Страница 22 из 192
– Штурман, сколько насчитал?
– У меня получилось сорок «юнкерсов» и десять «мессершмиттов». Пойдем на север. Еще один аэродром посмотрим. Если что есть, то буду бомбить. Не везти же бомбы обратно.
Облака неслись навстречу. Летчики купались в облачной пене, и каждый новый нырок в облако сопровождался очередным потряхиванием и побалтыванием самолета, что создавало полную иллюзию бешеной гонки на моторной лодке по неспокойному морю. Облака-волны били в остекление кабин своими белыми барашками, отчего стекла временами покрывались водяной пленкой. Мелькание неба, земли, облаков утомляло, в кабине становилось то темнее, то светлее. Матвей был уверен, что в этих условиях его не увидят ни истребители, ни зенитчики. Наконец время полета истекло. Под самолетом показалась река. До аэродрома оставалось шесть километров пути – около минуты полета. Открылись люки. А что на аэродроме?
– Штурман, готовься. Доворачиваюсь на восточную границу аэродрома. На ней стоят истребители, а два взлетают. Это, наверное, для нас. Хотят если не встретить, то проводить с почетом. Аэродром-то в прицел видишь?
– Вижу, вижу. Теперь будешь по моим командам доворачивать.
И уже приказным тоном:
– Горизонт. Вправо три градуса!
Аэродром, эрликоновские снаряды и одинокий бомбардировщик неслись друг на друга. Волею случая из-за ветра на земле «мессершмитты» взлетали на север и пока уходили от Осипова. После сброса бомб он успеет уйти в спасительное бело-голубое мелькание, которое укроет экипаж и облегчит бой.
Самолет дернулся и накренился на левое крыло. Матвей услышал хлопок и посмотрел влево. На крыле, в районе опознавательной красной звезды, выросла розочка из разорванного и вывернутого наружу дюраля – попал снаряд.
Самолет вновь вздрогнул.
– Бросил бомбы на стоянку. Давай в набор высоты.
Машина пошла к облакам. А истребители врага, развернувшись на обратный курс и форсируя моторы, с дымом шли к бомбардировщику. Но лобовая встреча не состоялась: бомбардировщик ушел в облачность.
– Командир, давай влево на сорок градусов. Отойдем от аэродрома не в сторону линии фронта, а, наоборот, в тыл к немцам. «Мессеры» сейчас кинутся на восток, а мы уйдем на северо-запад.
Матвей старался держать самолет по прямой. Слоисто-кучевая облачность с синими прожилками воды была неспокойной. Самолет вел себя так, как будто бы он был телегой, едущей по булыжной мостовой. Но это было все же лучше боя с хищными Ме-109.
…Подходя к КП полка, Матвей увидел строящихся летчиков и штурманов, а перед ними Наконечного.
«Неужели это нас ждут с таким нетерпением?» – подумал он и ускорил шаг.
Не дожидаясь основного доклада, командир полка, идя навстречу разведчикам, сам задал им вопрос:
– Ну что, нашли? Давай данные.
– Нашли, командир! Из пяти аэродромов два – с самолетами.
И, взяв карту у штурмана, показал:
– Вот на этом, южном, аэродроме около сорока «юнкерсов» и десять «мессершмиттов». Заход лучше выполнять с северо-запада по длинной стороне аэродрома. Стоянки самолетов больше на северо-восточной стороне. Аэродром прикрыт малокалиберной артиллерией, а западнее – две или три батареи артиллерии среднего калибра. На ближнем, северном, аэродроме базируется до двадцати «мессеров», аэродром прикрыт эрликонами, кроме этого, дежурят истребители в готовности к немедленному взлету. На нас взлетали, но мы ушли в облачность. Погода позволяет идти за облаками или внизу, облачность неполная и толщиной до тысячи метров, видимость хорошая. Самолет имеет одну пробоину, силовой набор целый. Экипаж здоров.
– Спасибо, младший лейтенант! Идите оформляйте донесение, а мы полетели.
…Через двенадцать-пятнадцать минут аэродром ожил: с двух его сторон запускали моторы. Впервые на боевое задание в одной группе уходили две эскадрильи – восемнадцать бомбардировщиков. Это после предыдущих вылетов звеньями, шестерками и, редко, девятками выглядело внушительно, создавало у всех приподнятое настроение и уверенность в успехе. Теперь была одна забота – только бы не ушли «юнкерсы» в воздух, чтобы не пришлось искать другую цель. Группу вел сам командир, вторую «девятку» – капитан Русанов.
