Страница 19 из 47
«...И так до тех пор, пока истоки живого и неживого не сомкнутся. Вот тогда-то сложные приборы начинают расти, как грибы. Сами по себе, как будто без всякого вмешательства извне возникают неведомые конструкции, плотины, летательные аппараты диковинного вида. Сами гены, освобожденные от врожденной обязанности — вечно сопутствовать телу, сами эти неуловимые частицы разума и жизни (впрочем, тоже синтезированные), дают начало цепочке метаморфоз.
Все ступени этого восхождения были уже видны нам... Покинуть бы нам планету на таком вот корабле! Почти живом, сотканном, сплетенном мириадами незримых помощников. В теле его были бы тысячи струн-нервов, и чуткие космические уши ловили потоки частиц и волн, что без устали посылали звезды. Мы не смогли этого сделать, мы опоздали. Навсегда. Навечно. Нелепая случайность: в системе двойных звезд планета потеряла свою орбиту, ее захватила другая — горячее Солнце... Быть может, виной тому опыты с концентратором гравитации! И мы сами столкнули этот невидимый камень с горы? Никто не знал этого наверняка.
Вы уверены, что вмешательство в жизнь звезды пройдет бесследно для будущего или хотя бы для настоящего?
Будет совершен поступок, который трудно прогнозировать. Вдруг звезда потеряет заметную долю своего блеска. Пусть на очень короткое время. Лучи же соберутся в конус, слабо светящийся, вытягивающийся к невидимой точке. Этим вы дадите знать о себе всем, у кого есть приборы и средства наблюдения. Теперь вы знаете, что не одиноки в космосе.
Дело не в той небольшой доле тепла и света, которую вы отберете у Солнца. Начав изменять мир, вы не сможете остановиться. Закончив фундамент, вы поставите стены. Построив дом, вы будете строить город. Создав город, будете прокладывать дороги, строить новые города в космосе. Звезда станет в одном из них уличным фонарем. В другом городе'— другая звезда... Я не зря напомнила вам о том, как быстро изменяет разум все, к чему прикасается. Но есть, наверное, пределы влияния на будущее. Вы можете уничтожить лес, реку, море, даже спутник
49
планеты. От этого зависит только локальное, ваше собственное будущее. Время затягивает почти любые раны, нанесенные планете и ее ближайшей окрестности. Устанавливается своеобразное равновесие. Динамическое равновесие между природой и человеком: условием его является постоянная деятельность. Вы должны постоянно поддерживать это равновесие, заботиться о
нем.
То же самое может произойти в космосе, в дальнем космосе. Вы будете вынуждены постоянно изменять его. Раз начав, нельзя успокоиться. Что это будет означать?
Мы остановились когда-то вплотную у этого рубежа. Вы тоже приблизились к нему. Это новая, удивительная граница возможностей. До сих пор все, что вы могли сделать, вы делали. Любые проекты казались вам осуществимыми или неосуществимыми только по одному признаку: хватит ли сил и средств. Я думаю, это первая фаза развития любой цивилизации. Все, что можно, осуществляется рано или поздно.
Вторая фаза совсем иная... Совершается не все, что можно осилить. Что-то должно остановить вас. Заставить задуматься. Может быть, стоит внимательнее присмотреться к себе, к своим успехам? И попристальнее вглядеться в черные, кажущиеся безжизненными пустоты. Разум — это тоже стихия. Он сложнее, сильнее и загадочней всех стихий, о которых вы, Глеб, иногда вспоминали на «Гондване».
Старые истины о контактах вам, вероятно, известны. Вообще говоря, контакты невозможны. И все же, как ни странно, они, наверное, не такая уж редкость. И тут есть границы дозволенного, или, как мне нравится говорить, — пределы упругости. Я за «пластинные» контакты: тогда вы можете вычеркнуть их из памяти, если нужно. Контакты не должны оставлять следов, иначе они будут вмешательством в чужую жизнь. Последствия предвидеть невозможно. Как невозможно создать компьютер, который бы подменил жизнь, сообщество людей.
