Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 42

23 февраля 1962 г.

...Уже сыграно несколько спектаклей. Я почти ничего не делаю и отбрыкиваюсь от вводов, потому что все-таки это не очень греет, и уйти уйду обязательно. А чтобы было безбо­лезненно, — надо меньше быть занятым.

...А вообще — грустно. За все это время ни разу не посмеялся, ничего не произошло, даже песни не пою и не пишу.

28 февраля 1962 г.

...Репетируем «Сильное чувство», «Гастро­ли Рычалова», а недавно дали мне Зощенко и «Корни капитализма». Это уже репетировал парень,

ноу

него не!!! выходит. Так что кому-то наступаю на мозоль. Уже есть ненавистники. Но мне глубоко и много плевать на все.

4 марта 1962 г.

...Относительно алкоголя!!! Нет его, и не пред­видится. Если так пойдет дальше — государство начнет терпеть убытки. Вот!

...Я считаюсь очень крупный специалист-песенник, во всех об­ластях этого жанра: блатной, обыкновенный и Окуджавы. Идут пачками, мешают мыслить, учатся, переписывают, перенимают. Уже один купил гитару. Хотят еще 3-е. Все взбесились. Я в расте­рянности. Платные уроки сделали бы меня миллионером. Но нет, — я наш человек. Я задаром. Я — такой...

...И еще: хотят инсценировать мою «Татуировку». Сделать па­родию на псевдолирику и псевдо же блатнягу. Я буду петь, а в это время будут играть то, что там есть: например, «Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху, и гляжу, гляжу часами на тебя!» Актер, иг­рающий Лешу, рвет на груди рубаху — там нарисована женщина-вампир, или русалка, или сфинкс, или вообще бог знает что. Другой становится на колени, плачет, раздирает лицо и глядит, а сзади часы — стрелки крутятся. Можно, чтобы он глядел 7, 8, 9, 10, И, 12 (больше нельзя) часов. Так всю песню можно сделать. Но это — проект. И потом — мне немного жаль Алешу, Валю и самого, у кого душа исколота снутри.

Каждый спектакль этого театра состоял из множества миниа­тюр, каждый актер играл по пять-шесть, а иногда и более ролей и эпизодов. Это была хорошая школа для перевоплощения.

В спектакле «Путешествие вокруг смеха» Высоцкий участво­вал в миниатюре «Ревность». Это был фарс — платяной шкаф ста­новился убежищем для мнимых поклонников дамы, пребывающей в доме отдыха. В сцене было занято много артистов, Высоцкий иг­рал одного из любовников — Леву Июльского. По сюжету, он дол­жен был пить воду из вазы для цветов... Это, скорее, было похоже на цирк, нежели на театр.

В другой миниатюре — «Благородный поступок» (автор А.Га­лич) — главную роль играл Марк Захаров, а Высоцкий участвовал в массовке, где был задействован чуть ли не весь актерский состав...

Исповедующий «абсолютную трезвость», в конце гастролей Вы­соцкий сорвался... Вспоминает Р. Рудин: «Мы все выпивали, а Во­лодя не пил ни капли. Как мы его ни уговаривали, он все равно не пил. Потом выяснилось, что человек он пьющий, но пить ему нель­зя. И однажды мы его все же уговорили, и он напился. Полякова в это время не было, т. к. он уехал в Москву. А нас уже ввели в ста­рые спектакли на маленькие роли. Мы шли всей толпой на спек­такль. Володя не мог идти, он просто падал в гостинице. Тогда мы его взяли на руки, вытащили на улицу, на мороз, сняли с него шап­ку и стали ему уши тереть снегом... Думали таким образом как-то довести его до «игровой» кондиции, чтобы он мог выйти на сцену. И головой его в сугроб окунали, и снова уши терли... Через несколь­ко дней приехал Поляков, и ему тут же доложили, что Высоцкий не явился на спектакль. Поскольку Володя для Полякова оставался чу­жим, он, никого не слушая, отчислил его».





12 марта В.Поляков написал приказ об увольнении артиста Вы­соцкого.

Историю его ухода рассказал З.Высоковский: «Поляков не пил. И верил, как ребенок, когда похмельное недомогание артисты объ­ясняли простудой. Но когда Полякову «добрые люди» нашептыва­ли истинную причину головной боли, худрук свирепел: «Домой от­правлю! По шпалам!» Издавал свои знаменитые приказы. Так он уволил Высоцкого... Володя подписал на бумаге кровью клятву — не пить. Завязал. Но на гастролях в Свердловске сильно развязал. Поляков кричал: «По шпалам в Москву! Бандитизм!» И в результа­те приказ № 113/66: "Уволить артиста Высоцкого в связи с полным отсутствием чувства юмора"».

