Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 89

Несколько месяцев после сентябрьского пленума в партийном аппарате царила обстановка относительного спокойствия. Какое-то время могло казаться, что Северная Корея собирается последовать примеру других «братских социалистических стран» и вступить на путь умеренной десталинизации. Осенью в корейской печати имя Ким Ир Сена стало упоминаться не столь часто, а восхваление его величия и мудрости на какое-то время вообще прекратилось. Заметны были и другие признаки послаблений в идеологической и культурной сферах. В октябре «Нодон синмун» напечатала передовую статью «За активные и свободные исследования и дискуссии в культуре и науке», авторы которой заявляли: «Нет мудрости большей, чем коллективная мудрость. Мнение любого "авторитета" или личности не может избежать субъективизма и пристрастности. Разве не ясно, что взгляды одного человека, как бы он ни был велик, более ограничены, чем взгляды масс?»[261] Вполне понятно, что для Северной Кореи подобные замечания были прямым покушением на основы, тяжелым идеологическим преступлением, так как вызывали сомнение в безграничной мудрости Великого Вождя.

В целом начало 1957 г. было в Северной Корее временем либеральных веяний, которые вполне соответствовали тогдашней советской идеологической моде. Это особенно отразилось в литературе и искусстве — областях, которые во всех социалистических странах служили ярким индикатором идеологических тенденций. Как теперь стало очевидно, для Северной Кореи середина 1950-х гг. была периодом относительной «оттепели». В те времена в «Нодон синмун» появлялись статьи, посвященные иностранной культуре и даже стихи на таком возмутительно «феодальном» и «реакционном» языке, как классический китайский[262].

С весны 1956 г. общий тон северокорейской литературной критики несколько изменился, что в целом отражало перемены в советской литературной политике. Лозунгом дня на какое-то время стала борьба против «схематизма» (кор. тосикчжуый). В данном случае термин «схематизм» обозначал рабскую зависимость от идеологических предписаний, которая превращала произведение искусства в простую иллюстрацию текущих политических лозунгов. Как и в постсталинистском Советском Союзе, откуда, собственно, и пришел в Корею этот термин, в КНДР «борьба против схематизма» на деле подразумевала, что писателей и деятелей искусств призывали несколько ограничить использование литературы и искусства в пропагандистских целях. От руководства творческих союзов также ожидалась несколько большая терпимость к «политически незрелым» работам. Эта новая тенденция не предполагала действительной свободы творчества, но предусматривала некоторое ослабление идеологического нажима. В эти месяцы в Северной Корее могли публиковаться произведения, которые бы в начале 1950-х гг. были бы наверняка объявлены «реакционными» или «ревизионистскими» (после 1959 г. к ним, скорее всего, отнеслись бы с еще большей суровостью). Нет нужды говорить, что в большинстве случаев по своей эстетической ценности эти произведения заметно превосходили ту нудно-трескучую пропаганду, которая сходила за искусство в другие периоды северокорейской истории[263].

Однако оттепель 1956–1957 гг. продолжалась недолго. Ким Ир Сен отнюдь не собирался выполнять резолюции сентябрьского пленума и послушно следовать той политической линии, которую ему весьма бесцеремонно навязали извне. Его уступчивость была лишь тактической уловкой, и он был полон решимости наказать мятежников, которые осмелились бросить открытый вызов его главенству в партии и стране. Во многом такой подход был политически обоснован: если бы бунтари избежали наказания, то это создало бы опасный прецедент, который мог привести к повторению подобных выступлений и в будущем.

Такая линия Ким Ир Сена стала очевидной уже в первые месяцы после сентябрьского пленума. Хотя под китайско-советским давлением Ким Ир Сен и согласился реабилитировать «раскольников», исключенных из партии в августе, их формальная реабилитация отнюдь не означала восстановления их прежнего политического статуса. Уже через несколько месяцев после сентябрьского пленума на страницах северокорейской печати стали появляться отдельные материалы, направленные против наиболее активных и заметных деятелей оппозиции. Так, 25 декабря 1956 г. «Нодон синмун» сообщила, что в департаменте строительных материалов проходят собрания, на которых критикуется деятельность бывшего начальника этой организации Ли Пхиль-гю. Сообщалось, что сотрудники департамента активно занимаются взаимной критикой и самокритикой и выражают сожаления по поводу своей недостаточной принципиальности[264]. Несколькими днями позднее «Нодон синмун» сообщила, что аналогичные собрания проходят и в Министерстве строительства, главой которого был другой видный оппозиционер, Ким Сын-хва. Читатели газеты узнали, что Ким Сын-хва «искажал политику партии» в области строительства[265]. Наконец, в середине февраля 1957 г. прошла кампания против Юн Кон-хыма, который до своего побега в Китай являлся министром торговли. По сообщению «Нодон синмун», бывшего министра обвинили в разнообразных прегрешениях на всекорейском совещании работников торговли[266]. В середине февраля настал черед еще одного беглеца — Со Хви. 25 февраля 1957 г. в «Нодон синмун» появился материал под заглавием: «В защиту партийности, против отхода от партийных принципов — в Центральном совете профсоюзов». В статье сообщалось о той кампании, которая проходила в профсоюзном руководстве и была направлена на «разоблачение» Со Хви[267].

