Страница 33 из 46
— А если это стадо нападет? — поинтересовался Рогатый.
— Как пить дать — нападет. Поэтому: спускать парус, ставить весла! — прокричал Торн, впрочем, совсем не обеспокоенный.
Викинги резво выполнили команду и стали грести. Дракар полетел вперед, чуть ли не выскакивая из воды. Опытные мореплаватели налегали на весла как обычно, очень расчетливо и экономно тратя силы. Те, что помоложе, выкладывались полностью.
— Все, оторвались! — махнул рукой Торн.
Снова подняли парус, а кормщик сказал:
— Вообще-то киты не нападают на лодки.
— Бывают исключения, — ответил вождь и рассказал страшную историю, как одного моряка проглотил кит, по ошибке, или намеренно. И тот, проплавав в желудке рыбы сколько-то времени, все-таки выбрался на свободу.
— Через что он выбрался? — спросил Рогатый.
— А ты догадайся! — вставил кто-то, и все дружно засмеялись.
— Интересно, — осторожно осведомился Охвен у рулевого. — А далеко здесь до земли?
— Два полета стрелы, — быстро сказал тот.
Охвен поднялся со своей скамьи и повертел головой по сторонам.
— Это как натягивать: до глаз, или до уха? — попытался уточнить карел.
— До жопы, — ответил кормщик, и все викинги снова грохнули хохотом. Когда они отсмеялись, то Веселый Торн сказал:
— Ты не по сторонам смотри, а вниз, сквозь днище и воду, если можешь.
Под вечер снова раздался подозрительный шум, словно кто-то хлопает веслом по воде. Рогатый, Охвен и еще несколько человек повернули головы к старому рулевому.
— Дельфины резвятся. Сами смотрите, — он кивнул головой по направлению хлопков.
Огромные рыбины выпрыгивали из воды полностью и, падая, подымали тучи брызг. Охвен не удивлялся: всякое бывает. Впереди предстоял еще не один день пути, кто знает, что еще предъявит на обозрение морская пучина. Каждый день все викинги приносили жертву морским богам, отламывая и бросая в воду куски пищи, каждый глоток браги или даже воды предварялся выплескиванием за борт какого-то количества. А уж какую жертву они приносили, по очередности свешивая с борта при помощи двух специально установленных досок свои оголенные зады!
— Что еще в этом море водится? — спросил Охвен у кормщика.
— Да пес его знает! Чего только не водится! — хмыкнул рулевой. — Тюленей недавно вот видел.
— У нас на Ладоге тоже тюлени есть, — проговорил в задумчивости карел.
— Девочки! У нас на борту ливвик! — радостно заорал кормщик и чуть не выпустил румпель.
Охвен смутился. Подумаешь, эка невидаль.
— Так выбросить его за борт! — сразу же проорал кто-то в ответ. Ему вторили несколько восторженных голосов:
— Вот так, Торн! Ну и ушлый вождь!
Охвен дернулся, было к корме, решив, что просто так не дастся, но к нему никто не рвался, чтобы выбросить с дракара.
— А в чем, собственно говоря, дело? — подал голос Рогатый. Он, не считая Охвена, был самым молодым.
— Потомки древнего народа приносят удачу, потому что им покровительствуют боги, — ответил ему ближайший викинг и отвесил щелбан. — Понял, шченок?
— Давным-давно их еще называли «борусами», — добавил Торн.
— Когда это давно? — не унимался Рогатый.
— Когда они считались потомками Борея, северного ветра, и жили в Гиперборее.
— И что?
— И ничего! Убрать паруса! Весла на воду!
2
Когда снова показалась земля, ветер усилился, но волна, как ни странно, измельчала. Море покрылось рябью, отчего плавное покачивание сменилось хаотичной тряской. Дракар скрипел больше обычного, словно жалуясь на доставшееся на его долю испытание.
— Здесь всегда ветер, как в трубе, — щуря глаза, сказал кормщик. — Когда с обеих сторон земля, то ветродуи усиливаются перед выходом на свободу. Дальше будет, если мне не изменяет память, океан без конца и без края.
