Страница 1 из 84
Александр Михайлович Бруссуев
Кайкки лоппи
Слезы льет лёд.
Думы мои — достояние сердца.
Вступление
Когда-то мне на глаза попался журнал, вестник Ай Ти Эф (международного профсоюза моряков). Наряду с обычной буржуазной лабудой про солидарность, борьбу и тому подобному, была заметка, в которой делился впечатлениями от сомалийского плена герой, престарелый английский, или голландский, или немецкий капитан. Его судно попало к, так называемым, пиратам, и, спустя всего три недели, им удалось освободиться. Лысый, ветхий и рябой капитан гордо рассуждал, как они, совместно со старшим механиком, отчаянно несли демократию в темные чернокожие массы. Дед, кстати, тоже был из тех: то ли англичанин, то ли голландец, то ли немец. По фотографии — заплывший лишними калориями старик с пустым взглядом и непременным оскалом в форме улыбки. Все бы ничего, несчастье случилось — всякое бывает. Выжили — и слава богу. Но! Некоторые ответы на вопросы непутевого журналиста имели странную двусмысленность.
Прочитав интервью до конца, я немного закипел. Как известно со времен далеких пятидесятых годов, когда начал творить на море непревзойденный писатель В. В. Конецкий, капитан — средоточие зла на судне. Нельзя капитана осуждать, что он толкает слабых людей в петлю (в буквальном смысле), бросает членов своего экипажа в чужеземных застенках (по странным и недоказуемым обвинениям), топит свои суда (играя, положим, в Синдбада — Морехода), пьет беспробудно, устраивает голодный паек остальным (чтоб не сдохли) — это все просто бзик, по формулировке Конецкого. Я с ним, честно говоря, полностью согласен. А также разделяю точку зрения по этому поводу и другого гения морской словесности — А. М. Покровского, описавшего моря (глубины) 80-х, безразличные к простым человеческим порокам, возведенным в ранг закона, едва только личность получила лицензию капитана. Бог им судья, этим капитанам.
В нынешней жизни на морях, забывших про суда под российским флагом, приходится работать, зачастую, только думая на родном языке. Капитаны на судах — точно такие же, как в свое время были и в отечественном флоте. Но к этому нужно добавить, что все они — иностранцы. А это — худо, очень худо.
Вот, что запомнилось мне из того интервью.
Корреспондент: Какие национальности были у вас в подчинении?
Капитан: Мы со стармехом — англичане (или голландцы, или немцы), штурмана, механики, матросы — русские и филиппинцы.
Корреспондент: Русские с Москвы?
Капитан: Нет, по-моему, откуда-то с Украины или с севера. Не помню.
Корреспондент: Как относились к вам пираты?
Капитан: Нормально. Мы строго соблюдали ISPS (действия при угрозе терроризма или пиратства).
Корреспондент: Что было самым страшным?
Капитан: Самым страшным для нас стала угроза, что нас уведут в пустыню.
Корреспондент: Это как?
Капитан: Через два или три дня пираты сказали, что нас с дедом и филиппинцами угонят в пустыню, пока не заплатят выкупа.
Корреспондент: А русских?
Капитан: Их обещали расстрелять.
Корреспондент: Почему?
Капитан: Пираты их не понимали и не знали, что от них ждать. Да, если бы нас увезли в пески — было бы просто ужасно.
Тут-то, немножко покопавшись в разноязычных источниках, я и составил схему, как все это могло выглядеть. Что бывает в таких ситуациях на самом деле, зачастую не помнят даже сами участники — память избирательна и в состоянии стресса может отвлечься на какую-нибудь мелочь, игнорируя достаточно серьезные вещи.
Но читатель должен помнить, что все это — мой досужий вымысел: и интервью, и события. Все совпадения совсем случайны, а фамилии — вымышлены. Словом, плод воображения от первой буквы и до последней точки.
