Страница 32 из 46
Охвен вздохнул и кивнул головой.
— Даже горячего настойчика не попьешь? — шепнул он вслед.
Часть 3
1
Холодные брызги перелетали через борт и незаметно высыхали на ветру, оставляя после себя только след от соли. В море было холодно. Говорят, в этих водах никогда не бывает льда. Может быть, конечно, это и так, но если бы команда не работала время от времени веслами, то они бы превратились в ледяных истуканов уже на второй день их пути. Где-то далеко слева виднелась полоска коричневой земли. Может, там не бывает настоящей зимы, но теплее от этого не становится.
Когда они уходили в поход, снег валил такими густыми хлопьями, что приходилось его выбрасывать из дракара. Викинги тогда играли в снежки, бросаясь друг в друга наспех слепленными комками. Ладью пришлось волочить до самого устья Гломмы, потому что морозы в этом году успешно укрыли реку под ледяным панцирем. И только в низовьях, где уже чувствовалось влажное дыхание моря, лед был хрупок и слаб.
Норманнов, живших поблизости, провожали жены и дети. Другим, пришедшим на слух о предстоящем скором походе, никто не махал на прощанье рукой. Охвен, для которого начало их движения не привнесло никакой тоски от предстоящей разлуки, не смотрел на провожавших людей. Он занимался своими делами, как вдруг, его кто-то окликнул.
Он не смог скрыть удивления, когда увидел, что к нему подходит Бьорн, ведя рядом молодого парнишку.
— Сын, — указал он на него.
— Молодец! — не придумал ничего другого Охвен.
— Обратно-то вернешься? — спросил кузнец.
— Уж как бог даст, — улыбнулся карел.
Перед самим отходом, когда было решено, что Охвену придется ночевать вместе со всеми викингами, он ходил в кузницу. Решил просто попрощаться. Но там, попив горячего малинового настоя, неожиданно для себя протянул кузнецу маленький кусочек янтаря.
— Возьми, Бьорн, на память.
Тот не стал отказываться, посмотрел сквозь прозрачную желтизну на свет и одобрительно кивнул головой.
— Ну, спасибо тебе, Охвен, за дорогой подарок.
— У меня к тебе есть просьба, — сказал Охвен, хотя до этого момента ни о каких просьбах не думал. — Присмотри за моим домом, если будет не трудно. Кто знает, как судьба сложится?
— Ладно, — легко согласился кузнец. — Хочу сказать тебе одну вещь. Как распорядишься ей — уже твое дело.
— Говори, — удивился карел. Ему на ум сразу пришло то, что и до этих мест дошел слух, как в свое время они с Торном нарушали в далекой Дании закон. А ведь, прознай кто — и повезли бы их через Северное море на далекий остров с плоскими горами.
— Ты, смотрю, совсем простой человек. Нет в тебе злобы. Это хорошо, — начал Бьорн. — Только вот остерегайся людей. Не тех, что против тебя. А тех, кто рядом.
Охвен внимательно слушал, не решаясь сказать слово.
— Счастливцев, что гибнут с мечом в руках на самом деле не так уж и много. Гораздо больше, погибая, спрашивают: «За что?» Я вообще не желаю тебе смерти, просто пойми, что вокруг тебя в дальних странах не будет друзей. Я имею ввиду настоящих друзей. Раненных на поле боя, конечно, не оставляют. Это закон: если в привычке будет своих бросать, то кто ж тогда, зная это, пойдет сражаться? Спасая друг друга, каждый спасает себя, в трудную минуту надеясь, что и его выручат. Не доверяй никому, тогда у тебя будет шанс выжить.
— Зачем ты мне все это говоришь?
— В общем-то ни за чем. Скорее, это я говорю себе.
Кузнец поднялся и протянул широкую, как лопата ладонь. Охвен с чувством ее пожал. У него даже чуть защипали глаза.
— Прощай, Бьорн.
— Прощай, Охвен.
Но прощание это оказалось не совсем прощальным. Перед дракаром, готовым трогаться в свой путь, кузнец еще раз пожал руку карелу.
— Не закрывай глаз на затылке, — сказал он.
— Не закрою, — серьезно ответил Охвен.
