Цивилизация Древней Греции

Понять чувства, побуждавшие греков выражать благодарность богам за спасение Греции, нам достаточно легко, — но как быть с такими нередкими дарами, которые увековечивали память о победах греков над другими греками? Однако греческие полисы, без конца встречавшиеся на поле боя, с гордостью отмечали свои братоубийственные победы, совершая приношения в крупные храмы. Перед фасадом храма Зевса в Олимпии мессенцы из Навпакта установили треугольный столб высотой 9 м, на котором возвышалась статуя Нике, Победы, с развернутыми в полете крыльями, в одеянии, раздуваемом ветром и облегающем ее юное, прекрасное тело. Мраморная статуя с посвятительной надписью была найдена там, где указал Павсаний: мессенцам необходимо было отблагодарить Зевса за победы над их соседями в Акарнании. Это произведение, подписанное ионийским скульптором Пеонием из Мендеи, который, вероятно, являлся автором скульптур храма, датируется 455–450 годами. В Дельфах, в храме Аполлона, первая половина священного пути представляла собой арену, где состязались соперничавшие друг с другом полисы: рядом с афинским ex voto в честь Марафона спартанец Лисандр воздвиг композицию в память о поражении афинян при Эгоспотамах. Через тридцать пять лет, в 369 году, аркадийцы из Тегеи, с помощью Эпаминонда опустошившие Лаконию, поместили перед приношением Лисандра постамент со статуями Аполлона, Нике и многочисленных аркадийских героев — в напоминание о невзгодах, причиненных ими Спарте. Совсем рядом многочисленные аргосские приношения свидетельствовали о победах Аргоса над Лакедемоном. Чуть поодаль обнаруживаем сокровищницу, построенную Фивами после битвы при Левктрах (371), и еще одну, которую сиракузцы установили после поражения афинян в экспедиции на Сицилию: они не случайно выбрали для этого место рядом с сокровищницей Афин, построенной веком раньше! Все эти проявления почтения Аполлону были поводом возвеличить славу полисов-победителей и принизить побежденных.

*

В диалоге «Евтифрон» Платон рассказывает о прорицателе, прославившемся своей ученостью в религиозной сфере в Афинах в конце V века. Выражая всеобщее мнение, Евтифрон дает следующее определение благочестия: «…Если кто умеет говорить или делать что-либо приятное богам, вознося молитвы и совершая жертвоприношения, то это — благочестиво, и подобные действия оберегают и собственные дома, и государственное достояние…»[22]. Молитва и жертва — вот два основных акта религиозной жизни, с точки зрения греков. Жертва, по правде сказать, может считаться особой формой приношения: не об этом ли говорит Сократ, отвечая Евтифрону: «Но ведь приносить жертвы — это значит одарять богов»? Жертвы, а особенно публичные, действительно занимают очень важное место в религиозной жизни греков, а потому заслуживают особого рассмотрения, и на этом мы сейчас остановимся.

Именно важность ритуальных предписаний отличает жертвоприношение от обычного дара. Любое жертвоприношение, будь то публичное или частное, — это сложная процедура, проводимая по определенным правилам, установленным традицией. Оно заключается в торжественном подношении божеству в соответствии с ритуалами съестных припасов, зерна, растений, напитков или животных. В этом смысле возлияния молоком и вином и приношение лепешек тоже были жертвоприношениями при условии, что они совершались в соответствии с ритуалом, который определялся природой, временем и процессом этих приношений. Но если жертвы без пролития крови существовали во множестве культов, то кровавые жертвы с закланием (а иногда и четвертованием) животного были гораздо более многочисленными и важными: собственно, лишь последние считаются жертвоприношениями — с жертвой как таковой. Античные эрудиты ранней эпохи считали возможным установить хронологическую преемственность между первоначальными бескровными формами жертвоприношений и кровавыми, якобы введенными позже: такова, например, теория, обстоятельно изложенная Овидием в книге I его «Фастов» (стихи 335–456). Но это лишь рационалистические домыслы, которым пифагорейская традиция, отвергавшая кровавые жертвы, придала видимость правдоподобия. Действительно, наши самые ранние источники, гомеровские поэмы, уже дают описания кровавых жертвоприношений: так, например, в первой песни «Илиады», где Одиссей возвращает Хрисеиду ее отцу, он привозит с собой животных и тут же совершает жертвоприношение, которое успокаивает гнев Аполлона.

