Змеи в раю

Сидевшая на диване женщина, напротив, встрепенулась и посмотрела на меня мутными глазами. Слезы снова полились по бледным щекам, и Маллу, утешая, обняла ее и ласково прижала к себе.

— Мне очень жаль, что с Арми произошло такое несчастье, — сказала я в сторону плачущей женщины.

— Так вы та самая Мария Каллио, которая нашла тело нашей дочери? А тебя полиция не подозревает в совершении этого убийства? — спросила Маллу на удивление деловым тоном.

Она угодила в точку. Никто не высказывал открытых подозрений, закон не запрещал мне представлять интересы обвиняемого, но с моральной точки зрения мое положение было довольно сомнительным. Я даже немного удивлялась, почему Перец не заинтересовался моей персоной. Видимо, он был настолько уверен в виновности Киммо, что решил просто не тратить понапрасну энергию.

— Полицейские почти ничего нам не рассказали… Только то, что Арми задушили… А она… ее… С ней больше ничего не сделали? — глухим голосом спросил отец Арми. Разумеется, он имел в виду изнасилование; отцы часто задают подобный вопрос, когда происходит убийство дочери.

— Арми задушили, но больше с ней ничего не сделали.

Больше ничего. Словно этого было мало.

— Скажите, она очень страдала? — выдохнула сквозь слезы мать.

Я вспомнила синее лицо убитой девушки, вываленный набок язык, грязь под ногтями с аккуратным маникюром, которыми она в отчаянии скребла землю.

— Все произошло очень быстро, — попыталась я утешить их. — Скорее всего она потеряла сознание меньше чем за минуту.

Минута. Такая короткая в обычной жизни, она, наверное, бесконечно тянулась как для жертвы, так и для ее убийцы.

Молчание, повисшее после моих слов, было почти ощутимым, словно тяжелый осенний туман. Звуки и голоса на улице казались какими-то нереальными и доносились до нас словно через толстую подушку. На книжной полке громко тикали часы, напоминая о том, что время все равно неумолимо идет вперед.

— Арми была такой хорошей девушкой, — снова запричитала мать. — Ну почему она умерла именно сейчас, перед самой свадьбой?.. А я-то всегда считала Киммо таким славным парнем…

Маллу снова нежно обняла мать, похлопывая по плечу.

— Вы собираетесь защищать Киммо? И разумеется, пришли спросить, был ли у нее кто-нибудь еще, кроме него? Наша Арми была порядочной девушкой и не гуляла сразу со многими. Да что же это вдруг нашло на Киммо, что с ним случилось? — с тоской спросил отец.

Все вопросы, которые я собралась им задать, вдруг показались глупыми и неуместными. С моей стороны было бы жестоко заставлять родителей Арми отвечать на них сейчас.

— Знаете, давайте вернемся к нашему разговору позже… на следующей неделе… И… простите меня, — неловко пробормотала я и стала пятиться к двери. Я просила у них прощения за все сразу — за смерть дочери, за свое вторжение в этот неподходящий момент, за Киммо. Около двери Маллу перехватила меня и попросила подвезти до дома.

— Папа, мне надо вытащить из машины белье, которое я вчера постирала, иначе оно покроется плесенью. Я развешу белье и сразу вернусь — надеюсь, вы с мамой пока без меня справитесь.

Это было похоже на бегство. Она снова заговорила, когда я выруливала на трассу:

— Я действительно стирала белье, когда позвонил отец. Спасибо, что согласилась подбросить меня, у меня больше нет машины, она осталась Теему.

— Кто такой Теему?

— Теему Лааксонен. Мой бывший муж, — горько сказала она. — Можно закурить?

— Нет, это служебная машина, не моя.

Я вела машину и пыталась боковым зрением рассмотреть девушку. Она была необычайно худа, причем, если сравнивать ее с Маритой, худощавой от природы, то Маллу, казалось, просто высохла от горя. Темная одежда была ей велика на несколько размеров и болталась как на скелете, на лице залегли скорбные морщины, слишком глубокие для тридцатилетней женщины, в волосах поблескивала седина. Лицо выражало скорее безнадежную горечь, чем печаль. Я пыталась понять, как она сможет пережить все несчастья, свалившиеся на нее за последние полгода, — потерю ребенка, развод, смерть сестры.

