Красная Страна

— Хорошие дела редко требуют услуг наемников. — Рука Коски сжалась немного сильнее на его плече, и Темпл ощутил смутное присутствие Дружелюбного позади. Спокойное, тихое, и в то же время такое отчетливое. — Люди совести и убеждений могут обнаружить, что они лучше подходят для других работ. Инквизиция его Величества предлагает праведные дела, как я понимаю?

Темпл сглотнул, глядя на Наставника Пайка, который был увлечен щебечущей птичьей стаей. — Не уверен, что мне есть дело до их сорта праведности.

— Ну, такова суть праведности, — проговорил Коска, — у каждого свой сорт. С другой стороны, золото универсально. По моему немалому опыту, человеку лучше волноваться о том, что хорошо для его кошелька, чем о том, что просто… хорошо.

— Я просто…

Коска сжал еще крепче. — Не желаю показаться грубым, Темпл, но дело не только в тебе. От меня зависит благополучие всей компании. Пять сотен человек.

— Пятьсот двенадцать, — сказал Дружелюбный.

— Плюс один с дизентерией. Я не могу причинять им неудобство ради твоих чувств. Это будет… безнравственно. Ты нужен мне, Темпл. Но если хочешь уехать… — Коска тяжко вздохнул. — Назло всем твоим обещаниям, назло моему великодушию, назло всему, через что мы вместе прошли, ну… — Он протянул руку в сторону горящей Малковы и поднял брови. — Полагаю, дверь всегда открыта.

Темпл сглотнул. Он мог уйти. Он мог сказать, что не хочет принимать в этом участия. Хватит так хватит, черт возьми! Но это потребовало бы мужества. Это оставило бы его без вооруженных людей позади. Одинокий, слабый и снова жертва. Это было бы трудно. И Темпл всегда выбирал легкий путь. Даже когда знал, что он неверный. Особенно тогда, на самом деле, поскольку легкий и неверный — такая хорошая компания. Даже когда у него было чертовски хорошее представление, что это закончится тяжко, даже тогда. Зачем думать о завтра, если сегодняшний путь такой тернистый?

Возможно, Кадия нашел бы способ остановить это. Что-нибудь включающее величайшее самопожертвование, скорее всего. Вряд ли стоило говорить, что Темпл не был Кадией. Он вытер свежий пот, выдавил слабую улыбку на лице и поклонился.

— Для меня все еще честь служить.

— Превосходно! — И Коска выдернул контракт из мягкой руки Темпла, и развернул его, чтобы подписать в пустом столбце.

Наставник Пайк стоял, стряхивая крошки со своего бесформенного черного плаща и разгоняя птиц. — Вы знаете, что там, на западе?

Он дал вопросу немного повисеть. Снизу были слышны слабые позвякивания, стоны, щелчки — его Практики утаскивали пленников. Затем он сам ответил.

— Будущее. И будущее не за Старой Империей — их время прошло тысячу лет назад. И не за Духами, они просто дикари. И не за беглецами, авантюристами и корыстными отбросами, которые пустили первые цепкие корни в целину. Нет. Будущее за Союзом. Мы должны завладеть им.

— Мы не должны бояться сделать все, что необходимо, чтобы завладеть им, — добавил Лорсен.

— Не беспокойтесь, господа. — Коска ухмыльнулся, выводя загогулину подписи. — Мы завладеем будущим вместе.

Просто Люди

Дождь прекратился. Шай вглядывалась сквозь деревья, словно живые от капель падающей воды; через срубленный, частично очищенный ствол на подмостках со скобелем в завитке коры; на чернеющие кости дома.

— Преследовать ублюдков не трудно, — проворчал Ламб. — Оставляют сожженные дома везде, где идут.

Возможно они думали, что убили всех заинтересованных в преследовании. Она старалась не думать, что могло случиться, если б они заметили Ламба и Шай, ковыляющих за ними в их шатком фургоне.

Было время, она обдумывала все, каждый момент каждого дня — ее, Ламба, Галли, Пита и Ро, — все были на своих местах со своими целями. Всегда смотрела вперед, ведь в будущем лучше, чем сейчас — его контуры были ей ясны, как почти построенный дом. Трудно поверить, что с того времени прошло лишь пять ночей под хлопающим тентом в конце телеги. Пять пробуждений по утрам, затекшей и больной, с рассветом, похожим на разверзшуюся под ногами яму. Пять дней по следам через пустые луга и леса, оглядываясь в ее черное прошлое, думая, какая его часть выползла из холодных объятий земли и украла ее жизнь, пока она скалилась на будущее.

