Страница 27 из 138
— Сумейте же перед таким человеком подняться выше собственных интересов!
— У меня нет своих интересов, все мои помыслы направлены на благо Германии! — высокопарно ответил Хохмайстер, которого забавляло непритворное заискивание Леша.
«Майбах» остановился у главного подъезда четырехэтажного гранитного здания. Дежурный проверил документы и пригласил следовать за ним. Леш и Хохмайстер поднялись по широкой мраморной лестнице наверх. Здесь снова подверглись проверке, после чего другой офицер провел их в приемную. Чернявый секретарь с большой головой кивнул на стулья, выстроившиеся вдоль стен, сказал чуть ли не шепотом:
— Рейхсминистр просит извинения. У него сейчас собрались немецкие архитекторы. Вас он примет через пять минут.
Не успел Леш вытереть лицо и руки свежим платком, как на конторке загорелась зеленая лампочка, что означало приглашение войти. Из дверей по одному вышло несколько человек в штатских костюмах с нацистскими повязками на рукавах.
— Посмотрите, какой будет город! — не ответив на приветствие и еще не остыв от возбуждения, воскликнул Шпеер.
Он стоял возле стола в углу кабинета, на котором был выполнен макет из белого гипса. Лицо его выглядело похудевшим. Да и сам он, кажется, вытянулся еще больше. На высоком, шишковатом от бородавок лбу блестели капельки пота.
Макет походил на мифическое поселение будущей цивилизации с триумфальными арками, пантеонами, звездным разбегом проспектов, станций метрополитена, стадионами, площадями и парками, разбитыми по всем законам архитектуры в стиле эпохи третьего рейха с его тягой к величию и грандиозности.
— Еще в тридцать шестом году у фюрера возникла мысль создать такой Берлин — центр гигантской империи от Ла-Манша до Урала. — Шпеер горящими глазами смотрел на макет. — Вот на этой арке, перед которой парижская Триумфальная кажется малюткой, мы увековечим имена всех павших… Унтер-ден-Линден сделаем на двадцать метров шире Елисейских полей. А здесь соорудим «Гросс-халле», увенчаем его куполом с изображением земного шара и воспарившим германским орлом.
38-летний министр, с именем которого связывалась новая эра тотального вооружения рейха, сейчас, как мальчишка, любовался своим игрушечным городом-сказкой, совершенно забыв о посетителях.
Только теперь, как бы очнувшись, он развернулся на длинных ногах к Лешу и Хохмайстеру, проговорил дежурную фразу:
— Рад видеть вас.
Леш сделал шаг вперед:
— Господин министр, восемь месяцев назад на полигоне нашего инженерного училища в Карлсхорсте вы изволили наблюдать действие нового противотанкового ружья…
— Припоминаю. Кажется, я просил испытать его в бою.
— Так вот майор Хохмайстер…
— Стойте! — прервал Леша Шпеер и подошел к Маркусу. — Так это вы?! Что с вами случилось? Я не узнал вас.
— При испытаниях я не закрыл глаза и меня обожгло огнем, вылетевшим из гранаты… Как мне сказал генерал Леш, вам был направлен отчет полковника СС Циглера. На его участке фронта проходили испытания.
— Когда это было?
— В августе прошлого года.
— Я не получал никакого отчета, — Шпеер нажал на кнопку звонка, в дверях моментально возник большеголовый секретарь. — Выясните, где застрял отчет полковника Циглера, посланный на мое имя.
— Извините, господин министр, — Леш покраснел, как провинившийся школьник. — Чтобы не отрывать вас от более важных дел, отчет я послал в отдел вооружений вермахта…
— Все равно меня должны были поставить в известность.
— Вот копия! — Хохмайстер будто знал, что отчет может понадобиться, когда забирал у адъютанта папку.
— Вы совсем не видите? — спросил Шпеер.
— Немного вижу.
Шпеер быстро пробежал глазами письмо Циглера и неожиданно обратился к Лешу:
— Фриц Леш — это ваш брат?
— Так точно! — вытянулся генерал, пытаясь поджать жирный живот.
Рейхсминистр провел рукой по узкому аскетическому лицу. Это было его давней привычкой, признаком размышлений или волнения.
— В какой стадии доработок находится «фауст»?
— В Розенхайме на полувоенном заводике отца Маркуса изготовляются опытные образцы. В испытательной лаборатории там работает наш сотрудник, — отрапортовал Леш.
