Обольстить грешника

— Нет. — Джаспер покачал головой. Прошлой осенью он был гостем Хасселторпа, но представления не имел, что он родственник Мэддока. — Я должен поговорить с ним.

— Не представляю, как он может что-то знать, — сказал Хорн. — Как я слышал, Хасселторп тоже находился в североамериканских колониях, но в другом полку.

— Пусть так, и все же я должен поговорить с ним. Они подъехали к входу в Гайд-парк. Хорн осадил лошадь и с беспокойством посмотрел на Джаспера.

— Желаю удачи, Вейл. Дай знать, если я чем-нибудь могу быть полезен.

Джаспер кивнул, пожал руку Хорну, и они расстались. Пока он смотрел, как скрывается из виду Хорн, лошадь Джаспера переступала ногами и грызла удила. Джаспер развернул ее и направился к своему дому, стараясь разогнать ужасные видения, все еще стоявшие перед глазами. Может быть, Мелисанда уже встала, и он сможет немного посидеть с ней и поспорить. Шутливые споры с женой оказались удивительно занимательным занятием.

Но когда он вошел в дом, Оукс сообщил ему, что его жена уехала. Джаспер кивнул дворецкому, вручил ему свою треуголку и поднялся по лестнице на верхний этаж.

Странно. Она не прожила здесь и недели, а ее присутствие чувствовалось в доме. Она не стала переделывать комнаты или менять всех слуг, но, тем не менее, она сделала этот дом своим. Это сказывалось в мелочах. Неуловимый аромат духов, аромат цветов апельсинового дерева, в маленькой гостиной в камине теперь всегда приготовлены дрова, а на днях он нашел на ковре желтую шелковую нитку. Похоже, что он жил с призраком. Джаспер поднялся в верхний холл и направился в свои апартаменты, но, проходя мимо двери в ее комнату, заколебался. Его пальцы коснулись дверной ручки, и он, сам не зная как, оказался в ее комнате.

Порядок в комнате был такой, будто в ней никто и не жил. Конечно, занавеси в ожидании новой виконтессы были выстираны. Стоял тот же самый высокий гардероб из темного дерева, которым пользовалась его мать, туалетный столик со стулом и несколько низких кресел у камина. И он впервые понял, что, переезжая сюда, она не привезла с собой никакой мебели.

Джаспер подошел к гардеробу, открыл его и увидел ряды и ряды платьев самых унылых расцветок. Ее постель была аккуратно заправлена, никаких кружевных подушек и саше, которые говорили бы о ее вкусе. На ночном столике стоял только один подсвечник и никаких шпилек или книги, которую она могла бы читать ночью. Он перешел к туалетному столику. На нем лежала позолоченная перламутровая щетка. Он провел пальцами по жесткой щетине и не обнаружил на ней ни единого волоска. Было там еще небольшое фарфоровое блюдце для шпилек и рядом с ним хорошенькая шкатулочка из слоновой кости. В ней лежали ее драгоценности: несколько булавок, нитка жемчуга и гранатовые серьги, которые он подарил ей. Он закрыл шкатулку. В столике был единственный выдвижной ящик, он выдвинул его, но обнаружил только ленты, кружево и еще несколько булавок. Джаспер осторожно задвинул его и оглядел комнату. Должно же у нее быть что-то личное, какая-то вещь, которая особенно дорога ей.

Если такая вещь у нее и была, то она ее хорошо запрятала. Джаспер подошел к комоду и выдвинул верхний ящик, в нем лежало аккуратно сложенное белье. От него пахло апельсиновым цветком. В следующем ящике лежало то же самое, в третьем — тоже, но в нижнем ящике под бельем он, наконец, что-то нашел. Джаспер присел на корточки, разглядывая старую оловянную табакерку размером не больше его большого пальца. Он положил ее на ладонь. Где она отыскала эту вещь? Совершенно очевидно, что если ее отец и братья были любителями нюхательного табака, они пользовались более красивыми табакерками.

Джаспер приоткрыл маленькую крышку. Некоторое время он разглядывал пуговицу, затем взял ее в руки; должно быть пуговица его — об этом свидетельствовала монограмма «В», но он не помнил, когда потерял ее. Вейл положил ее обратно в крохотную табакерку. Он совершенно не представлял, что эта или другие вещи значили для нее, почему она берегла их — потому ли, что они были ей дороги, или она положила их туда под влиянием минуты. Да, она права: он не знал ее, свою жену.

