Страница 10 из 35
— Oui, oui, oui, Madame, — успокаивающе затараторил он, — ну разумеется, я его помню! Как, вы сказали, его зовут? Малыш Генри? Ну, Генри, постарайся не делать беспорьядок в каюте для Антуана, и у нас будьет чудесное путьешествие!
Он застелил постели и вышел. С этих пор Генри стал законным пассажиром «Виль де Пари» — со всеми вытекающими отсюда правами и привилегиями. И больше никто не спрашивал, откуда он взялся и что тут делает.
В это время в Лондоне, в № 7 по Бэттерси, мистер Гассет вернулся домой после сомнительных операций в Сохо. Миссис Гассет, сидевшая в кресле-качалке, при появлении дражайшей половины посмотрела на мужа поверх свежего номера «Ивнинг Ньюс» и сообщила:
— Генри с утра не появлялся. Он, похоже, сбежал.
— Вот как? — рассеянно отвечал супруг. — Хорошо.
После этого мистер Гассет выдернул из рук жены газету и скомандовал:
— А ну, старая, вылазь! — уселся в освободившуюся качалку и принялся изучать результаты скачек.
8
— Господи, — вздохнула Генриетта Шрайбер, — Просто не знаю, хорошо ли я сделала?..
Она сидела перед трюмо в каюте Шрайберов, накладывая последние штрихи на макияж. Перед ней лежала красивое гравированное приглашение — Пьер-Рене Дюбуа, капитан лайнера «Виль де Пари», имел честь просить мистера и миссис Шрайбер на коктейль в капитанской каюте в семь тридцать вечера. Корабельные часы между тем показывали уже семь тридцать пять.
— Сделала что? — спросил ее супруг — он был уже десять минут как готов и нетерпеливо поглядывал на часы. — Ты про эти краски? Конечно-конечно, ты прекрасно выглядишь! Но, послушай, нам надо поторопиться. Стюард сказал, там будет французский посол…
— Нет, нет, — отмахнулась Генриетта. — Я не о себе. Я о миссис Харрис.
— А что случилось с миссис Харрис?
— Ну — я просто никак не могу понять, не сделали ли мы ошибки, вырвав ее и миссис Баттерфильд из привычной среды. Они ведь целиком принадлежат Лондону, если ты понимаешь, что я имею в виду. В Лондоне все знают, что такое лондонские уборщицы, их ценят, знают, чего от них можно ждать, относятся с пониманием, но…
— Ты думаешь, над нами станут смеяться из-за того, что мы привезли с собой парочку кокни?
— Нет, нет, — возразила миссис Шрайбер. — Кто станет смеяться над миссис Харрис? — она вновь принялась за свои брови. — Я просто не хочу, чтобы она боялась своего нового окружения. С кем она сможет там поговорить? Найдутся ли у нее друзья? И — ты ведь знаешь, какими снобами бывают подчас люди…
Долгое ожидание сделало мистера Шрайбера немного нетерпеливым.
— Об этом, — заметил он, — надо было раньше думать. И потом, она всегда прекрасно может поговорить с миссис Баттерфильд, верно?
Уголки губ миссис Шрайбер опустились.
— Не сердись, Джоэль. Я так горжусь, что ты стал президентом «Нортамерикан» — и я хотела, чтобы в Нью-Йорке у тебя не было хотя бы домашних проблем. А миссис Харрис такая замечательная помощница!.. Но я боюсь, что вот прямо сейчас она плачет, что ей страшно в окружении такого числа незнакомых людей, в океане…
Мистер Шрайбер ласково похлопал жену по плечу.
— Ну, в любом случае что сделано, то сделано. Сегодня уже поздно, а завтра я спущусь на туристскую палубу и посмотрю, как там наши дамы. Но сейчас, дорогая, может быть, все-таки пойдем? Право же, ты выглядишь великолепно, хоть еще час бейся, а лучше быть не может. Ты будешь украшением салона…
Генриетта на миг прижалась щекой к руке мужа.
— О Генри, ты такой добрый! Прости, что я нас задержала.
Они вышли из каюты, и ожидавший под дверью стюард провел супругов по трапу, ведущему к капитанской каюте, доступ в которую — величайшая честь и привилегия для пассажиров, а там другой стюард спросил их имена и ввел в просторные апартаменты, откуда раздавались звуки, которые нельзя ни с чем спутать — звуки приема-коктейль в самом разгаре. И вот среди звона бокалов и неразборчивых голосов послышался удивительно знакомый голос, который, однако, никак не мог здесь звучать.
