Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 84

В холле каюты было неуютно: казалось бы — ничего особо дизайнерского в холодильнике, телевизоре, аудиосистеме, ДВД-плеере не было. Но вот отсутствие их на своих местах придавало некогда жилому помещению вид предбанника вокзального туалета. Картину мерзости запустения дополнял какой-то оскалившийся в тревожной дреме маленький негр, распростершийся на большой стармеховской кровати в спальне. И все бы ничего, да одна рука у него была отвратительно высохшей, а на трусах и простынях приветственно темнело насыщенное влагой пятно. Да и это бы можно было пережить, только вокруг, о, ужас, валялись раздавленные и безнадежно пустые пивные банки.

Баас растерялся: все его надежды разрушились в один миг. Он беспомощно взглянул в настенное зеркало и вздрогнул от неожиданности. Оттуда на него глядел печальным взглядом незнакомый старик.

«Да это же мой покойный дед!» — подумалось ему, но тут капитан просунул голову в дверь и сказал:

— Давай выходи быстро! Эти господа уже начинают нервничать!

Питер, совершенно подавленный, вышел из некогда своей каюты, посмотрел на направленные на него автоматы, поднял руки кверху и обреченно, как на расстрел, начал подниматься в рубку.

— Руки! — прошипел ему вслед Нема.

— А? Что? — спросил, не оборачиваясь Баас.

— Руки опусти, болван!

Стармех опустил руки, но разместил их теперь, как заключенный — сцепив кисти в замок за спиной. Капитан только досадливо прошипел что-то неразборчивое.

Пока вальяжный и уверенный в себе главарь что-то объяснял подобострастно кивающему ему в ответ капитану, Питер, присев на диван у штурманского стола, весь погрузился в неприятные думы.

«Как же так? — размышлял он. — Пиво мое они все выжрали, хотя для них это было вовсе уж и необязательным. Чем они там надираются? Пожуют, пожуют каких-то стручков, потом плюнут все разом, всей деревней в один чан и дают забродить. А дальше уж надираются, как сволочи. Им-то какая разница: чужие слюни глотать, или „Варштайнер“? Наверно, пили и морщились, гады. Попросили бы нас, мы бы за четыре дня не один бак от нечего делать наплевали бы! А ведь действительно — четверо суток мы в румпельном уже просидели! Без душа и без бритвы уже превратились, вероятно, в дикарей. А себя вот я, оказывается, и не узнал. Никогда не думал, что у меня растет совершенно седая борода. А усы еще черные. Действительно, на деда своего стал похож, царствие ему небесное. Почему они заставляют нас жрать эту верблюжатину? Сдается мне, они тоже какие-нибудь верующие. Судя по достатку — мусульмане. Все же мы, хоть христиане, хоть, извините, муслимы, живем по Господним заповедям, которые сказал Моисею Бог. Дай бог памяти, есть нельзя верблюдов, тушканчиков, зайцев и свиней. Из-за того, что копыта у них раздвоенные, и они жуют жвачку — они нечистые. Их и трогать нельзя. Свинья не жует жвачку, но копыта у нее действительно — того! Верблюд — понятно — жует себе и в ус не дует. Что он предпочитает: Стирол, или Ригли? А зайцы и эти, как их там, тушканчики — у них что не в порядке? Да, надо Библию почитать, когда вернусь домой».

И тут Баас даже мысленно не сумел задать себе вопрос, само существование которого заставило его моментально вспотеть: «А вернусь ли я домой?»

Он сжал виски ладонями и постарался отвлечься.

— Да, судно в полном порядке. Никаких повреждений нет, — вещал в это время в телефонную трубку подобострастно изогнувшийся капитан.

Негры-автоматчики изображали решительность, наставив на него дула своих «калашниковых». Главарь, скрестив руки на груди, мрачно вслушивался в каждое слово.

— Нет, груз не поврежден, — убеждал неведомого собеседника Нема.

Баас посмотрел в окно и увидел, как негры потрошат контейнера, выискивая в них нечто им необходимое. Под бортом копошились, похожие на пироги маленькие лодчонки, на которые и сгружалось все добро. Несколько человек дралось на крыше верхних контейнеров. Вооруженные огнестрельным оружием люди стояли по бортам, те же, что выясняли между собой отношения, были, если так можно сказать, безоружными: они тыкали друг в друга ржавыми ножами угрожающих размеров.