Джаспер закрыл табакерку и сунул ее обратно под белье в нижний ящик. Он осмотрел комнату. Здесь он не найдет ее. Единственный способ узнать Мелисанду — это изучать саму леди.

Он кивнул себе — решение принято — и вышел из комнаты.

Глава 6

Это было ужасно, но что оставалось делать Джеку, кроме как продолжать свой путь? Проведя в дороге еще один день, он дошел до великолепного города. Когда он вошел в ворота, люди смотрели на него и смеялись, а толпа мальчишек бежала за ним, насмехаясь над его длинным носом и загнутым кверху подбородком.

Джек сбросил на землю мешок, уперся маленькими ручками в бока и закричал:

— Вы делаете из меня посмешище?

И тут за его спиной послышался совсем другой смех, он был приятным и добрым. Когда Джек обернулся, он увидел такую прекрасную девушку, каких еще не видел: у нее были густые золотистые волосы и розовые щечки.

Она наклонилась к нему и сказала:

— Не хочешь ли пойти со мной и стать моим шутом?

И вот так Джек стал шутом дочери короля…

На следующее утро в обычное время, в половине девятого, когда Мелисанда, как обычно, с удовольствием ела яйца всмятку, произошло нечто необычное. В комнату вошел ее муж.

Мелисанда застыла, не донеся до рта чашку, и бросила быстрый взгляд на фарфоровые часы, стоявшие на небольшом столике. Она не ошибалась. Часы показывали восемь часов тридцать две минуты.

Она сделала глоток шоколада и аккуратно поставила чашку на блюдце, радуясь, что на этот раз у нее не затряслись руки.

— Доброе утро, милорд.

Лорд Вейл улыбнулся, и складки около его губ сложились так, что его лицо, как ей всегда казалось, стало неотразимо очаровательным.

— Доброе утро, дражайшая жена.

Маус выбрался из-под ее юбок, и какое-то время человек и собака смотрели в глаза друг другу. Затем Маус правильно оценил ситуацию и поступил мудро, отступив в свое укрытие.

Супруг подошел к столу и нахмурился:

— Здесь совсем нет бекона.

— Я знаю, но обычно я его не ем. — Мелисанда подозвала стоявшего у двери лакея. — Передайте на кухню, чтобы приготовили для лорда Вейла бекон, яйца, почки в масле, тост и заварили свежий чай. Да, и проследите, чтобы кухарка не забыла о своем вкусном мармеладе.

Лакей поклонился и вышел.

Вейл сел напротив нее.

— Я восхищен. Вы знаете, что я люблю, есть по утрам.

— Конечно. — Она ведь годами наблюдала за ним. — Это одна из обязанностей жены.

— Обязанность, — тихо повторил он, развалившись на стуле и скривив губы, — будто это слово не понравилось ему. — А входит ли в обязанности мужа знать, что ест его жена?

Она задумалась, но, набив рот едой, не смогла ответить. Он кивнул:

— Думаю, должно входить, и я принимаю это во внимание. Яйца всмятку, булочки с маслом и горячий шоколад. Никакого джема или меда к вашим булочкам, как я понимаю.

— Да. В отличие от вас я не очень люблю джем.

Он удобнее устроился на стуле, его бирюзовые глаза затуманились.

— Признаюсь, я сластена. Джем, мед и даже патока, намазанные на что-нибудь, чтобы я мог их слизать.

— Вы, правда, это любите? — Она почувствовала жар в теле даже только от его слов. Порочный, порочный человек.

— Очень люблю. Вы не могли бы составить список того, на что можно намазать патоку? — невинным тоном спросил он.

— Разумеется, но не сейчас.

— Жаль.

Она не сводила с него глаз. Ей было ужасно приятно, что он завтракает с ней, но у него было странное настроение. Он сидел, глядя на нее, и улыбка играла на его чувственных мягких губах.

— У вас есть какие-нибудь дела в это утро?

— Нет.

— Я не знала, что вы встаете раньше одиннадцати.

— Ничего удивительного, вы ведь замужем за мной меньше недели. Может быть, я обычно встаю до девяти и даже до пяти часов, вместе с петухами, но вы ведь об этом еще не знаете.