Страница 40 из 44
Мать думала: «Цветы распускаются… я слышу их запах. Прошло много дней, а Джасим не пришел в срок. Женщины из соседних палаток говорят: но ведь не один Джасим, никто не пришел!» Он еще придет! И вступит в наш дом, там, в Яффе, в дом Хамада, который был настоящим мужчиной. У него были густые усы и брови и волосатая грудь. А один глаз у него слегка косил. Когда он сердился, это становилось заметнее. Как сейчас вижу это сердитое выражение».
Потом она заговорила с Джасимом:
— Услышь мой голос, Джасим. Я молюсь за тебя и жду. Услышь меня, мой единственный. Я молюсь за то, чтоб завтра и я и ты, Джасим, увидели бы свой дом и свои деревья.
Обращаясь к спящей Аззе, мать шептала:
— Он придет сюда и заберет нас в Яффу, в наш дом, где нам будет хорошо, где сердце радуется всему вокруг, всякой земной твари: и овцам, и коровам, и птицам в небе, и рыбам в море.
Она сняла повязку с головы, распустила косы, промолвила:
— Почему, когда нам так трудно, ты прячешься от нас? Явись, о господи! Спаси наших близких от смерти и унижения. Занеси карающую свою длань! Порази злодея, гордящегося своей ненасытностью, грабителя, хулящего имя господне. Разве суд твой не превыше всего?! Пусть враг наш узнает смерть и страдания. Ведь они убийцы, господи. Они не пашут нашу землю. Не собирают хлеб. Мы пахали, и сеяли, и собирали… хлеб, оливки, апельсины. Мы жили честно, и поступали справедливо, и говорили правду, и не чинили зла ближним. И доходы наши были честными, мы не брали взяток и не обманывали невинных людей.
Воспылай гневом, о господи. Обрушь гнев свой на злодея. Спаси нас. Порази того, кто занял твой дом, твои святыни. Верни моему сердцу право радоваться и петь.
Вот уж заря. Я вижу ее серебристый свет, чистый и ясный, как наше право на счастье. Чистый, как наши сердца, как справедливость. Разве не таковы мы, о господи? Разве не был он «Морем»? Разве не был «Ночью»? Он был сильным, густоволосым и слегка косил одним глазом. Он улыбался. Он был счастлив. Там, в Яффе.
— Мама!
Это вскрикнула Азза. Она уже не спала и очень испугалась. Мать умолкла и обняла дочку. Девочка сказала:
— Ты такая горячая, мама.
— Да.
— Ты не спала?
— Нет.
— Я знаю почему.
— Да, ты знаешь.
— Ты говорила с ним.
— Да, я просила, чтобы он пришел.
— Пускай он принесет мне апельсин, мама.
В задумчивости глядя на свет, заливающий пустыню, мать сказала:
— Там у нас три больших апельсиновых дерева.
Мельница имени шейха Мусы
Перевод В. Кирпиченко
Всякий человек женится. Женился и хавага[39] Ясса.
Всякая женщина рожает. Родила и жена Яссы мальчика по имени Назир.
А коль скоро один лишь господь властен давать и отнимать, то господь многое дал, но и взял многое. Однако оставил жить на свете Назира, чтобы получил он свое от жизни. А от отца получил он имя, звание и единственную лавку.
Назир Ясса был очень похож на отца, а кто похож на отца — тот во всем удачлив. Хозяин деревенской лавки, где вся деревня покупает чай, масло, сахар, а также всякую снедь и товары, Ясса вел дело с тем же тщанием, что и отец. Лавку не расширял, вывеску на нее не повесил. И никогда у него не было в килограмме килограмма, а в фунте фунта.
Но время идет, и люди меняются. Изменился и хавага Назир. В угоду любителям политики купил маленький радиоприемник марки «Саут аль-араб», несколько ящиков дешевых сигарет, папиросной бумаги и табаку. А потом появился у него и ящик с тахинной халвой. Посетителей в лавке становилось день ото дня больше. Тут же, в присутствии завсегдатаев, которые приходили послушать Коран и последние известия, варил он на спиртовке чай, по полпиастра за стакан. Бесплатно пил чай лишь Сунни Абу Сифин, полицейский, в чьем околотке находится лавка хаваги Назира. Следуя совету покойного отца: хочешь разбогатеть — шевели мозгами и не развешивай уши, — хавага Назир как-то однажды обратил внимание на подержанную мельничную машину.
Вот тут и начались трудности.
Не успел он кончить стройку и привезти машину, как в деревне разгорелись страсти…
А ведь в деревне нет ни одной мельницы, негде зерна смолоть, и женщины каждый божий день ходят в город. Фунты так и потекли бы к нему в карман, а пиастрам он потерял бы и счет! Но что произошло с жителями деревни? Какой шайтан в них вселился?
