Страница 45 из 52
Хоронили Арланова на престижном погосте, рядом со старинной церковью. Видимо, сын не поскупился — положил на лапу и батюшке, и гробовщикам.
Свежевырытая яма располагалась прямо-таки символично: слева — покосившееся надгробие одного из декабристов, справа великолепный мраморный памятник директору гастронома.
Провожали в последний путь бывшего властелина области человек десять. Не звучали торжественные речи, не выли оркестры, не гремел прощальный салют…
Рыдала Клавдия Ивановна, смахнул суровую слезу единственный наследник Алексей Васильевич… Торопливо побросали горсточки земли на крышку гроба респектабельно одетые близкие родственники. Правда, в конце церемонии прибился к компании некий занюханный дедок. Тоже кинул в могилу свой кусок глины, весьма талантливо похлюпал носом, наверное, думал, на поминки пригласят — шляются такие на каждом кладбище. Но не тут-то было! Не на таких нарвался… Постоял дедок и, поняв, что здесь ему не обломится, торопливо засеменил по аллейке. И все же Коля Ладушкин решил его проверить — а вдруг!
— Извините за беспокойство…
Старичок оглянулся. Его маленькое, сморщенное личико было задумчиво и печально.
— Извините, вы знали покойного?
— Кто ж его не знал, — грустно усмехнувшись, ответил дедок. — В нашем городе его, почитай, все знали.
— Но никто на похороны не явился, а вы почему-то пришли?
— А как же… кротко выдохнул старичок. — Я ведь с Васей в одном взводе воевал, потом мы с ним на одном заводе работали… А вы, наверно, внучок Василия Сергеевича?
Коля аж вспотел от возбуждения и в очередной раз подумал о своем старшем наставнике с восхищением: «Ну, Бобров! Ну, Иван Петрович! Как в воду глядел…»
Старик с надеждой ждал ответа.
— Нет, переведя дыхание, сказал Ладушкин. — Я представитель прокуратуры. — И вынул из нагрудного кармана временное удостоверение.
— А-а-а… — разочарованно протянул собеседник, но документ взял, прищурился и вслух прочитал: — Ладушкин Николай Борисович.
— А вас как звать-величать?
— Панкратов Константин Григорьевич.
— Хотел бы с вами побеседовать.
Пожалуйста, раз надо. Только, если не возражаете, пойдемте ко мне. Я тут недалеко живу, заодно и Васю помянем…
— А вы что, в доме у него ни разу не были?
— Не удосужился. — Панкратов снова печально усмехнулся. — А вот он у меня в свое время частенько бывал.
Панкратов жил в удобной однокомнатной квартирке на пятом этаже старого, но капитально отремонтированного здания.
— Это мне Вася помог такие хоромы получить, — пояснил Константин Григорьевич, выставляя из холодильника графинчик водки, уже разрезанную и уложенную на блюде селедочку с луком. — Как он в гору пошел, я с ним долго не встречался, только по праздникам на трибуне видел. Ну, я, естественно, в заводской колонне иду, а он там — наверху. Узнавал, конечно, родной завод, лапкой нам махал. Но не так, чтобы кому-то персонально, а всем вместе. Привет, дескать, дорогие товарищи! Помню, помню… Здесь путевку в жизнь получил…
Панкратов наполнил рюмочки.
— Ну что, молодой человек, помянем раба божьего Василия. Пухом ему земля.
Ладушки сначала хотел отказаться — все-таки он при исполнении, но потом решил, что для поддержания беседы можно и нарушить служебную этику. Уж больно, по всему видно, разговор интересный намечался.
Константин Григорьевич снял с плиты кастрюлю с вареным картофелем, разложил по тарелкам.
— Не обессудьте, харч скромный… Вот когда Василий Сергеевич у власти стоял, я бы вас тогда мог славно угостить.
— Это почему же? — простовато спросил Ладушкин.
От выпитой водки у Панкратова раскраснелись щеки. Он хихикнул, налил по второй.
— На, теперь за здоровье всех пока живущих. За это и чокнуться можно…
Снова выпили, закусили.
