым раздражением — Или, лучше, один еще довод! Рискнуть таким путешествием, упорствовать в своем намерении может только человек...
— Неосторожный? — быстро перебил Ардан, чтобы не допустить незнакомца до резкости, которая бы снова вызвала бурю. — Неужто вы будете считать меня неосмотрительным, меня, который первым делом потребовал от друга Барбикена замены круглой бомбы цилиндро-коническим ядром, чтобы в пути не вертеться, как белка в колесе!
— Но, несчастный, отдача ядра вас разнесет вдребезги!
— Дорогой мой оппонент, вот теперь вы попали в цель! Действительно, это самая настоящая и даже единственная опасность. Однако я слишком верю в изобретательный гений американцев и убежден, что они сумеют что-нибудь придумать. Время еще есть...
— Но вы забываете, что от сопротивления атмосферы, при страшной скорости снаряда, разовьется такое громадное количество тепла, что не только вы сами, но и снаряд ваш не выдержит...
— О, стенки снаряда достаточно толсты! К тому же я, можно сказать, мигом перелечу через атмосферу!
— Ну, а съестные припасы? Вода?
— Все рассчитал, дорогой! Припасов могу захватить хоть на целый год, а в пути я буду только четверо суток...
— А чем дышать в пути?
— Разве трудно химически очищать воздух?
— А удар при падении на Луну, если только ядро до нее долетит?
— О, этот удар будет в шесть раз менее силен, чем при падении на Землю, потому что лунное притяжение в шесть раз слабее земного.
— Но и этого удара хватит, чтобы разбить вас вдребезги, как стекло!
— Вообразите, я и это предусмотрел! Силу удара можно чрезвычайно ослабить при помощи ракет, которые я буду пускать в нужное время.
— Но, наконец, допуская даже, что вы преодолеете все затруднения, устраните все опасности и все сложится так невероятно удачно, что вы долетите благополучно до Луны здоровым и невредимым, — каким способом вы оттуда вернетесь на Землю?
— Я — не вернусь!
При этом ответе, простота которого еще резче подчеркивала героизм Мишеля Ардана, все собрание точно онемело. Это молчание было красноречивее всяких криков восторга...
Незнакомец воспользовался всеобщим молчанием, чтобы высказать последний протест.
— Но вы неизбежно убьете себя, — выкрикнул он во весь голос, — и ваша смерть будет смертью безумца! Она даже ничего не даст науке!
— Продолжайте, великодушный незнакомец! — отвечал Мишель Ардан своим ясным и беззаботным тоном. — Признаться, у вас довольно приятная манера предсказывать.
— О, это уже слишком! — воскликнул противник Ардана. — Не знаю, зачем я продолжаю такой несерьезный спор. Летите себе, куда хотите! Вы в данном случае невменяемы...
— Пожалуйста, продолжайте. Не стесняйтесь.
— Но не на вас падет ответственность за это безумное дело! На другого!
— На кого же? Говорите!
Голос Ардана стал сразу резким, повелительным.
— На того невежду, который выдумал всю эту затею, который подбил доверчивую публику на предприятие нелепое, безумное!
Всем было понятно, в кого метил незнакомец. Барбикен уже давно делал страшные усилия — „пережигая свой дым", как говорят машинисты, — чтобы сдержать себя. Теперь, при прямом нападении, он быстро поднялся и бросился было на незнакомца, который не переставал сверлить его своим упорным взглядом. Но в эту минуту Барбикен вдруг почувствовал себя отделенным от незнакомца.
Толпа еще раньше ринулась к эстраде. Сотни дюжих рук сразу подняли ее на воздух. Барбикен должен был разделить с Мишелем Арданом почести триумфального шествия. Подмостки были очень тяжелы, но носильщики непрерывно сменялись. Каждый спорил, толкался, боролся за честь подставить свои плечи и руки под эту новую триумфальную колесницу.
Незнакомец не захотел воспользоваться происшедшим в первые минуты беспорядком, чтобы покинуть свое прежнее, далеко для него не безопасное место. Да и удалось ли бы ему пробиться через такую густую, напирающую со всех сторон толпу? Как бы то ни было, но он по-прежнему держался около перил, не переставая пожирать глазами Барбикена.
Барбикен также не терял его из виду. Взгляды этих двух людей, полные ненависти, скрещивались, как сверкающие шпаги противников на смертном поединке.
Восторженные, бурные крики толпы не ослабевали во все время этого триумфального шествия. Мишель Ардан предоставил себя толпе с очевидным удовольствием. Его широкое лицо так и сияло от радости. Временами эстрада подвергалась качке, — то сверху вниз, то с одного бока на другой, — словно корабль под действием сильных волн. Но оба героя митинга не боялись морской качки: подобно опытным морякам, они переступали с ноги на ногу и твердо держались на колеблющемся судне, которое в конце концов добралось без аварий до гавани Тампа. Тут Мишель Ардан сумел ловко отделаться от могучих объятий своих страстных поклонников. Он счастливо добрался до гостиницы „Франклин", укрылся в своем номере и тотчас же лег в постель, между тем как толпа, в добрую сотню тысяч людей, окружила гостиницу, заняла ближайшие части улиц и переулков и долго еще гудела под окнами Ардана.