Надо отдать должное Полякову — в самой формулировке при­каза был юмор в стиле писателя-сатирика. Фраза «Ничего не пони­маете в юморе!» была у Полякова дежурной при всех неудобных для него обстоятельствах. Да и Высоцкому этот театр не подходил — аб­солютная творческая несовместимость.

Впереди его ждали два с половиной года еще большей неопре­деленности.

Приехав с гастролей, Владимир как раз успевает на похоро­ны — 14 марта 1962 года умер дед Владимир Семенович. Сравни­вая фотографии обоих Владимиров, можно найти много общего, да и характерами они были во многом похожи.

В конце апреля Высоцкий пытается поступить в ефремовский «Современник». Этот театр был создан в 1956 году и стал первым театром после войны, который возник по инициативе снизу.

Показ, проводимый при приеме в театр, был делом чрезвычай­но трудным для поступающего. Абитуриент лишен обычной атмо­сферы спектакля, лишен беспристрастного зала и его реакции, иг­рая перед носом у главного режиссера и придирчивых главных ар­тистов, членов худсовета. Кроме того, «Современник» всегда был переполнен желающими в нем служить. Туда попадали самые луч­шие и способные молодые актеры.

Высоцкий был допущен сразу во второй тур, где нужно было играть что-нибудь из репертуара театра. Для показа он выбрал ко­мическую роль Маляра — пятидесятилетнего мещанина, отца тро­их детей — из комедии М.Блажека «Третье желание» и Глухаря из пьесы на уголовную тему «Два цвета» А. Зака и И. Кузнецова. В его положении это был шанс, которым нужно было воспользоваться. Он очень ответственно и тщательно готовился, досконально изучил роли, придумал жесты, походку... Волнения, которое обычно испы­тывает поступающий, у него не было. Роли чешского алкаша и оте­чественного хулигана им были старательно сыграны в трудных ус­ловиях показа.

Позволили сыграть и один спектакль. Это был настоящий де­бют: на сцене, при полном зале. На спектакле были Людмила Абра­мова и друзья с Большого Каретного: Левон Кочарян, Инна — его жена, Олег и Глеб Стриженовы, Анатолий Утевский... Высоцкий не удержался, чтобы и здесь не похулиганить. По ходу действия он ре­шил ввести в текст роли своих друзей:

«Вся эта ростовская шпа­на — Васька Резаный, Левка Кочарян, Толька Утевский...»

Через два дня сообщили, что в театр «Современник» его не взя­ли. Причину отказа не объяснили. Мнения разделились...

Впечатление М. Козакова: «Высоцкий сыграл неплохо, но и не блистательно...»

Из воспоминаний О. Стриженова: «Он делал все с таким бле­ском, с таким искрометным юмором, присущим ему, что невозмож­но было себе представить, что это ввод или дебют... Закатанный ру­кав пиджака, надвинутая кепка-малокозырка, штаны «пузырем», сапоги-«прохоря» с вывернутыми голенищами, хрипловатый голос, блатные ухватки. Клянусь: сто из ста, встретив его на улице, ни се­кунды бы не засомневались в его социальной принадлежности. Пе­ревоплощение было настоящим. ...Никогда я не видел столь блиста­тельного дебюта. Мы были в полной уверенности, что он уже там, в театре, — уже принят в труппу. Поздравляли с тем, что он, нако­нец, нашел свой театр, свое место».

Можно предполагать, что ошибкой Высоцкого было то, что он выбрал для показа роли, которые играли два ведущих актера теат­ра — Олег Табаков и Евгений Евстигнеев. Вернее было бы наметить слабое звено в актерской цепи тогдашнего «Современника» и проде­монстрировать абсолютное превосходство. Так поступил бы кто-нибудь другой, но это уже был ВЫСОЦКИЙ.... Современниковцы это­го не разглядели. Для них он был всего лишь младшим товарищем по Школе-студии МХАТа, неудачник, ничем себя не проявивший.

В мае 62-го года Высоцкий, «прощенный за грехи», возвратился в театр Пушкина и начал репетировать сразу в нескольких спектак­лях. Театр в постановке Б. Равенских готовил «Поднятую целину». Высоцкому предложили роль секретаря райкома — роль, на кото­рую безуспешно пробовались несколько актеров. Роль получилась. Он делал ее сочно, органично и с явным удовольствием. Однако по мере репетиций спектакль превысил временные нормы, и режиссе­ру от этой роли пришлось отказаться.