Страница 42 из 54
Глава 30
Два вопроса. Первый: кто открывает дверь в таких ситуациях? Второй: что, если за дверью окажется пушка с зажженным фитилем? Любой хороший юрист скажет вам, что ответ на первый вопрос может повлиять на второй.
Я с надеждой посмотрел на Майлса и Сару, встал и пошел к двери.
В глазок гость не выглядел убийцей. Аккуратно одетый — в простом и даже немного поношенном сером костюме. Волосы слегка в беспорядке, ухоженные усы — тоньше, чем у наркобарона, и гуще, чем у колдуна.
Когда я открыл дверь, он протянул руку.
— Вы, должно быть, Джереми, — усталым голосом сказал он.
Я сел на мой кожаный стул, оставив пришедшему свободный деревянный.
Он тяжело опустился на сиденье, поморщился, вскочил и не смог разогнуться, схватившись за бок с тихим стоном.
— Больная спина, — извиняющимся тоном пояснил он. — Дайте мне минутку.
Казалось, ему действительно больно. Он застыл полусогнувшись, не в силах распрямиться и закрыв глаза. Рукой он держался за поясницу и шевелил губами, медленно считая и пережидая спазм. Я взглянул на Майлса и Сару. Майлс пожал плечами. Сара наклонила голову набок. В ней проснулся медик.
— Вы таблетки от люмбаго принимаете? — спросила она.
Он повернул к ней голову, все еще не распрямившись, и приоткрыл глаза.
— Я слышал, они не помогают.
— Вообще-то они очень эффективны, — заявила Сара. — Снимают давление с крестца.
— Как скажете, вы среди нас единственный нейрохирург. — Он пытался улыбнуться, но по-прежнему вздрагивал от боли.
— Присядьте сюда, — сказал я, вставая со своего кожаного трона.
— Благодарю вас, весьма обязан. — Он пошел, не разгибаясь и морщась при каждом шаге. Медленно опустившись на стул, он издал вздох облегчения. — Очень любезно с вашей стороны, — добавил он.
Мне ничего не оставалось, как сесть на деревянный стул. Угол сиденья и спинки был самый нелепый, явно неизвестный человеческой спине за всю историю сиденья, и деревянные планки впивались в тело. У меня невольно вырвалось «О!».
Мужчина в костюме робко улыбнулся.
Он сидел на моем любимом стуле!
М-да, переговоры начались удачно.
Гость, внимательно оглядывая комнату, улыбнулся при виде эйнштейновского постера и покачал головой при виде книжных гор на моем столе.
— Я не пропускал занятий, — засмеялся он так, что мне показалось — чуть-чуть, но пропускал.
— Мы сюда пришли не в игры играть, — заметил я.
— Хорошо.
Он приятно улыбнулся, взял со стола одного из пупсов с яркими волосами и повертел в руках.
— У меня сестра таких собирала. У нее были куклы из разных стран. Целый шкаф куколок. — Он улыбнулся воспоминаниям. — Ну что, приступим?
Этот тип что, шутить со мной пришел?
— Да уж, давайте приступать.
Я протянул ему один из наших конвертов.
Гость взял конверт, вынул листы и медленно, не торопясь, прочел. Там было все, что мы знали о V&D: факты и слухи, загадки и решения, карты тоннелей, местонахождение умфора, список имен. В его лице не дрогнул ни один мускул. Понять его реакцию было невозможно. Лицо не было пустым, просто на нем застыло мягкое выражение. С таким лицом листают «Ридерс дайджест» или ждут очереди в парикмахерской. Закончив, он протянул бумаги мне.
— О’кей, — сказал он.
— Что «о’кей»?
Г ость не ответил. Он терпеливо ждал с вежливой улыбкой, сложив руки на коленях.
Он сидел так долго, что у меня кончилось терпение.
— Мы хотим гарантий. Мы хотим, чтобы вы пообещали оставить нас в покое. Меня, Сару, Майлса, Чанса. Вот так. Мы сделали копии этого письма. Случись что с нами, и они разойдутся в газеты, в Интернет, куда угодно. Если с нами все будет в порядке, эту информацию никогда никто не обнародует. Нам нет дела до V&D. Мы просто хотим нормально жить. Вот и все.
Я пытался придумать, что еще сказать, но ничего не придумал.
— Ну? — подбодрил я его.