— Кстати, тот парень, что попался к тебе в мои сети, был моим родным племянником. Ну и испугал ты их, — со смехом проговорил норманн и ушел. Сын его еще раз обернулся и помахал рукой: то ли Охвену, то ли какому-нибудь знакомому викингу.
Погода стояла ветреная, но большой волны не было. «Негде ей здесь разогнаться», — говорили викинги. Впереди был целый месяц опасного путешествия. То, что он будет спокойным, не думали даже самые отъявленные весельчаки. Воины знали, какие сюрпризы преподносит порой стихия. Охвен же не знал почти ничего. Он был самым молодым в лодке, поэтому многое, если не все, для него было внове. Поход к Исландии почему-то почти забылся. Как ни напрягал молодой карел память, но не мог вспомнить ничего дельного. Поэтому он сейчас старательно запоминал все хитрости плавания под парусом и на веслах. Поначалу на него косились пришлые викинги, видно не доверяя слухам о победе над легендарным Хлодвиком. Но потом каждый занялся своим делом, стало не до него.
Было решено каждые двое суток останавливаться для ночевок на берегу. Все-таки спать, прислушиваясь к шороху волн под килем, равномерно покачиваясь из стороны в сторону, было неприятно. В основном из-за холода и полнейшего отсутствия возможности лечь, растянувшись во весь рост. Охвен первую ночь просидел вообще, как петух, постоянно открывая глаза, словно боясь, что пропустит самое интересное. Зато на стоянке, а это произошло на датской земле, он просто лишался чувств от усталости, а ему пришлось еще стоять до полуночи в карауле. Спать хотелось так, что если бы набежал враг, то он, караульный, крикнув: «Ура!», сразу же свалился бы в приступе мертвого сна.
Он пытался ходить поблизости от костра взад — вперед, но постоянно забывался и приходил в себя лишь, когда с треском падал сквозь голые кусты. Потом в него кто-то бросил заготовленным для огня суком, и он ушел в темноту, принимаясь там то скакать на одной ноге, то крутить поочередно обеими руками, то растирать ладонями щеки. Едва эта пытка закончилась, он бесчувственным чурбаном свалился на заготовленный лапник возле костра и проснулся только когда все, позавтракав, забирались в дракар.
— Эй, Охвен, а ты что решил остаться?
Он, спохватившись, дернулся было к лодке, но потом, махнув руками в непонятном жесте, побежал за кусты. Викинги расхохотались.
Между тем, двигаясь все дальше на запад, теплело. Очередной ночью в море Охвену удалось даже смежить веки. Было, конечно, неудобно устраиваться на жестких неровностях досок, но, во всяком случае, это было лучше, чем засыпать, повиснув, как выброшенная одежда, на ветках кустов.
Ветер дул крепкий, волны вздымались над бортами, подобно горам, но никто не беспокоился. Шли под парусом, кормчий держал руль, направляя дракар в ему известном направлении. Временами земли было не видно совсем, и тогда Охвен удивлялся, по каким же приметам ориентируется широкоплечий кряжистый викинг. Особенно ночью, когда на небе ни звезд, ни луны не видно, берег и подавно укрыт темнотой. Задавать вопросы было не принято, поэтому, отчаявшись догадаться, Охвен принял как должное, что их кормчий, словно собака нюхом чувствует направление на запад. На самом деле, чтобы выдерживать курс, опытный рулевой держал во внимании и направление ветра, и бег волны, и мелькнувшее сквозь облако ночное светило, и положение незыблемой Полярной звезды.
Однажды, море издало отчетливый звук, похожий на чих. Потом еще и еще.
— Что это такое? — обеспокоенно спросил Охвен у кормщика.
— А ты вон туда погляди, — ответил тот, показывая пальцем в сторону.
Между горбами волн взметнулся вверх целый поток то ли мелких брызг, то ли слабого дыма. Вообще-то, если бы стоял мороз, то можно было бы предположить, что это облако пара от дыхания через камышинку.
— Вижу, но не понимаю.
— Нет, ты не видишь, да с ладьи и не увидеть. Это рыба-кит, громадная, как наш дракар, всплыла подышать. И, причем, не одна. Целый косяк, — сказал кормщик. Остальные викинги пытались, поднявшись на ноги, тоже увидеть чудо-рыбу. Но, кроме вырывающегося пара, среди морской зыби различить гигантское туловище было невозможно.