Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 138



Не вдумываясь в содержание, Павел взялся за переписку. Он старался лишь точно скопировать текст, воспроизвести цифры, чертежи, формулы, рецепты сплавов и сталей. Затем он сжег бумаги Березенко в печке, передал путеводитель Йошке.

— Запечатай и отправь срочной почтой.

Затем они раскидали разобранные до винтика детали опытного «фауста» по мусорным ящикам, содержимое которых регулярно вывозилось на городскую свалку. Таким же путем исчезла микрокамера «Минокс». Все дела были закончены.

Утром следующего дня Павел, встретив Йошку, сказал ему:

— Вечером мы должны во что бы то ни стало уехать из Розенхайма. Я еду на вокзал за билетами, тебе пора к Айнбиндеру.

Однако на Людендорфштрассе Вилли не оказалось. Антье торопилась на работу, стирала ночной крем. Она раздраженно сообщила, что капитан еще вечером уехал к Хохмайстерам. «Его стащил с постели какой-то срочный звонок».

Йошка поехал к особняку Ноеля. В холле его встретил Айнбиндер:

— Горючее есть?

— Далеко ехать?

— На вокзал.

— Тогда хватит. Есть полбака.

По лестнице спускались Ноель и Эльза. Оба были в выходных костюмах и сильно взволнованы.

— Ах, я забыла нарвать цветов! — воскликнула Эльза.

— Если позволите? — выскочил Йошка.

— Возьмите садовые ножницы, в теплице за домом настригите нарциссов.

— Куда торопиться? В нашем распоряжении больше часа, — успокаивал супругу Ноель, хотя сам заметно нервничал.

— Ты мне сегодня не понадобишься, — сказал Айнбиндер, когда Йошка принес цветы.

— Мы на днях уезжаем. Не сможете ли в последний раз подвезти к пансионату фрау Штефи?

Вилли посмотрел на супругов:

— Мы едем мимо. Не возражаете?

Эльза милостиво разрешила.

У дома фрау Штефи Айнбиндер притормозил. Йошка забрал свою сумку, в которой обычно держал термос с кофе и бутерброды, захлопнул дверцу. «Опель» понесся дальше.

По дорожке с хозяйственной сумкой навстречу шла Франтишка.

— Где ты пропадал все дни?

— Я же работал! А сегодня у меня есть свободных часа три. Поедем за город, погуляем?

Франтишка остановилась. Ей давно хотелось вырваться куда-нибудь, чтобы не видеть лица надменной фрау Штефи, крикливой Клары, блудливого Франца.

— Попробую отпроситься, — сказала она.

— Вот и прекрасно! Ты пока иди в магазин, а я заскочу на почту.

На почте, к счастью, никого не было. Грудастая, белокурая немка запечатала книгу о Галле в серую оберточную бумагу, перетянула шпагатом, намазала концы разогретым сургучом и приложила штемпель.

— Не будете ли столь милы написать адрес? — попросил Йошка.

— У вас нет рук?

— У меня отвратительный почерк и мало времени.

— Вы всегда торопитесь?



— Вечером я свободен.

Толстушка оценивающим взглядом посмотрела на добродушное крестьянское лицо Йошки, застывшее с глуповато-выжидательной улыбкой, усмехнулась:

— Что ж, посмотрим. Говорите адрес.

— Гейдельберг, Блауштрассе шесть дробь восемь. Максу Ульмайеру, — продиктовал Йошка.

Выйдя на улицу, он увидел старую коробку «мерседеса» двадцатых годов. На козырьке кабины горел зеленый огонек.

— Свободен, землячок? — спросил он паренька лет пятнадцати, сидевшего за рулем.

— Так точно, господин ефрейтор! — мальчик-шофер проворно выскочил из кабины и распахнул вторую дверцу.

— Тогда включай счетчик, подождем подружку. Она скоро придет.

Появилась Франтишка с полной сумкой продуктов. Йошка отвез девушку в пансионат.

— Ты знаешь «Фортхауз Мюльталь»? — спросил он шофера.

— А у вас хватит денег расплатиться?

— Более того, ты приедешь за нами через два часа и привезешь обратно. Я оплачу проезд с чаевыми, если ты не окажешься лгунишкой.

— Вы обижаете фирму «Алоис Кранц и сын», — надул губы мальчик.

В это время подошла Франтишка:

— Фрау Штефи страдала бессонницей, теперь спит. Я свободна.

