Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 46

Охвен не испугался, он удивился, даже не предпринимая попыток обнажить свой клинок. Он смотрел в глаза вождя, не пытаясь хоть как-то защищаться. Но тот тоже не двигался, лишь лицо временами искажалось, словно по нему пробегали судороги.

Мгновения таяли, как воск на свечке, и вот уже дальнейшее бездействие стало казаться странным и неестественным. Охвен отвернулся и подошел к несчастной девушке, всунул ей в руки шкатулку и собирался уже выходить вон отсюда. Торн тем временем двинулся с мечом, который так и не убрал в ножны, к двери, словно всегда собирался проверить, что же за ней. И вождь, и воин не смотрели друг на друга, будто стыдясь чего-то.

Прекрасная незнакомка, получив свою драгоценную шкатулку, пробормотала что-то, но никто не понял ни слова. Торн отворил дверь, которая, несмотря на древность и массивность, легко повернулась на петлях.

Из мрака вышел большой черный человек в доспехах и ударил норманна по голове то ли палицей, то ли жезлом. Конечно, если бы это произошло в другое время, то вождь успел бы как-то среагировать. Но в этот миг все мысли Торна никак не касались злополучной двери, поэтому он принял удар, даже не дрогнув. Глаза у него закатились под брови, ноги начали подгибаться в коленах.

— Вождь! — закричал Охвен, вытаскивая свой меч из горла чернокожего гиганта. Как он подскочил к теряющему сознание Торну, да при этом еще и воспользовался своим клинком, доселе покоившимся в ножнах — вспомнить было невозможно.

Карел за шиворот дернул викинга к стене, и тот упал на пыльный пол в самый угол, оставшись лежать неподвижно, как полено. Однако, своего меча он не выронил, продолжая удерживать рукоять в кулаке.

Девушка вскрикнула и, присев на корточки, постаралась вжаться в стену рядом с норманном.

Из дверного проема вышел еще один черный воин, другой, вполне светловолосый, выглядывал следом. Черный, уцепившись рукой за косяк, вознамерился перешагнуть через павшего коллегу, не полностью отдавая себе отчет, что здесь происходит. Через тело он, конечно, переступил, но дальше совсем потерял чувство ориентации, побежал к единственному факелу, но умер, наверно, уже на ходу. Ударился лбом об стену и упал, распростерев руку в сторону. Вторая рука так и осталась висеть на косяке, срубленная стремительным замахом карела.

Светловолосый догадался обо всем верно, он свирепо оскалился и просто так умирать не собирался. За ним показалось еще два человека. Тело, мешающее свободному выходу пришельцев из дверного проема, мощным пинком отшвырнули в зал. Охвену пришлось даже увернуться от него. Теперь он стоял, ощущая за лопатками стену, под ним лежал бессознательный, как надеялся молодой воин, Веселый Торн. Где-то сбоку в ужасе затаилась девушка.

Охвен понимал, что за дверью чужих воинов очень много, и одолеть их ему невмоготу. Тогда он, пользуясь некоторой заминкой, достал с пояса свою волшебную дудочку, с которой теперь не расставался, но не имел возможности практиковаться и вложил ее в рот. Заодно выхватил и дагу, чтобы защищаться с двух рук. То, что он будет нападать, даже не рассматривалось.

Когда враги стали приближаться, он дунул, что было мочи. Безумный рев боевого ишака наполнил собой весь зал и, не торопясь, утек в оба выхода. Неприятель, видать, не был на недавнем пиру, поэтому в его рядах наступило смущение. Охвен этим непременно воспользовался и полоснул светловолосого под живот. Тот сразу же побросал свое оружие и двумя руками попытался задержать вываливающиеся из утробы внутренности. Остальные замахали мечами, только успевай уворачиваться и отбиваться.

Охвен дунул еще раз и начал отступать к стене. Дальше двигаться было некуда: под ногами Торн, сзади стена. Внезапно резкая боль пронзила ногу, заставив его упасть на колено. Отбив вражеские клинки сверху, он резким движением головы посмотрел, что же происходит? Милая незнакомка вырвала меч из рук Торна и нанесла удар Охвену сзади, теперь бросила оружие и закрыла лицо руками. Вот ведь как, предупреждал мудрый кузнец!

