Страница 44 из 52
Ладушкин, неловко переминаясь с ноги на ногу, сказал:
— Клавдия Ивановна, мы продолжаем дознание по факту гибели вашего супруга. Помогите мне…
— Ох, ни к чему теперь все это, — обреченно махнула рукой вдова. — Да и чем я могу вам помочь?
— Мне нужны подробности жизни Василия Сергеевича. И еще: где находился этот партийный центр, куда он ходил в последнее время?
Клавдия Ивановна прошаркала в кабинет мужа и вскоре вышла оттуда, держа в руке небольшую красную книжицу.
— Вот. Это учетная карточка члена КПСС. Тут вся его биография расписана. — Она открыла титульную корочку и показала: — А здесь карандашом — видите? — записан телефон. Они где-то в клубе помещение арендуют…
В большой комнате стояли ряды длинных скамеек. На стенах висели портреты Маркса, Энгельса, Ленина. В углу за письменным столом сидел мужчина лет сорока. У него было суровое, волевое лицо, холодные голубые глаза, бескровные прямые губы.
— Я — Ладушкин, из прокуратуры, — чуть дрогнувшим голосом сказал Коля.
— Да. Мне звонили. Я специально вас жду. — Мужчина встал, сделал несколько шагов навстречу, протянул руку: — Якушев, Михаил Алексеевич. Первый секретарь комитета… Пожалуйста, располагайтесь. Что вас интересует?
Ладушкин примостился на краешке стула, достал блокнот.
— Скажите, вы знали Василия Сергеевича Арланова?
— Да, — сухо кивнул Якушев.
— Вам известно, что он погиб?
И снова короткий, как выстрел, ответ:
— Да.
— Что вы можете сказать по этому поводу?
Губы «первого секретаря» изогнулись. Он криво усмехнулся и кротко произнес:
— Ничего не могу. И не хочу. Я буду только отвечать на ваши вопросы. И прошу понять меня правильно. Я сейчас представляю партию, которая находится в оппозиции к официальным властям, партию оплеванную, заулюлюканную. Любая моя ошибка неизбежно скажется на всем движении. Я обязан об этом думать.
Ладушкин немного растерялся, но потом сообразил, что, с точки зрения права, эта позиция безукоризненна. Коля хмыкнул, почесал затылок и ринулся в бой.
— У вас были контакты с Арлановым?
— Да…
— Когда встречались в последний раз?
— В прошлую субботу.
Ладушкин аж подскочил на своем месте.
— То есть в день убийства?
Якушев побледнел.
— Вы сказали «убийства»?
— Извините, гибели…
«Первый секретарь» осуждающе покачал головой:
— Прошу вас юридически четко формулировать вопросы.
Коля смутился, покраснел, снова пробормотал:
— Извините… — Обдумывая ситуацию, он несколько минут молчал, потом, стараясь говорить строго и спокойно, спросил: Где вы встречались с Василием Сергеевичем Арлановым в прошлую субботу?
— Здесь, в помещении комитета.
— В котором часу?
— В десять… Беседа проходила около часа.
— Были свидетели вашей встречи?
— Нет. Арланов сам попросил назначить ему аудиенцию в это время, чтобы поговорить наедине.
— О чем была беседа?
Якушев недовольно поморщился:
— Это имеет отношение к делу?
— Да…
— Ну, хорошо. — «Первый секретарь» встал, прошелся по своей резиденции, наконец остановился напротив Ладушкина и тихо сказал: — Арланов предлагал объединить усилия старых сторонников КПСС и нашего движения.
— И что вы ответили?
— Решительным отказом.
— Почему?
— Потому что эти «старые сторонники», которые, по сути, никогда не были коммунистами, и погубили одну из самых гениальных идей в истории человечества. То есть, конечно, не погубили. А весьма основательно опорочили.
— Какую идею?
Якушев впервые улыбнулся и дружелюбно спросил:
— В школе учились? Помните? — И сам же продекламировал: «С ними ты рожден природой. Возлелей их, сохрани. Братством, равенством, свободой — называются они».
Коля, естественно, знал эти строки Некрасова.