— Да-да, — ласково стелился капитан. — Весь экипаж жив и здоров. Раненных и больных нет. Питание вполне приемлемое.

Питер подумал о раненном в ягодицу кадете, о желто-черном от синяков втором механике и вздохнул. Может быть, так говорить требовал главарь этих бандитов, а может быть это была уже инициатива самого Немы. Этот сволочной свод правил и наставлений АйЭсПиЭс расписывал поведение в подобных ситуациях. Получение повреждений и травм — это следствие невыполнения каких-нибудь норм. Стало быть, нарушение закона. Значит, сам виноват. Кукиш тебе, а не страховка.

Один черный ловкач на контейнере виртуозно ткнул своего оппонента ножом куда-то в область кадыка. Острие клинка вышло у менее удачливого бойца со стороны спины. Но победитель несколько замешкался, пытаясь вытащить увязшее в теле оружие, одновременно уворачиваясь от фонтана крови, брызнувшего из перебитой артерии. Тут уж и ему дал по шее подобием мачете случившийся рядом оборванец, вроде бы и не принимавший участие в драке. Оказалось, очень профессионально полоснул: голова у несчастного охотно отвалилась и укатилась с контейнеров вниз, на палубу и там заткнула собой, как пробка, один из шпигатов. Кто-то из охранников в возбуждении пальнул из своего карамультука в воздух. Звук выстрела был такой, как будто стрельнули из пушки. Да что там пушки — гаубицы.

Нема, уронив телефон на палубу, присел на полусогнутых ногах и вцепился в свои штаны. Главарь указал своему подручному на дверь наружу и поднял трубку. Пока его помощник визгливо каркал что-то вниз, потрясая для убедительности автоматом, он объяснил в телефон, что поблизости просто сильно хлопнули дверью, так что все в порядке. Потом передал трубку обратно капитану.

Баас нисколько не удивился увиденному: лежат себе спокойно два мертвеца, один, к тому же, без головы. Ему было просто трудно осознать, что это все происходит на самом деле. Были люди несколько минут назад полны жизненных сил, а теперь уже лежат мертвее некуда. Да, такое порой случается. Но, чтобы на твоих глазах! Нет, это все неправда. Это всего лишь болезнь, о которой предупреждали еще на курсах начинающих алкоголиков. Энурез, педикулез и белая горячка.

Капитан в это время прикрыл микрофон телефона ладошкой и вопросительно уставился на главаря.

— Они просят, чтобы еще кто-нибудь из членов экипажа поговорил с ними.

— Ну так пусть старший механик разговаривает, — кивнул вожак, и Нема на полусогнутых подошел к Баасу.

— Пожалуйста, не говори лишнего, — прошептал он и отдал трубку.

Питер старательно прокашлялся и только потом прижал телефон к уху.

— Але! — сказал он по-голландски.

Голос, в котором он предположительно узнал главу по всяким чрезвычайным ситуациям компании, невозмутимо спросил на английском:

— Позвольте узнать, с кем я говорю?

Во дает, старина Хартвельд, будто в экипаже еще кто-нибудь может говорить по-голландски? Недостаточно ему слова на родном языке.

— Але, — снова повторил дед, уже по-английски.

— Кто это?

— Это я, старший механик Питер Баас, — начал, было, он на родном наречии, но капитан при этом страдальчески закатил глаза, а главарь бандитов одними губами произнес: «На английском!»

— Привет, Питер! — ответил Хартвельд. — Мне представляться, надеюсь, не требуется.

— Нет.

— Отлично! Как твои дела?

Баас скривился, как от зубной боли, но проговорил:

— Хорошо! А как ты?

Но тот проигнорировал вопрос, поинтересовавшись:

— Ты подтверждаешь все то, что говорил только что мастер Номенсен?

Дед хотел, было, поинтересоваться, о чем же таком наплел капитан, но передумал. Посмотрел в окно, проводив взглядом перегружаемые на пироги тела, и ответил:

— Я не хочу ни о чем таком говорить. Просто вытащите нас отсюда поскорее. Пожалуйста.

Затем протянул трубку обратно капитану и уставился себе под ноги.