Страница 53 из 89
Причина заключалась в том, что «он не порвал своих отношений с Чхве Чхан-иком» (эта формулировка была применена, несмотря на то обстоятельство, что Чхве Чхан-ик к тому времени был официально реабилитирован!)[270].
Показательно, что вскоре после августовского кризиса, в конце 1956 г., руководство ТПК решило провести кампанию по обмену партийньгх билетов. Пак Кым-чхоль в разговоре с советским дипломатом 22 ноября настаивал на том, что «это мероприятие не преследует цели чистки партии, а вызвано необходимостью улучшения системы учета, регистрации членов партии и замены старых партийных билетов, пришедших в большинстве случаев в негодность»[271]. Однако едва ли следует верить этим словам Пак Кым-чхоля. Более вероятно, что, как уже отмечал Со Дэ-сук, вся кампания по обмену партийных документов была начата именно потому, что она являлась хорошим предлогом для тщательной проверки происхождения и поведения каждого члена партии[272]. Это косвенно признавалось и в статье, опубликованной в «Нодон син-мун» в январе 1957 г. Статья недвусмысленно указывала, что выдача новых партбилетов предоставляет хорошую возможность для того, чтобы проверить надёжность всех членов партии[273].
Хотя августовское выступление оппозиции и связанные с ним разногласия в северокорейском руководстве и стали самыми яркими событиями того периода, кризис в верхах был лишь отражением широкого недовольства, которое существовало в северокорейском обществе. Доступные нам документы свидетельствуют, что августовский инцидент был просто наиболее открытым проявлением общего кризиса северокорейского сталинизма. Местные особенности не позволили этому кризису развиться до того уровня интенсивности, которая был бы сопоставим с напряженностью кризисов в Венгрии и Польше. Тем не менее, Корея не осталась в стороне от политических тенденций и изменений тех лет. Северокорейское руководство знало о недовольстве, которое существовало в среде интеллигенции, а также среди образованных партийных кадров. По данным советского посольства, в июле 1956 г., то есть как раз накануне августовского противостояния, Ким Ир Сен, анализируя социально-политический кризис в Польше, прямо заявил, что польские лидеры не уделили должного внимания «вредным тенденциям» среди интеллигенции, и добавил, что и в КНДР также наблюдаются признаки недовольства в этих слоях населения («часть [интеллигенции]… настроена не совсем правильно в отношении ряда мероприятий, проводимых ЦК ТПК и Правительством»)[274].
Развитию этих тенденций немало способствовали события, происходившие за пределами Северной Кореи. Кампания по десталинизации в СССР, хотя и отчасти приостановленная после «венгерских событий», не была свернута полностью. Информация о переменах в Москве и событиях в других социалистических странах продолжала разными путями поступать в Корею, воздействуя на тех, кто мечтал о более либеральном варианте государственного социализма. На короткое время могло показаться, что сентябрьские решения предоставили этим людям некоторую защиту. Нужно помнить, что в середине 1950-х гг., несмотря на жесткий политический контроль, КНДР в целом была более открыта внешним влияниям, чем в последующие десятилетия. Число корейцев, обучавшихся за границей или ездивших за рубеж (хотя только в социалистические страны и только с официального разрешения) было невелико, однако весьма значительно по сравнению с последующим периодом северокорейской истории. Иностранная пресса, включая и советские газеты, тогда свободно продавалась в Пхеньяне. Даже газеты печатали гораздо больше информации, чем считалось возможным после 1957 г. Достаточно сказать, что во время венгерского кризиса «Нодон синмун» регулярно перепечатывала официальные советские сообщения о «волнениях» и «беспорядках» в венгерской столице. Начиная с 27 октября и до конца ноября такие сообщения появлялись ежедневно, за исключением трех решающих дней с 2 по 4 ноября, когда советские войска с боями прорывались в восставший Будапешт. Несмотря на крайне негативную оценку венгерского восстания, эти публикации все-таки являлись источником информации[275]. Менее драматичный «польский октябрь» в корейской печати освещался слабее, но тем не менее газеты КНДР упоминали кадровые перестановки в руководстве правящих партий Восточной Европы. Такой подход к подаче информации представляет собой яркий контраст с характерным для более поздних времен нежеланием северокорейской прессы информировать читателей о любых внутренних или внешних проблемах «братских стран».
Волнения в Венгрии вызвали определенный резонанс среди корейской интеллигенции. Ректор Университета Ким Ир Сена в феврале 1957 г. рассказывал советскому дипломату о появлении в университете надписей на стенах и рукописных листовок: «В связи с событиями в Венгрии в университете были случаи, когда нездоровые элементы из числа студентов после венгерских событий от руки писали в общественных местах на стенах, на клочках бумаги лозунги о поддержке контрреволюционного студенчества Венгрии, за улучшение жизни студентов в КНДР. Открытых выступлений и заявлений на собраниях по этому поводу не было»[276].