Капитан сегодня впервые вел свою девятку в колонне. Он нет-нет да и посматривал в свой стрелковый прицел, чтобы дистанция до передней группы была заданная. Нельзя было отстать. Отстанешь – не поможешь передним в оборонительном бою с истребителями врага. Если сократить дистанцию, то от зенитного огня, предназначенного первой группе, может пострадать его эскадрилья.
Прикидывая все эти «за» и «против», он решил держать дистанцию около тысячи метров. Думал, что эти метры обеспечат ему наиболее выгодные условия в зенитном огне и позволят помочь командиру.
Промелькнул Днепр, и группа над верхушками деревьев взяла курс на юго-запад: под самолетами тетеревские леса и справа вдалеке река, которую из-за лесистых берегов почти не видно. Зеленый лес, в зелень выкрашенные самолеты, солнечные светло-салатовые пятна света с сине-зелеными островками теней от облаков создавали пеструю палитру оттенков, и Русанов порой не видел отчетливо идущих впереди. Но не сердился, а был доволен этим зелено-синим мельканием. Раз не видно ему, то еще хуже видно их врагу.
Мысли комэска прервал маневр ведущей группы. Он тоже начал разворот своего девятикрылого клина и за командиром повел своих летчиков вверх.
– Чумаков, как дела?
– До цели – семь минут. Пока все хорошо, самолеты на своих местах, к бомбометанию готовы.
Наконечный качнул свой самолет с крыла на крыло, и строй самолетов начал расплываться в стороны и в глубину – летчики занимали боевой порядок: тридцать метров самолет от самолета.
Новый разворот – и Наконечный по левой стороне капота мотора увидел аэродром, а на нем – самолеты.
– Штурман, не ушли немцы. Есть что бомбить.
Русанов предпочитал пилотировать самолет на боевом курсе по приборам: точнее в этом случае выполнялись команды штурмана на прицеливание и лучше выдерживался режим полета. Вот и сейчас он смотрел на приборы в кабине – скорость, курс, высота – и старался держать самолет так, чтобы он шел по ниточке. Иначе их замысел – бомбить что-то в лесу, где сходятся дороги, – не имел смысла. Тут нужно было точное попадание. Наблюдая приборы, он быстро посматривал вперед на ведущую группу. Разрывы снарядов виделись ему и между самолетов, и сзади. Дым от залпов-разрывов как бы прятал от него самолеты. Быстрый взгляд вперед на приборы. Влево и на приборы. Вправо и на приборы. Вот к дымам разрывов добавились и шнуры эрликонов. Наконец у передней девятки отделились бомбы, и ее самолеты начали проваливаться вниз – группа за счет снижения начала набирать скорость. Какое-то мгновение – и разрывы снарядов появились перед бомбардировщиками Русанова.
Комэск сел поглубже, втянул голову в плечи и сосредоточился весь на стрелках приборов.
Краем глаза увидел, как перед носом полыхнул еще один залп, и впереди стало чисто.
Самолеты прошли рубеж заградительного огня. Остались одни эрликоны. Двадцатимиллиметровые автоматы били откуда-то справа. Наверное, им было далеко и трассы шли ниже, выстилая левее и ниже грязно-серый коврик из разрывов.
Самолет вздрогнул – открылись люки. Запахло порохом – ушли вниз бомбы. Люки закрылись, защелкал фотоаппарат.
Русанов, продолжая держать самолет на прежнем курсе, ждал разрывов бомб. Тянулись нудно опасные секунды пути, но выбора у него не было: иначе не привезешь документ о месте бомбометания. Закончив фотографирование, он сразу начал разворачивать группу и набирать скорость за счет снижения.
– Командир! Первая группа бомбы бросила хорошо. Горит несколько самолетов, по разрывам видно, что есть и битые. …Ого! Наши бомбы что-то уж очень сильно рванули. Огонь и пламя, аж дух захватывает. Посмотри вправо назад. Наверное, склад?
Русанов быстро оглянулся и остался доволен. Зловещий черный дым, поднявшийся высоко в небо, подтверждал – бомбы упали в нужном месте.