— Что «ну»?
Мне захотелось одним прыжком преодолеть разделявшее нас расстояние и задушить визитера.
— Мы договорились?
— О’кей, — сказал он.
Я не сразу понял, что это ответ. Он говорил тихо. Не торговался, не возражал. «О’кей» — и все. Вот так просто. С другой стороны, и ситуация не была особо сложной. Меня не обмануло то, что он играет под Вилли Ломана,[21] — за безмятежным взглядом угадывались извивы змеиного мозга. Видимо, чем умнее человек, тем меньше нужно слов.
— И все? — спросил я.
— А есть что-нибудь еще?
— Нет.
— Тогда о’кей. — Большим и указательным пальцами он пригладил усы. — Я, пожалуй, пойду. Я все время опаздываю. Знаете, как это бывает. — Он засмеялся. — Простите, мне крайне неловко просить, но нельзя ли мне взять вот эту? — Он показал на одну из моих куколок с ярко-розовыми стоячими волосами. — Такой я еще не встречал. Моей сестре очень понравится. — Гость смущенно улыбнулся.
Думаю, брови у меня сошлись сильнее, чем если бы он задал мне математический вопрос.
— Конечно. Пожалуйста.
— Спасибо. Вы очень добры.
Он отвесил пару мини-поклонов в мою сторону и пожал руки Майлсу и Саре.
Уже от дверей, взявшись за ручку, он повернулся и сказал:
— Простите, еще одно. Ваш друг Чанс…
Мы замерли.
— А что с Чансом?
Человек в костюме покачал головой:
— Печальные новости. Он погиб в аварии. Сел за руль пьяным, с сожалением вынужден сообщить.
Я посмотрел на Майлса и Сару. Ее глаза расширились, глаза Майлса горели.
— Завтра это будет в газетах, — сказал мужчина. — Мы собирались посадить в ту машину и всех вас, молодые люди, но, полагаю, в этом несчастном случае можно ограничиться одной жертвой. — Он поскреб голову. — Ну, спокойной ночи.
Глава 31
Секунду мне казалось, что Майлс гигантским прыжком долетит до двери и разорвет маленького человека на части, отрывая по куску. Выражение его глаз напугало меня не на шутку.
Но он не двинулся с места. Он неподвижно сидел с горящими как угли глазами. Я услышал, что дверь закрылась. Усатый ушел, забрав с собой из комнаты весь воздух. Майлс продолжал смотреть туда, где он только что стоял.
Чанс погиб. Эта фраза крутилась у меня в голове. Чанс погиб. Чанс погиб.
Майлс задрожал. Я подумал, что он замерз, но потом увидел его глаза. Они почти потухли — пламя перешло в крохотный огонек. Майлс дрожал так же, как встряхивается лев, оторвавшись от преследовавших его охотников. Он подошел к окну и распахнул его, впустив обжигающе холодный воздух. Майлс словно исполнял некий обряд экзорцизма, чтобы очистить комнату от обходительной злобы этого человека.
Майлс повернулся к нам и чуть развел руками.
— Мы свободны, — сказал он.
— Что?
— Мы свободны. Мы добились своего. Мы получили обратно свои жизни.
— Но Чанс…
Майлс покачал головой:
— Чанс не маленький, знал, на что идет.
— Они убили его!
— Рано или поздно до него все равно бы добрались — не V&D, так сандинисты или «Талибан». Чансу было хорошо только в гуще битвы. Я вообще удивляюсь, что он столько протянул. Знаешь, что было бы для него трагедией? Смерть в доме престарелых в Бока-Рейтон[22] с испачканным гороховым супом подбородком. Его единственное преступление — что он втянул Джереми. — Майлс коротко потер руки. — Слушайте, мы получили возможность спокойно жить дальше. Это большой подарок. Ну просто лучше не бывает.
Я запротестовал, но Майлс поднял свою огромную длань с такой экспрессией, что я отступил.
— Как можно быть таким бесчувственным? — не выдержала Сара.
— Бесчувственным? — уставился на нее Майлс. Секунду спустя он взревел: — Это я-то бесчувственный? Чанс был мне ближе, чем вы оба! Я буду грустить по нему долго после того, как он превратится в пометку на полях вашей памяти!
Его глаза действительно увлажнились.
— Майлс… — мягко начала Сара.