Ю Сон-хун, ректор Университета имени Ким Ир Сена, сообщил, что трое корейских студентов, обучавшихся в Венгрии, воспользовались событиями, чтобы бежать в Австрию[277], а около пятидесяти студентов были спешно отозваны в Пхеньян (Балаш Шалонтай в своей книге указывает, что отозвали не всех и часть корейских студентов-старшекурсников все-таки осталась в Венгрии для завершения обучения)[278]. Из материалов посольства известно, что эти студенты доставляли своим кураторам немало хлопот. Они задавали преподавателям политически опасные вопросы и поднимали щекотливые темы на семинарах. Некоторые из этих вопросов, приведенные в документах посольства, действительно были весьма провокационными, с официальной точки зрения. Впрочем, имеет смысл процитировать жалобы профессора Сон Кун-чхана, зав. кафедрой основ марксизма-ленинизма, которого приставили к отозванным из Венгрии студентам на предмет, как он сам выразился, их «перевоспитания». Профессор Сон жаловался: «[Н]екоторые из студентов в беседах и на семинарах заявили, что правительство КНДР неправильно поступило, оказав правительству Кадора экономическую помощь, так как оно якобы не пользуется поддержкой у венгерского народа. Некоторые открыто заявляли о правильности выступления Тито в Пуле и Карделя на сессии Скупщины[279]. В отношении Советского Союза говорят, что венгры правильно выступали против изучения русского языка и основ марксизма-ленинизма в вузах, что в Венгрии они не видели таких маленьких домиков, какие они видели, проезжая Советский Союз. Они считают правильным разоблачение культа личности Сталина, но не согласны с методами его разоблачения. В отношении КНДР они высказывают недоумение, почему в Пхеньяне почти все жители ходят пешком, […] выступают против дальнейшего развития тяжелой промышленности в КНДР. Считают неправильным создание в Венгрии единой партии трудящихся, что не вело к развитию демократизма. Венгерские студенты в беседах с ними открыто говорили, что жизненный уровень в Венгрии ниже довоенного и т. д.»[280]. Ректор университета Ю Сон-хун сказал советскому дипломату (которым был, конечно же, вездесущий и проницательный Е. Л. Титоренко), что «приезд их (корейских студентов, отозванных из Венгрии. — А. Л.) в г. Пхеньян вызвал некоторое беспокойство правительства, так как многие из них открыто заявляют о своем недовольстве условиями жизни в Корее, настаивают на возвращении их на учебу в Венгрию». Ю Сон-хун сообщил, что «решено их поместить в лучших общежитиях, расселив среди надежных студентов, чтобы наблюдать за их поведением»[281]. Студенты, обучавшиеся в другом центре идеологического брожения, Польше, также доставляли подобные проблемы. Ситуация среди них казалась настолько серьезной, что сам Ким Ир Сен счел необходимым пожаловаться на нее советскому поверенному в делах[282].
270
Запись беседы Г. Е. Самсонова (первый секретарь посольства) с Ли Сон Уном (председатель Пхеньянского городского комитета ТПК). 23 ноября 1956 г-.
271
Запись беседы В. И. Пелишенко (советник посольства) с Пак Ким Чером (зам. председателя ЦК ТПК). 22 ноября 1956. АВП РФ. Ф. 0102.Оп. 72. Д. 6, папка 68.
272
Suh Dae Suk. Kim И Sung. P. 152; Запись беседы E. JI. Титоренко (второй секретарь посольства) с Ю Сон Хуном (ректор Университета Ким Ир Сена). 11 сентября 1957 г.
273
Нодон синмун. 16 января 1957 г.
274
Запись беседы С. Н. Филатова (советник посольства) с Цой Чан Иком (зам. премьера, член Президиума ЦК ТПК). 23 июля 1956 г.
275
Нодон синмун. 28 октября — 15 ноября 1956 г.
276
Запись беседы Е. Л. Титоренко (второй секретарь посольства) с Ю Сон Хуном (ректор Университета Ким Ир Сена). 7 февраля 1957 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 13. Д. 6, папка 72.
277
Там же.
278
«Нодон синмун» опубликовала заметку об возвращении корейских студентов из Венгрии (еще одно свидетельство относительной открытости северокорейского общества того времени) и объяснила, что их отзыв был необходим, «принимая во внимание сложную ситуацию в Венгрии… чтобы облегчить бремя» венгерского народа». Нодон синмун. 10 января 1957 г.
279
Речь И. Тито в хорватском городе Пуле была произнесена 11 ноября 1956 г. и выражала позицию Югославии в отношении венгерских событий. В речи в целом осуждалось советское военное вмешательство, а также говорилось о том, что в советском руководстве по-прежнему существует влиятельная сталинистская фракция (о речи см.: Lorraine Lees. Keeping Tito Afloat: The United States, Yugoslavia, and the Cold War. University Park, PA: Pe
280
Запись беседы Е. Л. Титоренко (второй секретарь посольства) с Сон Кун Чаном (зав. кафедрой основ марксизма-ленинизма Университета Ким Ир Сена). 21 января 1957 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 13. Д. 6, папка 72. В цитате опущено разделение на абзацы. Транскрипция имени уточнена, см. статью «Нодон синмун» за 6 августа 1957 г., где упоминается профессор Сон Кун-чхан (в весьма негативном свете, кстати говоря).
281
Запись беседы Е. J1. Титоренко (второй секретарь посольства) с Ю СонХуном (ректор Университета Ким Ир Сена). 7 февраля 1957 г.
282
Запись беседы В. И. Пелишенко (временный поверенный в делах) с Ким Ир Сеном. 12 февраля 1957 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 13. Д. 6, папка 72.