— Что ты хочешь знать об Арми? — спросила Маллу и сунула в рот жвачку. Похоже, она страдала от никотинового голодания. Наверное, она относилась к той породе женщин, которые всю жизнь боятся курить в присутствии родителей.

— Все. Привычки, круг общения, друзья. У вас не было других братьев и сестер?

— Нет. Величайшая трагедия моих родителей — две дочери и ни одного сына. Мой отец владел небольшой транспортной фирмой — несколько грузовиков и микроавтобус. Его самой большой мечтой было написать на борту машин «П. Мяенпяя и сын». Но когда мне исполнилось пять лет, а Арми год, отец заболел менингитом с тяжелыми осложнениями на репродуктивную функцию. И родителям пришлось расстаться с мечтой о сыне. Тогда отец продал компанию и пошел работать таксистом. Потом они принялись мечтать о внуках. Пять лет мы с Теему старались родить ребенка. И вот в ноябре я наконец-то забеременела… А затем случился выкидыш, и теперь, по словам врачей, вероятность вновь забеременеть составляет не более десяти процентов. Но у родителей оставалась еще Арми. Теперь нет и ее.

Слова Маллу звучали как крик, хотя говорила она тихим и каким-то безжизненным голосом. Я заметила, что у меня на руле начали дрожать руки.

— Нас в семье тоже три дочери, я старшая. Сейчас наша средняя сестра беременна, и все родственники с нетерпением ждут этого события.

— Даже не знаю, хотела ли я того ребенка, — продолжала Маллу, словно не слыша моих слов. — Я так устала от этих бесплодных попыток и бесконечных тестов. У Теему слабая сперма, у меня эндометриоз, я оперировалась. У нас с ним не осталось ничего общего, кроме фанатичного желания иметь ребенка.

— И вы развелись.

— Да. Это было единственно возможным вариантом. Пусть теперь старается осчастливить кого-нибудь другого своей слабой спермой, — горько произнесла Маллу и снова уставилась на дорогу. А когда мы остановились около ряда блеклых домиков с облезлыми фасадами, она вдруг сказала:

— Слушай, я все время говорю только о себе. А ты ведь хочешь узнать про Арми. Заходи ко мне, поговорим, если у тебя есть время. Знаешь, я не тороплюсь обратно к родителям, мне надо немного побыть дома, иначе я просто с ума сойду. — Маллу произнесла свою речь и закурила, не успев еще толком выйти из машины.

Было только начало шестого, я никуда не торопилась. Мы вошли в квартиру, я огляделась. Обстановка казалась какой-то неполной. Около большого кухонного стола стояло всего два стула, в гостиной не было журнального столика, и около дивана стояло только одно кресло. Маллу проследила за моим взглядом и пояснила:

— После развода Теему забрал машину и видеомагнитофон, а мне осталась вся кухонная техника. Ах ты черт, белье!

Не выпуская сигарету изо рта, она бросилась к стиральной машине, открыла дверцу, и оттуда пахнуло, как из погреба моего дядюшки. Маллу тоже принюхалась и сказала, что, пожалуй, белье стоит постирать еще раз. Она включила стиральную машину и позвонила родителям сообщить, что ей придется немного задержаться.

Мы расположились за кухонным столом с двумя чашками кофе.

— Итак, про Арми. Ты слышала, как мама сказала, что Арми была хорошей девочкой. Это действительно так. Она была славной маленькой сестричкой, такая очаровательная малышка с бантиками в косичках. В детстве она часто помогала соседям: выгуливала их собак, сидела с детьми. Мне кажется, она решила пойти в медицинское училище, потому что хотела помогать людям, заботиться них. Знаешь, у нее всегда была удивительная способность узнавать о людях то, что они хотели бы скрыть. «Мама, а почему у Керваненов в доме так много пустых бутылок из-под водки?» — спросила она однажды, посидев с их детьми.

— Забота о людях дает над ними власть, — произнесла я, не задумавшись над своими словами.

— Правильно говоришь. Мне иногда даже казалось, что она решила стать врачом-гинекологом именно из-за меня, из-за моих проблем с бесплодием. Чтобы получить возможность заботиться обо мне, контролировать меня…