— Спрашиваете — почему? — усмехнулся Панкратов. Тут история такая… Я все в коммуналке жил, как после войны мы со старухой в нее въехали, так и проживали. Сын родился, вырос… Потом супруга моя от язвы желудка померла. Сынок женился. И стал я им там мешать. Сноха и удумала: «Сходили бы вы, Константин Григорьевич, к Арланову. Вы фронтовик, с первым секретарем в разведку ходили, а живете в таких условиях…» Пилила она меня, пилила и таки допилила. Записался я к Василию Сергеевичу на прием, по личному вопросу. Месяца через три подошла моя очередь. Вася сразу меня признал, обласкал. Выслушал просьбу и говорит: «Костя! Дам я тебе квартиру, но с одним условием — жить в ней будешь только ты. Не сын твой со снохой, а ты. Согласен?» У моих молодоженов, конечно, другой план был. Но тут куда деваться? Раз сам «великий князь» так порешил. Оно, оказалось, и к лучшему. Сын мой через год все равно развелся, сейчас по бабам шляется. Ну, да это совсем другая сказка… Давайте еще по чарочке примем…
Коля с непривычки уже малость захмелел, но возражать не стал. С волнением ощущал: к самому важному подкрался.
Так оно и вышло! Крякнул Панкратов, занюхал корочкой хлеба, плутовски подмигнул и говорит:
— А у Василия Сергеевича, оказывается, свой интерес имелся. Он в то время любовь крутил с какой-то секретаршей обкомовской. И нужно им было для милых утех тихое, неприметное гнездышко. Вот он мне квартирку для этой цели и определил. Тут и мебель, почитай, вся казенная. И бельишко его пассия регулярно меняла. А я вроде как сторож, но при законной прописке… Звонит Арланов и советует: «Костя, ты сегодня в кинишко сходи. Уж очень фильму интересную показывают…» Я и иду. Это значит: с семи до одиннадцати чтобы меня не было. Ну и подумаешь… Делов-то… Зато после этих «сеансов» у меня в холодильнике полно всякой еды и выпивки оставалось. Вася всем этих разрешал пользоваться…
— Значит, у него был ключ от вашей квартиры? — четко сформулировал вопрос Ладушкин.
— Конечно, — не стал отпираться Панкратов. — А то как же…
— И долго все эта эпопея продолжалась?
— Да, почитай, лет пять. Потом как-то все враз оборвалось. То ли у Васи этот вопрос отпал… — Панкратов ехидно хихикнул. То ли он перестройки испугался… — Короче, роман этот сошел на нет. И Вася мне с тех пор не звонил, не появлялся. Ну и я к нему не лез…
Ладушкин поковырял вилкой в тарелке.
— А как вы думаете, Константин Григорьевич, почему Арланов именно вас выбрал для такой роли? Ведь у него возможности были практически неограниченные.
— Ну как «неограниченные»? — возразил Панкратов. — Это у нынешних властей на блуд демократические воззрения. А тогда все-таки энтими делами с опаской занимались, партийный контроль существовал, мог кто-нибудь из доброжелателей и стукнуть… А Вася знал, что я кремень мужик. Мы с ним сколько раз за линию фронта ползали. Он меня даже не предупреждал: держи язык за зубами. Я это и сам понимал…
И вдруг Коля встрепенулся, вскинул на Панкратова горящий взор. Ветеран даже испугался, отпрянул.
— Константин Григорьевич, — страстно прошептал Ладушкин. — Ау вас оружие с войны осталось?
Панкратов сначала опешил, потом усмехнулся:
— А ты откуда знаешь? Сынок Арланова рассказал?
Коля торопливо кивнул.
— Есть парабеллум. Из него в меня немецкий офицер в упор стрелял. Да он почему-то осечку дал. Мы потом с Васей сколько раз его проверяли — никакого дефекта. Видать, судьба… Вот так, как Кащей Бессмертный свою смерть, я его и берег. И даже когда указ был — сдать все именное и трофейное оружие, — я все-таки утаил.
— И Арланов знал про это?
— Знал… пистолет в немецкой шкатулке хранил, мы ее в одном бюргерском замке прихватили. Вася как-то увидел шкатулку, спрашивает: «Неужели твоя» смерть «все тут лежит?» Я не стал отрицать…
— И сейчас там лежит?
— И сейчас.
— Покажите!
Панкратов вышел из кухни. Слышно было, как скрипнули двери шкафа. Вскоре он вернулся, держа в руках небольшой открытый перламутровый ящичек. Вид у старика был крайне растерянный.
— Странно, — пробормотал он. — Исчез куда-то…