Ее пальцы нервно терли ладонь.

— Посмотрим? — правда была в том, что она боялась того, что может найти. Боялась смотреть, и боялась не посмотреть. Измученная и боящаяся всего, с пустотой в том месте, где раньше были ее надежды.

— Я обойду сзади. — Ламб отряхнул колени своей шляпой, и начал огибать участок. Ветки хрустели у него под ногами, стайка испуганных голубей взлетела в белое небо, давая всем ясный знак об их прибытии. Но там никого не было. По крайней мере, никого живого.

Сзади был заросший огород, и канава глубиной по щиколотку. Рядом на чем-то комковатом лежало мокрое одеяло. Снизу торчала пара ботинок и пара тощих голых ног с грязью под синеватыми ногтями.

Ламб присел на корточки, взялся за угол и поднял одеяло. Мужское лицо, и женское, серые и безжизненные, у обоих перерезаны глотки. Голова женщины наклонилась, рана в ее шее была влажной и пурпурной.

— Эх. — Шай прижала язык к щели между зубами и уставилась на землю. Надо было быть большим оптимистом, чтобы ожидать чего-то иного, и она вне всяких сомнений была готова, но эти лица все же терзали что-то в ней. Была это тревога за Пита и Ро, или за себя, или же это просто была глупая память о глупых временах, когда трупы не были столь странной штукой для нее.

— Оставьте их, ублюдки!

Первое, что увидела Шай, был блеск наконечника стрелы. Затем руку, державшую натянутый лук, белые суставы пальцев на темном дереве. Последним было лицо — мальчик лет шестнадцати, с копной рыжеватых волос, прилипших к бледной коже.

— Я убью вас! Убью! — Он выбрался из кустов, пробуя ногой, куда ступить; тени скользили по его напряженному лицу, и его рука дрожала на луке.

Шай заставила себя стоять спокойно, что было непросто с двумя жгучими инстинктами: прыгнуть на него или сбежать. Каждая ее мышца порывалась сделать то или другое, и было время, когда Шай помчалась бы туда, куда бы ни вели ее инстинкты. Но так как обычно они заводили неприятными путями прямо в дерьмо, на этот раз она позволила ублюдкам убежать без нее и просто стояла, глядя парнишке прямо в глаза. Испуганные глаза, которые, что не было сюрпризом, были широко раскрыты и блестели в уголках. Она спросила мягким голосом, будто они встретились на танцах на празднике урожая, и между ними не было сожженных зданий, мертвых людей или натянутых луков:

— Как тебя зовут?

Он облизал губы, кончик стрелы качался и заставлял ее грудь сжиматься там, куда он был направлен.

— Я Шай. Это Ламб.

Глаза парня метались, и лук тоже. Ламб не дрогнул, только вернул одеяло на место и медленно встал. В глазах пацана он выглядел как угодно, но не безобидно. Даже с этой спутанной седой бородой, надо быть совсем уж неосторожным с бритвой, чтобы нанести случайно такие шрамы, как у Ламба. Шай догадывалась, что он заработал их в какой-то войне на Севере, но если он и был бойцом когда-то, сейчас в нем боевого духа не было. Разновидность труса, как она всегда говорила. Но парень этого не знал.

— Мы преследуем кое-каких людей. — Шай продолжала говорить мягко, мягко, возвращая взгляд парня и наконечник его стрелы на себя. — Они сожгли нашу ферму, недалеко от Сквердила. Они сожгли ее, убили человека, работавшего на нас, и забрали мою сестру и моего маленького брата. — Ее голос сломался, и ей пришлось сглотнуть, и снова решительно продолжить. — Мы преследуем их.

— Полагаю, они здесь тоже были, — сказал Ламб.

— Мы следили за ними. Возможно двадцать человек, двигаются быстро. — Наконечник начал опускаться. — Они посетили еще пару ферм по пути. То же самое. Затем мы последовали за ними в леса. И сюда.

— Я охотился, — тихо сказал парень.

Шай кивнула. — Мы были в городе. Продавали урожай.