Страница 11 из 35
Вслед за чем маркиз изложил пораженному капитану историю поездки миссис Харрис в Париж за платьем от Диора, и о том, как изменилась жизнь тех, кому выпало счастье быть с нею знакомым.
Когда маркиз закончил рассказ, капитан, заинтригованный еще сильнее, воскликнул:
— Так ты говоришь, она здесь — и она твоя знакомая? Раз так, надо пригласить ее на коктейль. Мне не терпится с ней встретиться!
Вот так миссис Харрис получила такое же красивое приглашение, как и Шрайберы — если не считать того, что на ее карточке была приписка: «Стюард зайдет за Вами в каюту и проводит Вас к капитану».
Прежде чем доверить супругу вниманию капитана и маркиза, мистер Шрайбер наклонился к ее уху и шепнул:
— Кажется, дорогая, нам незачем больше беспокоиться о миссис Харрис!
Действительно, сейчас эта удивительная маленькая пожилая женщина уверенно болтала с капитаном — оказывается, во время визита в Париж ей довелось побывать в маленьком ресторанчике на Сене, куда капитан очень любил наведываться между рейсами, и теперь оба обменивались приятными воспоминаниями.
Джентльмен, посаженный за стол подле миссис Шрайбер, любезно осведомился:
— Как вам нравится путешествие, миссис Шрайбер? — и был поражен, услыхав несколько неожиданный ответ:
— Боже мой, ну разумеется! Да ведь я же сама ей его дала!..
Откуда ему было знать, что миссис Шрайбер наконец узнала платье на миссис Харрис: она сама подарила ей его пару лет назад, когда оно несколько поизносилось.
9
Дальнейшее путешествие протекало легко и приятно, и это ввергло миссис Харрис в заблуждение — ей начало казаться, что все трудности позади и опасаться нечего. Вообще-то она была оптимисткой, хотя жизнь и научила ее, что именно тогда, когда кажется, что все идет хорошо, за углом подстерегает беда. Она знала это — и все-таки позволила себе успокоиться. Но вины ее тут не было — слишком уж приятно было плыть на этом замечательном огромном судне, ее, непривыкшую к роскоши, слишком вкусно кормили, она общалась с прекрасными людьми (и многие из них принадлежали к настоящим сливкам общества!), и каждый вечер в салонах устраивались всевозможные увеселения для пассажиров… Даже миссис Баттерфильд немного успокоилась в этой обстановке и начала было иногда думать, что катастрофа, возможно, не так уж неизбежна, как казалось вначале.
Генри тоже начал меняться: три дня он ел досыта — и ел так вкусно, как ему еще в жизни есть не приходилось; он был окружен любовью, лаской и заботой двух женщин, которые наверняка испортили бы другого ребенка — но Генри только начал терять бледность и глаза его стали смотреть на мир несколько менее печально.
«Виль де Пари» плавно подминал под себя спокойный океан, не качало, сияло солнце и все шло как нельзя лучше — и все же опасность была в каких-то сорока восьми часах от наших путешественников. И когда миссис Харрис узнала об этой опасности, то даже не посвятила в нее миссис Баттерфильд — ибо опасность эта была столь ужасна, что миссис Харрис опасалась, что ее подруга может попросту прыгнуть за борт, предпочтя пучины океана надвигающемуся кошмару.
А началось все с самого обыкновенного разговора — при котором миссис Баттерфильд, к счастью, не присутствовала.
Как это обычно случается в подобных путешествиях, на борту этого плавучего отеля образовалось что-то вроде британского землячества, маленький английский остров посреди Атлантики. Тут был пожилой элегантный шофер, двое инженеров-техников, направленных английской фирмой в Штаты для изучения процесса сборки управляемых ракет, а также супружеская пара из Уолверхэмптона, отправлявшаяся навестить дочку, вышедшую за американского военного и недавно осчастливившую своих родителей внуком. Миссис Харрис и миссис Баттерфильд удачно вписались в этот кружок. Все они обедали за одним столом, и на палубе их шезлонги стояли рядом. Все здесь прекрасно понимали друг друга и пришлись друг другу по душе.
