Свадьбы

- С крещением тебя. - Атаман нашел руку Георгия и пожал, - Оружие себе сам добудешь. Потерять саблю казаку - все равно что голову потерять.

Атаман Осип Петров поднялся на стену. Георгий, словно привязанный, шел следом.

Топраков-город горел, но уже не буйно, а деловито, как положено гореть всему деревянному во время войны. На изуродованном теле храма Иоанна Предтечи трепетали на ветру восемь турецких знамен. Турки шныряли по горящим домам, но командиры уже строили их, чтобы идти на каменный город.

- Пора, - сказал Осип Петров сам себе, вытянул из-под кушака красный платок и махнул кому-то. Внизу, у стены, тотчас ему ответили. К атаману поднялся на лестницу Дмитрий Гуня.

- На вылазку готовы!

- Как рванут, сразу открывайте ворота и вперед… Смотри сюда, - показал Гуне на тяжелые пушки, которые турки устанавливали на пригорке возле Иоанна Предтечи. - Пушки взорвать, но не дуром. Порох, какой отобьете у турок, сюда тащите. Нам много пороха нужно.

Гуня ушел, а Осип Петров опять с удивлением воззрился на Георгия. И тут - бац! Турецкое ядро клацнуло о зубец. Зубец вдребезги, а атамана и Георгия осыпало каменным крошевом. Георгий принялся отряхивать пыль с рукавов и груди. Атаман засмеялся:

- А ты, парень, и вправду не трус. Неужто не боишься? - кивнул на турецкие пушки.

- Второй раз в одно место не попадут.

- Как знать. Всяко бывает. Видел я, как ты саблю в янычар кинул… В первый раз со всяким такое может быть, а коли такое и во второй случится, тогда - все: нет казака. Ступай к Гуне. Сейчас запорожцы на вылазку пойдут.

Мимо Георгия на стену к атаману бегом пробежал Худоложка.

- Атаман, старые подкопы почти провалились.

- Узнаю работу Яковлева. Сколько осталось?

- Один у Водяной башни взорвали. Там же еще один и два против южных ворот.

- Турки копают?

- Копают. Под Водяную башню. Мы тоже туда копаем.

- В оба гляди!

- Гляжу.

- Сколько силы в Топракове набралось…

Слова атамана утонули в гуле взрыва. Сначала дохнуло горячим, потом земля с людьми и лошадьми, с лестницами и пушками поднялась. И только потом уж рвануло, и слобода окуталась черной пылью.

Осип обнял Худоложку.

- Славно.

Наступила тишина, и в той тишине пропели два рожка: один турецкий, панический, отзывающий солдат назад, другой - казачий, зовущий. Ворота отворились, и тысяча Дмитрия Гуня бросилась на оставшихся в живых после взрыва Топракова-города.

Георгий без оружия бежал за яростными запороящами. Они рубили и кололи, стреляли в упор и душили, и Георгий делал то же, что и они. У него снова была сабля и пика, а потом и пистолет. И сабля у него была красная от крови. И сам он весь был в крови, но в чужой.

Турки бежали из Топракова-города, и Канаан-паша камчой отрезвлял бегущих, останавливал их сразу за валом и строил в боевые порядки.

Казаки пробились к пушкам. Подкатывали под колеса бочонки с порохом, зажигали фитили.

Взрыв! Ствол пушки, со свистом рассекая воздух, летел, как деревянный чижик.

Одну огромную пушку покатили к крепости. На телегах, нахлестывая лошадей, везли к Азову захваченный порох. Бочонки несли на плечах, катили катом.

Турки пришли в себя, бросились спасать пушки.

Отступая, Георгий споткнулся о древко брошенного знамени. Поднял знамя, потащил. И оказалось, не зря старался. Это было знамя полка.

Через каких-то полчаса атаман Осип Петров обнял его и сам поднес чару водки.

- Великий у тебя день, казак. И бегал ты нынче, как заяц, и дрался, как лев. И знамя добыл. Слава тебе, казак! Всем слава! Устоим до ночи - тогда и до самого страшного суда устоим.

Турки лезли на стену, но Осип Петров уводил тысячу Дмитрия Гуни к южным воротам. Здесь было казакам и жарко, и тяжко.

В шатер Дели Гуссейн-паши вбежал гонец.

- Канаан-паша взял Топраков-город, идет приступом на каменный город, просит прислать подкрепления и пушек.

- Что?!

- Казаки сделали вылазку, уничтожили четыре пушки и одну увезли. Увезли весь порох…

- Что?!