Этак недолго потерять все, что затрачено и на стройку и на машину, купленную у Халиль-бея Абу Зейда, а фунтов, которые вот-вот должны были потечь к нему в карман, ему и подавно не видать. Возблагодарим господа нашего и восславим его милость всякое утро и всякий вечер… Но как быть с шайтаном? Как?
И подумать только, что ему приходится сносить все это лишь потому, что он хочет облегчить жизнь деревне, а себя избавить от философских разглагольствований любителей последних известий, Сумы и Халима[40], а также от произвола полицейского Сунни! Но попал он из огня в полымя, как гласит пословица! Надоела ему эта политика, и всякие байки, и болтовня о том, что мир, мол, висит на волоске. Он не уставал убеждать, но его никто не слушал. Ссылался на мудрые изречения, но и они не помогали.
— О люди, люди, ведь когда в деревне будет мельница, вам не придется ездить в город. Будем сами себе хозяева. Господь избавит нас от лишних забот. Что это за вздор, будто детей бросают в машину, чтоб она крутилась?! Клянусь честью, это выдумки. У меня будет работать мастер с десятилетним опытом. Он заставит машину крутиться, и вовсе незачем будет бросать туда детей.
Но слова его словно натыкались на глухую стену и вызывали лишь ужас в сердцах чадолюбивых родителей, готовых всю жизнь ходить пешком в город, лишь бы избавить своих детей от такой напасти.
А староста, сторонясь хаваги Назира, как зачумленного, кричит громовым голосом:
— Я, хавага, отвечаю за каждую живую душу в деревне! Не надо нам новых неприятностей. Хватит и тех, что мы терпим в городе от маамура[41] и его помощников. Мало разве нам распрей из-за воды, из-за посевов, из-за ворованной кукурузы? Спокон веку известно, что машина не станет крутиться, ежели не сожрет младенца. Разве всякий мотор не стучит: «Так-так-так?» А стало быть, господин мой, в нем есть живая душа. Машина крутится, потому что сожрала ребенка. Он кричит, а машина приговаривает: «Так-так-так». И уж от этого никуда не денешься, хавага Назир. А мы ведь не звери.
Хавага Назир кричит:
— О люди, люди! Ведь мельница будет крутиться у вас на глазах. Сперва поглядите, а потом уж решайте. Сколько я себе из-за нее крови перепортил. Месяц строил мельницу, потом машину купил. И вот теперь все идет прахом.
Но люди стоят несокрушимой стеной, губы их бормочут проклятия, и сердца уходят в пятки, а кулаки сжимаются от ярости.
Хавага повышает голос, чтобы перекричать гул толпы.
— Машина старая!.. Очень старая. Я вот чего хочу сказать!.. Дайте же мне сказать… успокойтесь! Я купил ее у Халиль-бея Абу Зейда в городе. Ей не нужен младенец. Она старая. Совсем старая. Успокойтесь же.
Кто-то спросил с сомнением:
— А зачем тогда он ее продал? Наверное, она испортилась и требует еще одного младенца. Нет, хавага, нас вокруг пальца не обведешь.
Хавага Назир выступает вперед, хочет заглушить голос шайтана. Но кто-то отделяется от толпы и кричит:
— Не может того быть, чтоб машина крутилась без младенца. Довольно, хавага. Шейх Муса говорит: «Берегите своих детей от мельницы хаваги».
Мистический страх перед неведомым охватывает толпу и заставляет трепетать сердца. Хавага Назир облизывает губы, склоняет голову набок и жмурит один глаз, подсчитывая убытки. Он смотрит на окружающих, а сам думает: «Вот оно что. Стало быть, шейх Муса сказал. Вы гнете спину под палящим солнцем, чтобы купить на заработанные деньги пачку табаку для шейха. Вы держите голубей[42] и кур, чтобы кормить ими шейха. Этот шейх вам всем мозги замутил… шейх, шейх! Да кому он нужен, ваш шейх? Он — шейх Муса, а я — Назир, сын Яссы. Мельница будет работать. Будет, хочешь ты этого или нет, шейх Муса. Тебе от людей что нужно? Съестное и табак? Господь пошлет тебе пропитание и мне тоже. Ладно, поделим доходы. Пускай сегодня я потерплю убыток, но уж завтра все будет мое, все капиталы. Ты хочешь заполучить пачку табаку и кило халвы? А я вот заберу у тебя верблюда. На что только не пойдешь из любви к сыну и к деньгам. Мельница эта — золотое дно. Клянусь честью, через год я выстрою себе дом в городе. Муфид, сынок, расти поскорей, я женю тебя на дочке самого Андрауса-паши.
39
Хавага — господин (в обращении к иностранцам, а также к коптам, потомкам древнего населения Египта, сохранившего христианскую веру).
40
Сума, Xалим. — Так египтяне называют популярных певцов Умм Кальсум и Абдель Халим Хафеза.
41
Маамур — начальник полиции.
42
В Египте голубей разводят специально для еды.