Страница 42 из 91
Здесь необходимо подчеркнуть местный характер культов. В общей схеме кровавых жертвоприношений, показанной выше, конкретные предписания существенно различались в зависимости от святилища и от обличия, под которым почитался один и тот же бог. Природа жертвы также могла уточняться. На Фасосе некоторые культовые предписания V века запрещали приносить в жертву некоторым богам свиней или коз. Подобный запрет существовал и в Делосе. Зато в Кирене рекомендовалось жертвовать Аполлону Апотропею рыжую козу. В Лампсаке, на Геллеспонте, местному божеству Приаггу приносили в жертву ослов, а в Спарте Эниалию, богу войны, жертвовали собак. Свиней, как правило, выбирали для проведения очистительных и искупительных церемоний. Последним наставлением, которое Сократ сделал перед смертью и которое Платон процитировал в «Федоне», было принести в жертву петуха Асклепию. Эти примеры демонстрируют огромное разнообразие обрядов: нарушить их, предложив жертвенное животное вопреки обычаю, считалось святотатством, которое каралось денежными и религиозными санкциями. То же разнообразие мы видим среди возлияний: вино, часто использовавшееся для этих целей, было запрещено в некоторых культах. На Фасосе правила запрещали петь пеан, которым сопровождалась эта церемония в других местностях. Описывая ежегодный праздник, который жители Сикиона отмечали в сельском святилище Эвменид, Павсаний указывает, что они приносили в жертву беременных овечек, совершали возлияния медом, но вместо того чтобы украшать себя венками (по весьма распространенному обычаю), они просто несли цветы: все эти ритуальные особенности содержатся в «Описании Эллады» Павсания (II ii, 4).
Сложность этих практик придает процедуре жертвоприношения ярко выраженный специальный характер. Понятно, что с целью избежать ошибок, которые могли быть сочтены святотатством, люди прибегали к помощи специалистов. Не случайно в греческом языке глагол hiereuein, «приносить в жертву», того же корня, что и слово «жрец», hiereus. Жрец или жрица при святилище следили за исполнением ритуала. Избираемые или определяемые по жребию из лучших семей полиса, они исполняли функции сродни обязанностям чиновника. Они пользовались большим авторитетом, поскольку занимали почетные места на публичных церемониях и имели определенные материальные преимущества, например обладали правом на присвоение части мяса жертвенных животных, взимали денежный налог за жертвоприношение или освобождались от податей. Впрочем, жрецы были такими же гражданами, как и все остальные, и не составляли священнической касты. Жреческая должность давалась на определенный срок, и редко на всю жизнь. Она налагала особые правила благопристойности и облачала достоинством, которые зачастую влекли за собой обязанность носить белые одежды и требование соблюдать целомудрие (достаточно распространенное для жриц). Но в целом жреческая должность имела преимущественно техническими компетенции. Греческое общество никогда не знало жесткого разделения между гражданским и священным.
Этих сведений уже достаточно, чтобы говорить о глубоко социальном характере греческой религии: чрезвычайная важность, придаваемая обряду, наследование традиций, выработанных предками, и роль жреца в сохранении этих традиций — все это свидетельствует о том, что религия греков сквозь призму культовой практики, известной нам лучше всего, являлась в высшей степени групповым занятием. Семья имела свои собственные культы: культ очага, перед которым Алкеста Еврипида обращается перед смертью со своей последней молитвой к Гестии; культы Аполлона Патрооса и Зевса Геркея, причастность к которым, согласно Аристотелю, должны были доказать семьи будущих афинских архонтов; культ Agathos Daimon, «доброго домашнего духа» в виде змеи, которому совершали возлияния чистым вином после ежедневного принятия пищи; культ Гермеса или Гекаты Профиреи, оберегающей двери дома. Более крупная социальная группа, фратрия, объединялась вокруг совместных культов с особыми праздниками — такими, например, как апатурии в ионийских городах: принадлежность к этой группе полиса, а значит, и участие в его религиозной жизни во многих греческих государствах (по крайней мере, в Афинах) являлось формальным условием для гражданства. Фила — основная общественная ячейка в Афинах — берет свое название от имени местного героя-эпонима, которому воздаются религиозные почести как покровителю. Точно так же аттические демы, бывшие всего лишь административными единицами, организованными по территориальному принципу, имели собственные святилища и культы. То же относится и к поселениям других греческих государств, верных своим древним традициям.
Что касается самого полиса, то он в первую очередь задавал рамки религиозной жизни. Его храмы и культы вызывали интерес гражданина, который ощущал себя членом общества, поскольку принимал участие в общественных верованиях. Родина для него — это прежде всего религия, доставшаяся от предков. Это прекрасно видно из клятвы афинских эфебов, сохранившейся в надписи IV века: «Я буду сражаться, дабы защитить храмы и полис… Я буду почитать культы предков». На женщин также с самого детства были возложены религиозные обязательства. Хор афинянок в «Лисистрате» Аристофана перечисляет этапы идеального curriculum vitae молодой девушки из Аттики:
Я семи годов ходила арефорою уже,
В десять лет муку молола я богине-госпоже,
И медведицей в Бравроне одевалась в пурпур я,
Стала девушкой красивой и в корзине понесла
Много смокв[23].
Конечно, не все молодые афинянки выполняли эти функции, предназначенные для немногих избранных девушек. Однако их перечень, сделанный поэтом, не становится от этого менее символичным: все и вся ощущали себя членами общественного организма, сплоченность которого поддерживалась с помощью религии.
Именно поэтому греки придавали особое значение крупным священным церемониям, в которых публичное жертвоприношение было основным элементом. Лишь тогда они ощущали свое активное и полное участие в жизни полиса, в сфере, которая имела особую важность и значение. Безусловно, это участие сопровождалось определенными, весьма существенными преимуществами: из-за нехватки крупного скота в Греции для многих публичные жертвоприношения были единственной возможностью поесть мяса, а пышное священное пиршество могло быть бесплатным. Торжественность и блеск праздников объединяли жителей, чьи развлечения были редки, а повседневная жизнь сурова: народ восхищался достоинством чиновников, величественной осанкой всадников, красотой «носительниц корзин», или канефор, и статью жертвенных животных.
Каждый праздник начинался с процессии, которая, возможно, имела искупительную силу и предлагала очевидцам великолепное и четко выстроенное зрелище. Будучи не просто пассивными зрителями шествия, ротозеи с истинно средиземноморским пылом, не стесняясь, комментировали подробности, обмениваясь шутками с членами кортежа. В некоторых случаях шутки были обязательным элементом, как, например, в элевсинской процессии, когда зрители, собравшись вокруг моста, осыпали паломников традиционными ругательствами, так называемыми гефиризмами, то есть «насмешками на мосту». «Шутки с телегами», которые отпускались с повозок по случаю анфестерий или леней, праздников Диониса, сыграли важную роль в рождении комедии. Под руководством распорядителей — официальных лиц, запечатленных на фризе Парфенона, — эти процессии двигались от рынка по улицам и площадям и завершались в храме, на площадке вокруг алтаря. Благодаря таланту Фидия, вдохновившего целую группу скульпторов, была передана оживленность этого шествия, организованного по случаю аттического праздника Великих Панафиней. Люди и животные, всадники и колесницы, юные девы и носители даров — ничего не было упущено на этом длинном фризе с 360 персонажами, мелькающими вдоль стен и портиков Парфенона: несомненно, религиозное чувство, которое афиняне горячо питали в жизни и которым пронизано это произведение, было настолько живым и искренним, что совсем не удивительно видеть над входом в храм богов, собравшихся в ожидании процессии людей.