- Но в этой вылазке казаки потеряли тысячу голов.

Гуссейн-паша в бешенстве воткнул перед собой в ковер меч.

Каждый из четырех командующих осадными армиями сообщил ему, что уничтожил тысячу казаков. Значит, в городке уже пусто, но почему же тогда паши, беи, бейлербеи топчутся у стен, почему не за стенами?

- Почему Канаан-паша просит подкрепления? - спросил Гуссейн-паша, впиваясь взглядом в лицо гонца.

- Мы нарвались на огромный подкоп. Казаки взорвали почти весь городок. Одним взрывом убило три тысячи янычар.

- Та-ак… - повернулся к свите. - Почему не взорвана до сих пор Водяная башня?

Некто из свиты, в золоченых доспехах, поспешно отвечал:

- Подкоп завершен. Поставлены бочки с порохом. Свечи зажжены. Скоро будет взрыв. Вот и гонец.

С лошади свалился черный от пыли сипахий.

- Великий главнокомандующий, проклятые богом неверные подвели у Водяной башни подкоп под наш подкоп, порох захватили, а подкоп разрушили.

- Та-а-ак… - Гуссейн-паша встал, - Кем же я командую? Армией или стадом баранов?

Снова четыре гонца: командующие просили передышки. Крепость сильна, надо дать работу пушкам, а потом уже и наступать в проломы.

- Хорошо, - согласился Гуссейн-паша. - Два часа - для пушек, но на закате город должен быть взят.

Через два часа турки снова пошли на приступ. Это был пустой наскок. Вера в легкую победу разбилась, как глиняный кувшин, брошенный на камни.

Янычары бежали под стены и тотчас откатывались. Гуссейн-паша рассвирепел:

- Сто пиастров за каждую представленную голову казака!

Заманчивый приказ, но до голов еще нужно добраться.

Единственно, чего добились турки этим вялым приступом, - подсчитали количество казачьих пушек: выходило, что пушек в городе не меньше восьмидесяти. Их было у казаков девяносто шесть.

Мехмед вытерпел. Пролежал у стены до заката. На закате турецкие трубы дали отбой. Мехмед ползком выбрался изо рва и побежал к своим. По нему пальнули, но не попали. Ждать, когда стемнеет, Мехмед побоялся. Как бы казаки не вышли добивать раненых, да и свой караул в темноте может со страху подстрелить.

Глава четвертая

- Мерзавцы! - бегал по шатру Дели Гуссейн-паша. - Мы уже воюем, а крымского хана все еще нет. А где молдавский господарь?.. Почему задерживаются анатолийские войска? Где эти семь визирей, восемнадцать бейлербеев, семьдесят санджаков и алайбеков?

Свита молчала. Если войска не в сборе, зачем было идти на приступ?

- Завтра пошлите в Азов толмачей. - Дели Гуссейн-паша сел наконец, весь день на ногах, устал. - Тела погибших нужно выкупить. За янычара давать золотой, за полковника - сто талеров.

Ночью атаман Осип Петров позвал к себе в цитадель Михаила Татаринова.

- Атаман! Ты - великий воин, но в Азове ныне много славных и стойких бойцов. Пойди же, атаман, за стены Азова, ибо там остались люди сердца не храброго, коли они не здесь. Собери по городам сколько можешь войска, встань у турок за спиной, а в трудный час пробейся к Азову и пополни число его защитников. У тебя, атаман, слава, за тобой пойдут.

Долго молчал Татаринов и вдруг обнял Осипа.

В ту же ночь Татаринов ушел из города в степь.

Осип Петров спал. Дела за него теперь вел Наум Васильев, есаул. Подсчитывал убитых, раненых, распределял силы для завтрашнего боя. Выдавал порох, свинец.

За полночь Осип проснулся, сел на коня и объехал Азов.

- Топраков-город - занять, - последовал приказ. - На Иоанне Предтече крест поправить. Рвы вокруг города очистить, углубить.

Показал на сгоревшую крышу башни.

- За ночь чтоб была новая крыша.

- Зачем? Устали все.

- Надо… Пусть турки знают, что казаки усталости не понимают. Пошлите к Худоложке.

- Они подкоп готовят.

- Подкоп подождет. Крыша на башне важнее.

С атаманом не спорят. Поскакали за мужиками-казаками.

Мужики пришли во главе с Иваном, посмотрели на башню, посовещались. Прикинули, сколько чего надо. Попросили досок.