Таким образом, в период с декабря 1956 по февраль 1957 г. внимательный читатель официальной печати был поставлен в известность о том, как теперь следует относиться к большинству лидеров оппозиции. В то же время примечательно, что до лета 1957 г. в северокорейской печати не появлялось прямых атак на главных организаторов августовского выступления — Пак Чхан-ока и Чхве Чхан-ика (по крайней мере, таких нападок в «Нодон синмун» обнаружить не удалось). Можно предположить, что Ким Ир Сен воздерживался от критики именно потому, что эти две фигуры имели наибольшее символическое значение, и прямая атака на них могла быть воспринята как вызов Москве и Пекину. Впрочем, несмотря на все официальные резолюции, Пак Чхан-ок и Чхве Чхан-ик так и остались на тех постах, на которые их отправили после августовского пленума, — заведующего лесопилкой и директора свинофермы. Вдобавок их свобода оказалась кратковременной. В начале сентября 1957 г. Ю Сон-хун, тогдашний ректор университета Ким Ир Сена, сообщил советскому дипломату, что Пак Чхан-ок и Чхве Чхан-ик арестованы[268]

Впрочем, к тому времени аресты шли полным ходом. Справка о ситуации в КНДР, подготовленная для советского руководства в октябре 1957 г., сообщала, что за июль — август 1957 г. органами МВД КНДР было арестовано 68 руководящих партийных работников[269]. В скором времени, впрочем, счет арестованным партработникам пойдет на сотни и тысячи.

Как уже упоминалось, после сентябрьского пленума некоторые из менее значительных сторонников оппозиции получили свои прежние посты, но только на короткое время. С ноября 1956 г. Ким Ир Сен и его окружение снова начало постепенно смещать их с ответственных должностей. Весьма типичной для этого периода представляется судьба заместителя председателя пхеньянского горкома ТПК Хон Сун-хвана, который упомянут в нескольких документах того времени. В начале сентября 1956 г. Хон Сун-хван был освобожден от своих обязанностей, так как он «поддерживал связи с Чхве Чхан-иком». В конце сентября, в соответствии с недавними решениями, он был восстановлен на прежнем посту. Однако в ноябре Хон Сун-хван был снова смещен с поста и исключен из партии.

261

Нодон синмун. 19 октября 1956 г.

262

3 августа 1956 г., например, «Нодон синмун» опубликовала довольно большую статью о деятельности существовавшего тогда в Кэсоне общества поэзии на ханмуне (классический китайский язык). В газете даже появилось несколько стихотворений, написанных членами общества. Стихи затрагивали «политически правильные» темы (например, объединение родины), но всего несколько годами позднее существование подобного общества было немыслимо.

263

Исследование этого кратковременного «потепления» содержится в статье Ким Сон-су. Kim SOng-su. 1950 nyOndae Pukhan munhak-kwa sahoejuui riollijum [Социалистический реализм и северокорейская литература 1950-х годов] // HyBndae Pukhan yOngu. Т. 2 (1999). № 2. С. 141–145.





264

Нодон синмун. 25 декабря 1956 г.

265

Там же. 28 декабря 1956 г.

266

Там же. 15 февраля 1957 г.

267

Там же. 25 февраля 1957 г.

268

Запись беседы Е. JI. Титоренко (второй секретарь посольства) с Ю Сон Хуном (ректор Университета Ким Ир Сена). 11 сентября 1957 г. АВП РФ.Ф. 0102. Оп. 13. Д. 6, папка 72. Содержащиеся в ряде южнокорейских и западных работ утверждения о том, что Пак Чхан-оку удалось выехать в СССР, являются ошибочными.

269

К беседе с партийно-правительственной делегацией КНДР. КЧИ, документы 1957 года. № 1172/8в, 22/Х-57 г.