Уже это первое упоминание четко выделяет основные моменты церемонии. Вокруг алтаря в определенном порядке располагались животные для жертвоприношения: они формировали гекатомбу, которая первоначально, как следует из этимологии самого слова, состояла из ста быков; однако очень рано, уже у Гомера, гекатомбой стали называть просто многочисленную жертву, если речь шла о быках или мелком скоте. Помощники мыли руки, чтобы очиститься, и брали пригоршни ячменных зерен. Жрец Аполлона произносил молитву, после чего зерна разбрасывались, что являлось первым приношением; после этого жертвенным животным перерезали горло, запрокидывая им головы так, чтобы кровь хлынула в направлении алтаря. Затем умерщвленных животных разделывали. Задние части ног откладывали в сторону, покрывали их жиром и сжигали на алтаре, пока жрец совершал возлияния вином. Когда эти куски сгорали, оставшееся мясо нарезалось, нанизывалось на вертел и жарилось на огне: после этого все участники действа собирались на пир и вместе ели это мясо. Большинство кровавых жертвоприношений имеют характерные черты: торжественный порядок, акт очищения, молитва, заклание жертвенных животных перед алтарем, кремация части животного, возлияния и, наконец, поедание остатков мяса участниками.

Поскольку речь идет об очень распространенной процедуре, то, естественно, такой порядок соблюдался не всегда: разнообразие обрядов было колоссальным. В некоторых культах, например, поедание жертвенных животных было запрещено и животное сжигалось полностью (это так называемая полная кремация, или холокост): это, как правило, происходило, когда жертвоприношение сопровождалось клятвенным обещанием в некоторых искупительных обрядах, в культах божеств земли и преисподней и в большинстве героических и погребальных культах. Мы уже видели подобное расхождение, когда говорили о молитвах. Некоторые современные исследователи интерпретируют эти различия как свидетельство того, что все божества греческого пантеона восходят к двум основным категориям — к божествам небесным, или ураническим, и нижним, или хтоническим. Первые — благожелательные, вторые — опасные. Таким образом, для одних ритуал выражался в искреннем почитании и участии: он был описан выше. Хтонический ритуал, напротив, был проявлением антипатии, направленным на нейтрализацию зловредной и враждебной силы. Понятно, почему в первом случае устраивалось жертвенное пиршество, на котором верующие разделяли с богом плоть жертвы, а во втором случае вся жертва целиком отдавалась божеству.

Такая двойственность, несомненно, существовала. Однако она не всегда имела такие строгие очертания. Некоторые божества, в зависимости от местности, проявляют то уранические, то хтонические признаки. Зевс, будучи преимущественно небесным богом, предстает перед нами богом земли, когда к нему взывают как к Зевсу Мейлихию, имевшему обличье змеи: от Ксенофонта, упомянувшего об этом в «Анабасисе» (VII 8, I), мы узнаём, что ему приносили холокосты. Геракл в Фасосе почитался в двух культах: одному соответствовал божественный ритуал (то есть уранический), а второму — героический и хтонический. Павсаний, всегда внимательный к деталям культа, сообщает, что в городке Тронис, в Фокиде, местным героям приносили жертву, сцеживая кровь убитого животного в их гробницы, что было свойственно для погребальной и хтонической обрядности, но само мясо съедалось во время пира, что являлось чертой уранического ритуала. Таким образом, было бы ошибкой основывать интерпретацию греческой религии на разделении, которое не всегда просматривается на практике. Даже если изначально, что весьма вероятно, эти две большие категории божеств были четко разведены, то причины, объясняющие это разделение, нам неизвестны, и мы лишь вынуждены констатировать пережитки в элементах ритуала, не понимая их по-настоящему.