— Так ведь не было, — угрюмо ответил он. — Ни того, ни другого, ни третьего…
— Это потому, что к всеобщему счастью шли через насилие. Думали, так быстрее… А вышло наоборот. На этой дороге в первые ряды выбились бандиты, способные спокойно убивать тысячи людей. За ними потянулись жулики всех мастей. А идейные борцы только мешали, путались под ногами. И если они сами не вырывали сердце, освещая путь, то им помогали это сделать… В результате КПСС превратилась в мафиозный клан с жестокой иерархией и правилами поведения, за несоблюдение которых строго карали. А где теперь эти товарищи — «ум, честь и совесть нашей эпохи»? В совместных и малых предприятиях, в концернах и консорциумах, в правлениях банков и бирж, в президентах акционерных обществ и холдинговых компаний, в мэриях, префектурах и администрациях. Они сохранили, приумножили структуры, связи, привилегии, а главное — не упустили инициативу! Поменяли только лозунги и окраску!
— Пример Арланова опровергает ваш тезис.
Это слишком одиозная фигура. Ему предложили спокойную старость. Но у таких людей уже смещены критерии жизненных ценностей. Материальное благополучие, о котором они давно перестали думать, утратило для них вся кии смысл. Жить в стороне от власти — вот невыносимая мука… Видимо, за это и поплатился…
— А от вас он что хотел?
— Желал стать членом комитета.
— И вы ему отказали?
— Единолично такие вопросы не решаются. Но я сказал, что буду категорически против… Для настоящей борьбы с антинародным курсом правительства нужна организация строгая, организация настоящих революционеров, партия коммунистов ленинского типа.
— Борьбы… — задумчиво повторил Ладушкин. — Значит, опять насилие?
— А вы как думали? — полыхнул взором Якушев. — Парламент — только трибуна для разоблачения. Ею надо пользоваться…
— Скажите, в каком настроении ушел Арланов после вашей беседы?
Якушев снова усмехнулся:
— Нет. Он не был подавленным. Скорее злым. Под конец сказал: «Я вам все равно понадоблюсь. Без меня новая политическая полиция вас прихлопнет…»
— О чем это? — насторожился Ладушкин.
«Первый секретарь» недоуменно пожал плечами.
— Так… Гордыня раздавленной змеи, которая всю жизнь была ужом.
Следователь Иван Петрович Бобров, постанывая, гладя больной бок, тем не менее внимательно слушал Ладушкина.
— Занятно… — сказал он. — Откуда такие ребята берутся. И почему именно Россия на них богата?
— Говорят, что еще от крестьянской общины идет, — пояснил «ученый малый». — Мечта о всеобщем равенстве… А разве плохо? От каждого — по способностям, каждому — по потребностям… Я бы согласился. У меня потребности небольшие.
— А способности? — ехидно осведомился Бобров.
— Об этом не мне судить, — обиженно пробурчал Ладушкин.
— Ладно, не дуйся… Мои потребности вообще на нуле.
Коля удивленно вскинул глаза и вдруг увидел на лице следователя такую муку, такое страдание!
— Иван Петрович, — невольно воскликнул он. — Вы бы сходили к врачу. Что вы уродуетесь? Кому это надо?
Во взгляде Боброва мелькнула какая-то теплота.
— Помолчи, Коля… — примирительно сказал он. — Я сам знаю… — Не договорил, сморщился от боли. — Давай лучше подумаем, что дальше делать.
— Я хотел составить список знакомых Арланова, которые воевали, у них он мог взять оружие. Но таких не оказалось. У него, похоже, вообще друзей не было. Одни сослуживцы…
— Естественно. Все его приятели в лагерях сгнили… А каким образом ты собирался изобрести этот перечень?
— Спрашивал у жены, у сына.
— Ну, это не метод. Во-первых, если рассматривать версию «убийство», то они сами подозреваемые и, весьма возможно, не в их интересах давать подобную информацию. А во-вторых, они могли просто ее не знать. Такие, как Арланов, даже в семье не раскрывались до конца. — Бобров снова ойкнул, скривился от боли. — Ты вот что… Когда похороны состоятся?
— Завтра.
— Сходи на кладбище. Вдруг возникнут новые фигуранты. Могила — она какую-то магическую силу имеет. Вот мафиози умирает. Все его соратники знают: мы будем наблюдать. А все равно «отдать последний долг» собираются. Такие, браток, дела. Мотай на ус…