Лесной ресторан «Фортхауз Мюльталь» у Штарнбергского озера славился блюдами из форели. Йошка заказал рыбу, запеченную на костре. Когда кельнер отошел, он дотронулся до прохладной руки девушки:

— Я должен сообщить тебе не очень приятную весть. Сегодня мы уедем. Когда встретимся — одному богу известно. Но ты помни обо мне. Я дам адрес своего приятеля, он будет пересылать твои письма. Пиши обо всех новостях. Адрес не записывай, а запомни. И никому не говори о нем…

— Гейдельберг, Блауштрассе шесть дробь восемь, Макс Ульмайер, — повторила Франтишка шепотом.

Хотя Волков говорил, что Ульмайер ни при каких обстоятельствах не провалится и не попадет под «колпак» гестапо, тем не менее Йошка шел на определенный риск. Франтишка могла назвать этот адрес, если вдруг полиция займется ею. Но она девушка сообразительная и не из робких. А Йошке, и, разумеется, Павлу, и конечно же Волкову важно было знать, как воспримут внезапный отъезд Штефи, что произойдет в Розенхайме дальше и, главное, как сложится судьба жильца в мансарде господина Бера. И еще до боли в сердце Йошке захотелось, чтобы Франтишка уцелела в этой проклятой войне.

По сосновому лесу они вышли к ручью, шумевшему среди камней. Оба молчали, понимая, что это их последняя встреча, и неизвестно, что случится с ними в будущем.

— Я люблю тебя, Франтишка, — сказал вдруг Йошка. — И когда-нибудь найду, чего бы это мне ни стоило.

Потом они вышли на смотровую площадку перед озером, где уже поджидал их старенький «мерседес».

Дома Павел уложил последние вещи.

— Поезд отправляется в полночь, — обратился Клевцов к Йошке. — Но нам, пожалуй, будет лучше, если сейчас пойти к фрау Штефи и заказать по телефону такси на двадцать часов. Пусть думает, что уехали раньше.

Фрау Штефи была огорчена внезапным отъездом выгодных и щедрых жильцов. Она повторила уже высказанное Павлу сожаление, разрешила вызвать такси. Пока Йошка дозванивался до станции, старуха не отходила ни на шаг.

Франтишку он больше не встретил. Даже когда приехал таксист и они стали прощаться, девушка не вышла. Скорее всего, она наблюдала за ними издали. «Молодец, девочка», — мысленно похвалил Йошка, хотя ему очень хотелось еще раз взглянуть на нее.

На вокзале они сдали вещи в камеру хранения, нашли небольшой кинотеатр поблизости. Шел идиотский фильм «Штукас» о приключениях немецкого летчика-штурмовика во время войны с Францией. Доблестный сын рейха настолько преуспел в своих подвигах, что, попав в плен, уговорил французских солдат сдаться на милость победителя.

За минуту до отхода поезда они сели в вагон. Перрон опустел. Остались дежурный по станции, несколько провожающих да полицейский. Проплыли станционные постройки, потянулись серые, коричневые, сизые дома, давно погрузившиеся в сон… Спали сварливые супруги Франц с Кларой, утомившаяся за день Франтишка, Ноель, Эльза и Маркус Хохмайстеры, «рабочий вождь» Герман Лютц и Березенко, Вилли Айнбиндер и Антье Гот, Йозеф Шрайэдер и капитан Каппе… Только Хуго, наверное, выпроваживал из своего заведения последних выпивох да глотала люминал, страдая от бессонницы, фрау Штефи.

Павел облегченно вздохнул. К этому заданию он отнесся старательно и осмотрительно, по-саперному, когда имеешь дело с оружием, миной ли новой конструкции, хитроумной ловушкой или неизвестным взрывателем. Помогли и характер, и советы Волкова, и сознание, что рядом находится друг, которому пришлось выполнять роль расторопного денщика, помогли и сообразительность Нины, и документы, сделанные мастерски, и знание чужого языка и обычаев, и просто везение.

Йошку как человека практичного занимали сейчас более прозаические вещи: как добраться до хутора Ясного, где спрятан «северок» для связи с командованием, которое должно определить способ перехода через линию фронта? Вспомнив старую чешскую поговорку «Черт утром кажется светлей, нежели ночью», что соответствовало русской пословице «Утро вечера мудренее», он залез на верхнюю полку и скоро заснул.

В Дрезден экспресс прибыл в одиннадцать часов. Здесь предстояла пересадка. Нина уже поджидала их. Павлу удалось закомпостировать билеты на поезд, который шел в Россию. Если в Германии и Венгрии он выдерживал расписание, то на Украине из графика выбился — застревал в тупиках, ждал, когда прогрохочут мимо большегрузные, многовагонные составы с военной техникой, с гренадерами, успевшими загореть на жарких пляжах Ла-Манша, в Греции и на Балканах. Продукты, припасенные в дорогу, кончились. Пришлось довольствоваться жидким гороховым или бобовым супом на армейских пунктах питания и тем, что удавалось купить в крайне бедных маркитантских лавках.