Охвен старался быть поближе к опытному мореплавателю, чтобы не пропустить интересные вещи, которые тот изредка выдавал. Этот викинг, казалось, был самым неутомимым среди всей команды. Он постоянно держался за румпель, словно боясь, что его отберут. Лишь изредка, да и то ненадолго, Торн его подменял. Больше никто не имел права браться за управление дракара. Все ночевки на берегу устраивались, чтобы старый Густав смог отоспаться и прийти в себя. На его долю выпадала самая напряженная работа. По крайней мере — пока. На берегу в дело вступали другие. Среди них были и неприметные разведчики, и крушащие стены богатыри с громадными молотами, и даже мастера плотницкого дела. Конечно, каждый из команды отменно владел мечом, но у всех была своя излюбленная работа, отличающая его от других воинов. Лишь берсерков не было. Даже хитрому и ушлому Веселому Торну не удалось найти в команду хоть одного, стоящего десятков обычных мечников, идеального для сражений человека. А, может быть, просто денег не хватило.
— Девочки! Проверьте щиты! — раздался приказ вождя.
— Правый борт — щиты повернуты верно!
— Левый борт — тоже верно!
Охвен понимал, для чего они это делают: любое встречное судно, завидев щиты на бортах дракаров викингов, понимало, что ему грозит. Пока Торн не грозил никому. Пусть себе спокойно плавают.
Впереди показался парус, который по приближению вырос и превратился в торговый корабль. Даже с такого расстояния было видно, что незнакомцы пытаются отвернуть, чтобы быть по максимуму вдалеке от опасного встречного судна. Как ни смешно это казалось, но Охвен преисполнился гордости за себя, за то, что его, ну и всех прочих членов команды, боятся другие мореплаватели.
— Эх, какая добыча уходит, — сказал один из молотобойцев.
Когда земля стала видна и с правого, и с левого бортов, Охвен уже знал, что это канал разделяет материк и остров. Они должны пройти мимо богатого римского порта Гесориацум, основанного на древней земле галлов. С другой стороны простирались владения бриттов. Густав рассказывал, что ему доводилось не один раз участвовать в набегах на северную часть этого острова, где жили гордые и независимые пикты и скотты. Рубились они с викингами так жестоко, что победителей зачастую не бывало. А еще и на материке, и на острове обитали подлые кельты, предпочитающие действовать из засад. Кельтов гоняли все, даже свирепые саксы и безумные бургуны, но истребить их оказалось невозможно.
Охвен, для которого поход на ярмарку в Ладогу должен был быть одним из самых значимых событий в жизни, уже не удивлялся разнообразию мира. Тоска по Родине, постоянно грызшая его душу, каким-то образом временами, словно поблекнув, заслонялась другими впечатлениями. Люди, окружающие его тоже обретались своими характерами, подлыми и не очень. Раньше все они казались какими-то неодушевленными и непонятными. Теперь же он начинал невольно контактировать, спрашивать, начинать, порой, разговор сам. И, самое главное, к нему никто не относился, как к рабу, даже несмотря на то, что следы от кандалов все еще были очень хорошо видны. Как к чужаку — да. Но к свободному человеку.
Пролив миновали под полным парусом, без задержек и неожиданностей. Остановиться на отдых решили на небольшом острове, который Торн назвал Гуирнси. Все согласились, хотя, как не преминул вставить слово Густав, дальше, перед самым выходом в океан, на берегу была очень удобная гавань. Там было устье широкой реки, по обоим берегам которой располагалось много самых разномастных домов: жилища рыбаков, богатые хоромы важных людей, постоялые дворы. Однако, не все суда, идущие в том же направлении, что и их дракар, задерживались для отдыха: нельзя расслабляться, когда впереди простиралась безбрежная стихия.
Остров Гуирнси с северного побережья был открыт для того, чтобы подойти к нему: удобные бухточки, песчаный берег. Зато с юга он обрывался чуть ли не отвесными скалами прямо в море. Они подошли к самой западной оконечности, когда день едва перевалил за середину. Густав, едва обозначили место для лагеря, свалился в бессознательность: его сон был такой крепкий, что только ведро воды на голову помогало вернуть кормщика в реальность в случае опасности.