Часть 1. «Меконг»
1
Теплоход «Меконг» медленно умирал. Агония длилась уже вторые сутки. Благополучно кончилось топливо для дизель-генераторов, те, похрюкав своими разсинхронизированными голосами, потряслись в последнем танце, рождающем электричество, вырывая друг у друга последние крохи горючего, и умерли. Сразу же, конечно, завелся аварийник, обеспечив необходимой энергией все важнейшие потребители, но случившийся сигнал — аларм, по-судовому, выключить никто был не в состоянии. Так он и орал гнусным голосом будильника — переростка, пугая подкильную водяную мелочь.
Негры нервничали и палили из автоматов. Они стреляли в громкоговорители, установленные по всему судну, и, как то у них водится — друг в друга.
Экипаж радовался каждому удачному выстрелу. Во-первых, чем меньше будет бандитов — тем лучше. А во-вторых, чем быстрее «повстанцы», как еще себя они называли, расправятся с динамиками, тем быстрее кончится эта звуковая пытка. Никто из моряков не тешил себя надеждой, что хоть в одной черной башке родится мысль нажать на кнопку блокировки сигнала.
Конечно, топлива для генераторов было достаточно, чтобы пару месяцев спокойно стоять, не испытывая неудобств. Но эту соляру нужно было периодически подкачивать в расходный танк, а этим делом никто из привилегированной расы себя обременять не хотел. Совсем скоро обсохнет и резерв аварийника, включатся аккумуляторные батареи, по мере разрядки которых все тусклее будут гореть лампочки.
И настанет день, когда все судно погрузится во тьму и мертвую тишину. Каждый из членов экипажа понимал неминуемость такого финала, за исключением, пожалуй, старшего механика Бааса и капитана Номенсена, и тайно желал при этом поприсутствовать. Пропустить это зрелище можно было по причине смерти или … Но в помощь государств и компании — работодателя никто, увы, не верил.
В румпельном отделении было не очень жарко, несмотря на отсутствие кондиционера и африканскую жару снаружи. Со скуки можно было покрутить рулем в разные стороны, включив рулевую машину в ручном режиме.
Для удобств имелся небольшой сточный колодец, куда скапливались протечки забортной воды, буде такие случались. Экипаж же в сложившихся условиях использовал этот резервуар преимущественно в целях туалета. Чтобы обезопасить себя от неизбежного запаха, поверх набросали фанерных щитов, которые можно было в случае надобности без лишних усилий сдвинуть в сторону. Капитан почему-то, позабыв про стеснение, любил довольно часто восседать орлом. Хотя, в его исполнении это больше напоминало жабу.
Пресную воду тоже можно было добывать из замерных труб питьевых танков. Они были почти полные, поэтому любой, даже самый престарелый член экипажа мог легко всосать воды через шланг, засунутый в трубу.
Также в румпельном традиционно находились запасы судовой протирочной ветоши. Все, не только раненный палубный кадет и здорово помятый второй механик, валялись на мягких ложах, как в гнездах. А капитан, обладая примитивной голландской фантазией, старательно использовал эту ветошь по ее прямому назначению.
Можно было жить, но не очень долго. Говорят, без пищи есть шанс протянуть больше месяца. Можно, конечно, отбросить предрассудки и слопать без соли и хлеба кого-нибудь бесполезного. Но это будет, во-первых, невкусно. Даже мясо старых коров прогрессивная часть человечества старается реже употреблять в пищу. А, во-вторых, возникнет реальная вероятность отравиться и умереть. Угроза каннибализма была призрачной в тесном кругу экипажа. Ее скорее можно было ожидать от странных негров, обвешанных оружием. Некоторые из них имели какие-то, словно подпиленные, острые треугольные зубы.
Экипаж тоскливо молчал. Так продолжалось еще сутки. Потом наступило веселье.
Нет, конечно, никто не сошел с ума. Но люди начали действовать. И первое, что сделали они — набили рожу капитану.