Если миссис Харрис была, бесспорно, душой этого кружка, то шофер, мистер Джон Бэйсуотер, «Джон Бэйсуотер из Бэйсуотера», как часто говорил он сам, «из лучшего района Лондона!», — был вне всякого сомнения признанным главой и вождем, и все смотрели на него с почтением. Этот седой, на шестом десятке, всегда безупречно одетый человек был не просто шофером с тридцатипятилетним стажем — он водил всегда и только «роллс-ройсы». Никогда за всю свою жизнь не садился он за руль какой-либо другой машины; никогда он не осквернял себя прикосновением даже и к крышке капота обыкновенного автомобиля. Он был холостяком — три роскошных лимузина, которые он сменил за свою жизнь, заменяли ему жен, поскольку требовали всего его времени и внимания. А если кому-то этого было мало — сейчас он был шофером «роллс-ройса» нового посла Франции в США маркиза Ипполита де Шассань. И всю дорогу из Старого света в Новый мистер Джон Бэйсуотер был доволен и счастлив — ибо в трюме «Виль де Пари»: заботливо укрытый и закрепленный, ехал в Америку новехонький «роллс-ройс» самой последней модели, сверкающей безупречно отполированным лаком в два цвета — небесно-голубой и дымчато-голубой, с корпусом ручной сборки от Хупера; и это был самый лучший «роллс-ройс» из всех, которые приходилось водить мистеру Бэйсуотеру. Маркиз, в ознаменование назначения послом в США, увенчивавшем его славную дипломатическую карьеру, приобрел лучшую машину, какую могли позволить его личные средства. Это была английская машина, потому что маркиз в свое время учился в Англии и навсегда сохранил любовь к английским автомобилям. Когда же машина была куплена и понадобился достойный ее шофер, фирма «Роллс-Ройс» нашла самого уважаемого и надежного из водителей «роллсов» — Джона Бэйсуотера, которому уже приходилось служить у британского посла в Америке.
Насколько хорошим было новое место, Джон Бэйсуотер судил всегда не по хозяину, а по доверенной ему машине. И если назначение послом стало вершиной карьеры маркиза, то и работа у маркиза стала такой же вершиной для карьеры мистера Бэйсуотера, ибо ему предложили лично выехать на завод «Роллс-Ройс» и там выбрать шасси и двигатель. Ну, а то, что сам маркиз оказался достойным и понимающим нанимателем, стало приятным довеском к удаче.
Была еще одна причина, по которой мистер Бэйсуотер занял место во главе маленькой группы: а именно, он был единственным из всей компании, кому доводилось и прежде бывать в Америке. Первый раз он поехал в Штаты с «роллс-ройсом» модели «Сильвер Рейс» — «Серебряный призрак» 1946 года, машиной, в которую он буквально влюбился; во второй раз это было «Серебряное облако» («Сильвер Клауд») 1953 года, эту машину нельзя было считать настоящей любовью мистера Бэйсуотера, но и она нуждалась в его внимании и заботе, тем более в чужой стране.
Именно его знание всех процедур и формальностей, связанных со въездом в свободные и демократические Соединенные Штаты Америки открыло перед миссис Харрис страшную истину о той ловушке, в которую она в своем неведении завлекла маленького Генри, миссис Баттерфильд — и себя.
Итак, миссис Баттерфильд, к счастью, отсутствовала, когда мистер и миссис Тиддер — чета из Уолверхэмптона — рассказывали собравшимся в кружок в шезлонгах на прогулочной палубе спутникам о том, сколько препон пришлось им преодолеть, пока они не получили заветную въездную — всего лишь гостевую! — визу в США. Миссис Харрис слушала с сочувствием, поскольку на себе испытала всю эту мороку: прививки, отпечатки пальцев, имена поручителей, свидетельства о материальном положении, бесконечные анкеты и бланки, такие же бесконечные собеседования, скорее напоминавшие допросы…
— Бог ты мой, — вздохнула миссис Тиддер, супруга отставного чиновника, — можно было подумать, что мы собираемся украсть кусок их драгоценной Америки! — она вздохнула. — Ну, да что уж там! Слава Богу, теперь визы у нас, и всё позади…
Мистер Бэйсуотер опустил свежий выпуск ежемесячного бюллетеня фирмы «Роллс-Ройс», который изучал, прислушиваясь, впрочем, к разговору, и фыркнул: