Влюбленные женщины (Женщины в любви)

— Я совершенно уверена, Максим, — продолжала настаивать она.

— Значит, они на вас не заползут, — понимающе улыбаясь, сказал Джеральд.

Каким-то непонятным образом между ними установилось взаимопонимание.

— Как говорит Джеральд, это метафизическое отвращение, — закончил Биркин.

Последовала неловкая пауза.

— Так ты, Киска, больше ничего не боишься? — спросил молодой русский своим желчным, глухим и чопорным голосом.

— Не совсем, — отвечала она. — Я много чего боюсь, но это же совсем др’угое. Вот кр’ови я совсем не боюсь.

— Не боишься кр’ови! — передразнил ее молодой человек с полным, бледным, насмешливым лицом, подсаживаясь к их столику со стаканом виски.

Киска посмотрела на него мрачным, неприязненным взглядом, полным презрения и отвращения.

— Ты в самом деле не боишься крови? — настаивал другой, насмешливо ухмыляясь.

— Нет, не боюсь.

— Да ты вообще когда-нибудь видела где-нибудь кровь, кроме как в плевательнице у зубного врача? — продолжал насмехаться молодой человек.

— Я не с тобой разговариваю! — надменно ответила она.

— Но ты же можешь ответить мне? — настаивал он.

Вместо ответа она внезапно пырнула ножом его полную бледную руку. Он с непристойной бранью вскочил на ноги.

— Сразу видно, кто ты такой, — презрительно заявила Киска.

— Да пошла ты! — огрызнулся молодой человек, стоя возле столика и глядя на нее сверху с раздражением и злобой.

— Прекратите! — повинуясь импульсу, резко приказал Джеральд.

Молодой человек не сводил с нее сардонически-презрительного взгляда, хотя на полном, бледном лице было только забитое и смущенное выражение. Из его руки текла кровь.

— Фу, какая гадость, уберите это от меня! — пискнул Халлидей, зеленея и отворачиваясь.

— Тебе нехорошо? — заботливо спросил сардонический молодой человек. — Тебе нехорошо, Джулиус? Черт, друг, это же ерунда, не позволяй ей тешить себя мыслью, что она все-таки тебя доконала — мужик, не давай ей повода для радости, она только этого и ждет.

— Ой! — пискнул Халлидей.

— Максим, он сейчас блеванет, — предупредила Киска.

Обходительный молодой русский встал, взял Халлидея под руку и увлек его за собой. Биркин, побледнев и съежившись, недовольно смотрел на все происходящее. Раненый сардонический молодой человек ушел, с самым завидным присутствием духа игнорируя свою кровоточащую руку.

— На самом деле он жуткий трус, — объяснила Джеральду Киска. — Он чересчур сильно виляет на Джулиуса.

— Кто он такой? — спросил Джеральд.

— На самом деле он еврей. Я его не выношу.

— Ну, давайте забудем про него. А что случилось с Халлидеем?

— Джулиус самый тр’усливый тр’ус на свете, — воскликнула она. — Он всегда падает в обморок, если я беру в руки нож — он меня боится.

— Хм! — хмыкнул Джеральд.

— Они все меня боятся, — сказала она. — Только евр’ей думает, что он сможет показать свою хр’абрость. Но среди них всех он самый большой тр’ус, потому что вечно волнуется о том, что люди о нем подумают — вот Джулиусу на это наплевать.

— Один стоит у подножья лестницы под названием «отвага», а другой — на самом ее верху — добродушно сказал Джеральд.

Киска посмотрела на него и медленно-медленно улыбнулась. Румянец и сокровенное знание, придававшее ей сил, делали ее неотразимой. В глазах Джеральда замерцали два огонька.

— Почему они зовут тебя Киской? Потому что ты ведешь себя как кошка? — поинтересовался.

— Да, думаю, что поэтому, — ответила она.

Он улыбнулся еще шире.

— Скорее всего; или как молодая самка пантеры.

— О боже, Джеральд! — с отвращением сказал Биркин.

Они оба напряженно взглянули на Биркина.

— Ты сегодня какой-то молчаливый, Р’уперт, — обратилась к нему девушка слегка высокомерным тоном, сознавая, что другой мужчина опекает ее в данный момент.

Вернулся Халлидей, у него был жалкий и больной вид.

— Киска, — сказал он. — Лучше бы ты этого не делала. Ох!

Он со стоном рухнул в кресло.

— Тебе лучше пойти домой, — посоветовала она ему.

— Я пойду домой, — сказал он. — Пойдем все вместе. Не зайдете к нам на квартиру? — предложил он Джеральду. — Я был бы очень рад. Пошли — было бы здорово. Ну что?

Он оглянулся в поисках официанта.

— Вызовите мне такси, — он вновь застонал. — О, я чувствую себя совершенно омерзительно! Киска, смотри, что ты со мной сделала!

— И почему ты такой идиот? — с мрачным спокойствием спросила она.

— Но я же никакой не идиот! Как мне плохо! Давайте, поехали все вместе, будет здорово. Киска, ты тоже едешь. Что? О, ты обязательно должна поехать, да, должна. Что? Девочка моя, не трепыхайся, я себя прекрасно чувствую… О, как мне плохо! Фу! Уп! О!

— Ты же знаешь, что тебе нельзя пить, — холодно проговорила она.

— Я тебе говорю, это не алкоголь — это все из-за твоего омерзительного поведения, Киска, все только из-за него. Как мне плохо! Либидников, давай мы уже пойдем.

— Он выпил только один бокал, только один бокал, — торопливо и приглушенно сказал молодой русский.

Все двинулись к двери. Девушка держалась рядом с Джеральдом и, казалось, они двигались, словно единое целое. Он видел это, и сознание того, что его движений хватало на двоих, наполняло его демонической радостью. Он окутал ее своей волей, и она, скрывшись в ней от посторонних вглядов, растворившись в ней, нежно подрагивала.

Они впятером сели в такси. Халлидей, качаясь, ввалился первым и упал на сиденье у дальнего окна. Затем свое место заняла Киска, Джеральд сел рядом с ней. Они слышали, как молодой русский отдавал указания водителю, а после этого их, тесно прижавшихся друг к другу, накрыла кромешная тьма. Халлидей постанывал и высовывал голову в окно. Они почувствовали, как быстро и почти бесшумно автомобиль тронулся с места.

Киска сидела рядом с Джеральдом. Казалось, она таяла и пыталась нежно проникнуть в его сердце, вливалась в него, точно черная, наэлектризованная струя. Ее существо завораживающей тьмой проникало в его вены и скапливалось у основания позвоночника, готовое в любую секунду со страшной силой выплеснуться на поверхность.

И в то же время ее голос, что-то безразлично говоривший Биркину и Максиму, звучал пронзительно и беспечно. Это молчание, это темное, наэлектризованное взаимопонимание существовало только для нее и для Джеральда. Через некоторое время она нащупала его руку и своей твердой маленькой ручкой сжала ее. Это было такое таинственное, и в то же время такое откровенное заявление, что его тело и разум время от времени пронзала резкая дрожь, он больше не мог контролировать себя. А ее голос продолжал звенеть колокольчиком, но теперь в нем появились еще и насмешливые нотки. Она резко поворачивала голову и роскошная копна ее волос прикасалась к его лицу, и в этот момент его нервы раскалялись до предела, словно по ним пробегал электрический ток. Но средоточие его силы, расположенное у основания позвоночника, не поддавалось колебаниям, и это наполняло его сердце гордостью.

Они подъехали к высокому многоэтажному зданию, поднялись наверх в лифте. Дверь им открыл индус. Джеральд удивленно посмотрел на него, пытаясь понять, был ли он джентльменом — одним из индусов, обучающихся в Оксфорде. Но нет, это был слуга.

— Хасан, приготовь чай, — сказал Халлидей.

— Для меня место найдется? — спросил Биркин.

В ответ на этот вопрос слуга ухмыльнулся и что-то пробормотал.

Он пробудил в Джеральде неясные чувства — он был высоким, стройным и сдержанным, в общем, выглядел как джентльмен.

— Откуда ты взял такого слугу? — спросил он Халлидея. — Он настоящий щеголь.

— Да — потому что на нем одежда другого чловека. На самом деле, он все что угодно, но только не щеголь. Он попрошайничал у дороги и умирал с голоду, там-то мы его и подобрали. Я привел его сюда, а один мой приятель снабдил его одеждой. Он совершенно не то, чем кажется. Единственное его достоинство в том, что он не говорит и не понимает по-английски, поэтому ему можно доверять.