Пораженный мечом вождя, который всегда был исправно остер, под колено, Охвен, как ни странно, не поддался ни панике, ни страху. Нога быстро немела, но сознание как бы раздвоилось и замедлилось. Карел прыгнул в ноги наседающим врагам, поймал на острие потерявшего равновесие воина, полоснул дагой по ноге другого. Перекувырнулся и прыгнул обратно, отталкиваясь одной ногой. Другая как бы отсутствовала и даже мешала. Прыжок был защищен с боков медленно оседающим умирающим неприятелем и другим, который непроизвольно задрал увеченную ногу. Едва упершись в стену, Охвен укоротил на голову и его. Согнув свою раненную конечность, он установил ее на тело вождя. Пусть не обижается потом, что у него в ногах валялся, Охвен скажет даже, что вытирал об него свои ноги.

Только вот доведется ли сказать? Голова кружилась, мелькающие мечи норовили ужалить, но Охвен отбивался и сам наносил выпады, не слыша вокруг ничего. Он дунул в дудку еще раз, но не услышал ни звука. Факел стал гаснуть, или на него налили крови, потому что свет вокруг стал красным. Начала дрожать и другая нога, Охвен оперся на спину, отвлеченно обратил внимание, что чей-то меч ударил его прямо по голове, но одновременно попал и по скале, поэтому не смог довершить задуманное. Зато Охвен бросил свою дагу и отметил, что она вонзилась прямо в открытый рот обидчику. Еще один раз он отбил удар, более не в состоянии поднять свой меч, вздохнул и обессилено уронил руки. Никто не воспользовался этим. Благородные! Появилось лицо Ивальда с перекошенным в крике ртом. Потом возник Рогатый, тоже непривычно взволнованный. Потом пришла темнота.

9

Эти вирши были всем для Охвена. Может быть, они беспрестанно звучали в голове, а, может, звучала лишь одна фраза, притягивающая все остальные слова. И было непонятно, воспринимал он каждую строку отдельно, либо весь стих сразу отпечатывался в мозгу, как клеймо, налагаемое на кожу. Охвен жил только этими виршами, старясь уловить нечто ускользающее то ли в явь, то ли в смерть. Иногда откуда-то издалека доносились голоса, сливающиеся с шумом, произносившие непонятные слова: «ложи, ложи», «брызги», «привязать». И еще был слышан смех. Но Охвен не мог понять никакого смысла в этом, потому что главное было совсем в другом: «Нам бы жить…» Но и эту важную вещь постичь он был не в состоянии. От своего полного бессилия ему хотелось заметаться и закричать, но строки снова и снова всплывали в сознании, тщетно заставляя искать объяснение. Только одинокая и никем не замеченная слеза вытекала у него из-под ресниц.

Охвен открыл глаза и увидел яркие, как звезды точечки огоньков. Впрочем, это и были звезды. Он нашел глазами Кол, находившийся на своем привычном месте и указывающий на север. Вокруг стоял равномерный шелест. Так слабо шипеть могут только волны, разрезаемые килем, когда дракар идет под парусом. Охвен попробовал поднять голову, чтобы оглядеться, но не смог — сразу же звезды закрутились, как в хороводе. Он закрыл глаза, чтобы опять не провалиться в беспамятство, и попробовал что-нибудь сказать. «Жить», — складывал язык звуки, но раздался лишь слабое шипенье, словно карел стал змеей.

— Ого, кто к нам вернулся! — раздался негромкий голос, который был явно знаком. Густав! Только он ночью бодрствует на дракаре, когда тот идет под парусом.

— Эй, пить! — снова тихо, но требовательно произнес кормщик.

Где-то рядом раздался шорох шевеления, и чьи-то нежные руки приставили к потрескавшимся губам Охвена смоченную в воде материю. Интересно, подумал молодой воин, кто же себе такие руки отрастил? Ивальд? Петья? Рог? Торн? Но додумать не смог, потому что провалился в крепкий сон, где совсем не надо было искать тайные смыслы, только спать.