Мое письмо к вам было бы неполным, если бы я не добавила того же и относительно освоения энергии звезд. Ведь это освоение с неизбежностью означает и контакт, по крайней мере,односторонний. (Я хорошо помню вас, Глеб, признаюсь вам: нелегко отказаться от извинений за то, что произошло на «Гондване». Легче считать, что ничего не случилось. Погиб кибер, вот и все. Хорошо, что вы журналист: можно придумать для себя и других любую историю. Мое письмо к вам — пример пластических контактов. Ведь его можно сочинить самому. Или порвать. Или предать забвению. Или рассказать о нем — все
равно не поверят.)
А и'р а».
ГДЕ ПРЯЧЕТСЯ ЛЕТО
Фитотрон Янкова расширялся. Зеленую лабораторию готовили к приему дальневосточной флоры.
Янков должен был приехать к нам в командировку, и я предвкушал, как мы облазим с ним побережье и горные перевалы. Где-нибудь в чаще набредем на белый орех и корень жизни, с шумом будем продираться через заросли заманихи и свободно-ягодника. Женьшень, лотос, бразения растут у нас на воле.
50
И у нас есть фитотрон или даже два, но не такие, они не похожи на гигантскую лабораторию Янкова. У него все не только растет, но и образует целые бота нико-географические области под крышей. У нас по-другому. «Нет комплексного подхода, — так однажды выразился Янков. — Кроме того, у вас увлекаются тропиками». Что же, посмотрим, поможет ли его поездка восстановить исчезнувшие пижмовые степи у Ханки или заросли бразении Шребера в озере Заря.
Не помню ни одного пасмурного дня после возвращения в город. Здесь, в городе, в его окрестностях, как и во всем Приморье, было еще лето. Резкий контраст с тундрой. И когда приехал Янков, мы сошлись с ним на том, что не все еще потеряно. Сборы были недолгими: мы погрузили походный скарб в эль и, сделав прощальный круг над бухтой, понеслись в таежные джунгли.
По дороге он рассказал о Байкале, где провел целых два месяца. Трудно было поверить, что там, у холодного озера, можно увидеть еще такое, о чем я и не слышал. По его словам, например, весной сквозь незаметные трещины во льду на свет божий выползают личинки бабочек-поденок, куколки ручейников и направляются к берегу: их так много, что прибрежный лед черен. С береговых сопок приходят медведи. Вода становится серебристой от рыбы.
Это загадка. Взрослые насекомые спариваются и гибнут через несколько дней. Зачем природе такое расточительство? Когда птицы летят на Север выводить птенцов, это понятно: летом именно там много света, корма, простора для пернатых. А вот бабочки, умирающие сразу же после рождения, заставили меня поломать голову. И мой друг-биолог ничем не мог мне помочь. Остановка. Мы сели на хорошо заметную площадку для элей. А вокруг нас — джунгли, непроходимые чащобы. Впереди бурлил поток. Вода скатывалась по валунам, покрытым лишайником, пенилась и падала в серо-синюю каменную чашу. Там мелькали тени форелей и под свесившимися кустами какой-то зверь жадно пил воду Мы вспугнули его, и он удалился, уронив в ручей несколько мелких камней
Выше каменной чаши через поток было перекинуто толстое дерево По стволу шнырял поползень, увидев нас, он скрылся среди листвы Дерево над потоком жчло. Зеленели его ветви, орошаемые голубоватой водой. Когда-нибудь на чтом месте, думал я, поднимется настоящий зеленый мост
Мы прошли по живому дереву, выбрались на берег и долго брели по чаше папоротников, доходивших до пояса. Впереди мелькнула рыжая спина косули. И снова — заросли, челеные разливы ..
Нам открылась долина. Тридцатипятиметровые раскидистые чозении высились над ней почти на равных расстояниях другот друга. Ближайшее к нам дерево развесило вековую крону так привольно, что заслонило половину долины. В ее листве спрятались и солнце, и светящиеся облака, и близкие лбы сопок. Рядом с чозенией усохшее дерево обычных размеров казалось причудливым кустом. На сухой вершине его я заметил брошенное гнездо скопы Где-то стучали дятлы. На исходе первого дня — гроза, В мгновенной вспышке света