— Да господь с вами, голубчик — ведь мы с маркизом старые друзья, еще с Парижа!
Этого быть не могло, потому что этого не могло быть, и миссис Шрайбер, вздрогнув, сказала себе — «Я просто думала о миссис Харрис, вот мне и померещилось».
Стюард вошел в каюту и объявил:
— Мистер и миссис Шрайбер! — разговоры прервались и мужчины встали, приветствуя супругов.
Опоздавший гость обычно оказывается в немного неловком положении — он виден всем, а ему видны тоже все гости сразу — но никто в отдельности. Однако миссис Шрайбер показалось, что у нее начались не только слуховые, но и зрительные галлюцинации, потому что между капитаном и представительным пожилым французом с седыми усами ей привиделась миссис Харрис в очень элегантном платье.
Капитан, красавец в расшитом позументами мундире, приветствовал новоприбывших:
— А, мистер и миссис Шрайбер! Весьма рад, что вы смогли придти. Позвольте представить… — и обводя каюту привычным жестом, он стал перечислять имена и титулы. Но миссис Шрайбер слушала вполуха — пока капитан не назвал, вполне четко и ясно, так что ошибки быть не могло, последние два имени:
— Его превосходительство маркиз Ипполит де Шассань, новый посол Франции в вашей стране, и мадам Харрис.
Да, сомнений не было — так оно и есть! Это была именно миссис Харрис — со щечками-яблочками, с блестящими глазками, сияющая — но отнюдь не выделяющаяся на фоне разодетой толпы. Она была одета ничуть не хуже, а то и лучше, чем большинство дам в салоне. Почему-то миссис Шрайбер более всего озадачило не само наличие здесь миссис Харрис, а ее наряд. «Где я могла видеть это платье раньше?» — спрашивала она себя.
Миссис Харрис церемонно и элегантно кивнула своей нанимательнице и обратилась к маркизу:
— Вот о ней я вам и рассказывала. Какой замечательный человек! Если бы не миссис Шрайбер, я никогда не получила бы доллары, — а без них я не смогла бы поехать в Париж и купить себе платье от Диора. А вот теперь она везет меня в Америку.
Маркиз склонился к руке Генриетты Шрайбер.
— Мадам, — галантно сказал он, — я весьма рад познакомиться с вами — потому что лишь обладая добрым сердцем, люди способны оценить его в других.
Это приветствие, которое определило место и репутацию миссис Шрайбер в обществе на «Виль де Пари» до конца путешествия, также поразило миссис Шрайбер, и она никак не могла придти в себя после всех неожиданностей.
— Но… вы действительно знакомы с нашей миссис Харрис? — промямлила она.
— Ну разумеется, — любезно ответил маркиз, — мы познакомились в Париже, в салоне Диора. Мы действительно старые друзья.
Случилось все вот как: маркиз от своего шофера узнал, что миссис Харрис едет на этом пароходе в каюте туркласса, сей же час отправился к капитану, с которым был в дружеских отношениях, и спросил его:
— Пьер, ты знаешь, что у тебя на борту находится удивительная, замечательная женщина?
— Ты имеешь в виду графиню Турейн? — переспросил капитан, в чьи обязанности, разумеется, входило тщательное ознакомление со списком пассажиров. — Да, она действительно очень талантлива, хотя, если мне будет позволено заметить, несколько…
— Да нет же, нет, — отмахнулся маркиз, — я говорю об обыкновенной лондонской уборщице, которая дни напролет, стоя на коленях, отмывает и натирает полы в Белгравии или моет посуду, по локоть в мыльной воде. Но если бы ты заглянул в ее платяной шкаф, — о, ты обнаружил бы там изысканнейшее творение Кристиана Диора, бальное платье ценою в четыре с половиной сотни фунтов стерлингов, которое она купила сама.
Капитан был заинтригован.
— Что ты говоришь! Действительно, это удивительно. И ты говоришь, она на «Виль де Пари»? Но зачем? Куда она может ехать — и зачем?
— Одному Богу известно, что ей нужно в Америке, — отвечал маркиз, — быть может, она захотела приобрести что-нибудь еще? Как бы то ни было, можешь мне поверить — если такая женщина, как она, примет решение, ничто ее не остановит.