— Работы ведутся на уровне самодеятельного деревенского хора, — добавил Хохмайстер.
— Не понял, — встрепенулся Шпеер.
— Я попросил у отца кредит. Субсидий училища не хватает. Много месяцев я лежал в клинике и понятия не имею, что делается в Розенхайме.
— Какая разболтанность! — воскликнул Шпеер. — Леш, завтра же, повторяю, завтра в это же время представьте смету расходов, включая то, что задолжал майор Хохмайстер отцу. Вы же, майор, поезжайте в Розенхайм и узнайте реальную обстановку. Если в чем-то возникнет нужда, обращайтесь лично ко мне. Все работы над «фаустом» немедленно засекретить!
Вернувшись в училище, Леш и Хохмайстер набросали приблизительную сумму расходов и подготовили документ на имя Шпеера. Генерал перенервничал и сильно устал. Он уехал домой. Хохмайстер же почувствовал прилив энергии. По дороге в «Адлон» он спросил ничего не подозревавшего адъютанта:
— Чем занимается брат генерала — Фриц?
— Он директор одного из заводов Альфреда Круппа, выпускает противотанковые пушки 75-го калибра.
«Ах ты пройдоха, генерал Леш!» — подумал Маркус беззлобно, засыпая в отеле под шум весеннего дождя, навалившегося на Берлин.
…Утром Леш проводил его на Потсдамский вокзал, а в пятнадцать часов снова очутился в кабинете у Шпеера. Рейхсминистр просмотрел смету, отложил бумаги в сторону.
— Я помню Маркуса с Олимпийских игр, — задумчиво проговорил он. — Фюрер в то время сказал мне, что в сороковом году игры состоятся в Токио. Но это не страшно. Это будут последние игры на чужой земле. А уж потом до конца времен они будут проходить только в Германии. Состав участников станем определять мы, немцы.
— Маркус уже никогда не вернется на ринг, — притворно вздохнул Леш.
Однако Шпеер не обратил внимания на реплику генерала. Он еще находился во власти впечатлений от встречи с Маркусом.
— Даже не позвони мне Ширах, я бы все равно поддержал Хохмайстера. Но опасаясь огорчить больного человека, я не стал говорить, что в конце весны или начале лета мы начнем еще одно великое наступление. На этот раз войска будут предельно насыщены техникой. Мы централизовали всю военную промышленность, подчинили военной индустрии материальные резервы страны, увеличили рабочий день до четырнадцати часов, загнали на заводы, в шахты, рудники всех иностранных рабочих, военнопленных, узников концлагерей… Теперь прямо с конвейера идут в Россию новейшие танки и штурмовые орудия, самолеты и пушки. Если эта операция удастся, фаустпатрон Хохмайстера, как оружие оборонительное, может и не понадобиться нам.
— Я так и думал! — воскликнул Леш, но тут же осекся, увидев на худом лице Шпеера гримасу неудовольствия.
— Пусть Хохмайстер занимается своей хлопушкой, выпускает малые серии, а мы подождем развития событий на Восточном фронте.
— Простите, а смета? — Леш кивнул на папку, лежавшую на столе.
— Пока мы дадим ему возможность расплатиться с кредитором, чтобы отец мог открыть для него дополнительный кредит.
Шпеер взглянул на часы и нажал на кнопку, зажигавшую в приемной зеленую лампочку. Леш понял — аудиенция окончена. Как нацист-ветеран он вытянул руку и, пятясь, скрылся за дверью.
Нина увезла с собой микропленку, которая зафиксировала все бумаги Березенко и детали фаустпатрона. Второй экземпляр будет у Йошки в патроне от маузера. В случае чего при выстреле пленка полностью сгорит. Третий экземпляр поедет в тайнике под ручкой чемодана. Оставалось все, что принес Березенко, переписать невидимыми чернилами в книгу «Путеводитель по городу Галле» и переслать ее в Гейдельберг Максу Ульмайеру. Этот адрес давал Алексей Владимирович Волков для связи с Центром. От первого адресата бандероль с соответствующим паролем пойдет к другому, может быть, к третьему, подвергнется неизбежной проверке, но пока существует имперская почта, цепочка доведет до того лица, которое переправит книгу через линию фронта, и она окажется у Волкова.