Страница 17 из 47
Я попробовал представить себя на ее месте. Незнакомая планета. Чужой мир. Вряд ля можно скоро узнать его зяковы. В таких условиях любой контакт будет вмешательством — ра-
43
зительным по своим возможным последствиям. Контакты изменяют будущее. Эпизод с инопланетянкой, обретя силу факта, может стать даже поворотным пунктом развития, кто знает, кто предскажет, что будет через десять лет, сто, двести? Хотя, конечно же, давно известно, что предсказывать просто: нужно лишь помнить, что сбываются обычно лишь самые нелепые предсказания. В этой шутке есть доля истины. Наверное, эта женщина знала не хуже меня, что жизнь — эксперимент, который нельзя повторить.
Весь следующий день я обреченно острил, мешал другим работать. Облазил корабль. Искал следы ее визита. Глуповато все это выглядело. На палубе столкнулся с Валентиной.
— Резвитесь? — сухо, на «вы» обратилась она ко мне и с неестественным спокойствием прошествовала мимо.
«Так тебе, — подумал я. — Теперь расскажи ей о женщине, которую она, без сомнения, видела у твоей каюты, или даже более того. О. она сразу поверит, что это была инопланетянка!»
* * *
О загадочной женщине ходили слухи. В глухом месте, на быстрой полноводной реке в самый ледоход она спасла двух мальчишек, решивших перебраться на необитаемый остров. На пути к островку оба робинзона стали молча, мужественно тонуть. Не миновать бы беды, события развивались слишком стремительно. Вдруг по тонкому льду, перепрыгивая через разводья, пробежала она, бросилась в холодную воду, скрылась подо льдом, вытащила обоих и неведомо как на глазах у немногочисленной команды спасательного эля вывела, вынесла их на берег.
...В городе, в синем просвете среди лип, вдруг появятся на аллее женщина, похожая и непохожая на Аиру: легкие шаги, чуть слышный шорох невесомого, как туман, платья, облако волос, то светлых, то темных, то золотых, теплых. И пленительный взгляд прозрачных глаз. В поле, в лесу, на солнечном косогоре — ее плечи цвета светлой бронзы, букет жаркое в загорелых руках, едва заметный след, убегающий за ней по спутанной траве, мимолетное сияние из-под опущенных ресниц.
...Будто бы видели женщину далеко от берега рыбаки. Она плыла наперегонки с дельфинами. Над ними прыгали летучие рыбы, которые в последние годы действительно появлялись даже у Сахалина. С судна просигналили, думали, нужна помощь. Святая морская наивность.
Кто знает, так ли было на самом деле. Вздумай она продол
жать в том же духе, о ней сложили бы легенды. Но случай
особый: легендам о ней никак не превзойти правды.
Часть йторая. БЛИЗ БЕРЕГОВ ЗЕМЛИ СЕВЕР
...Вдруг выяснилось, что мне нужно ехать на Север. Недалеко от устья Алазеи старый охотник якут Василий Олонгоев нашел ископаемого кита. Это без преувеличения настоящая сенсация.
44
Несколько тысячелетий назад стотонный исполин подошел к берегу и, как это случается с китами, сел на мель. Море отступило, и царь млекопитающих оказался погребенным под слоем суглинков.
Василий Олонгоев был не очгнь разговорчивым, но веселым человеком. В теплой палатке нашлось место и для меня. Несколько дней я жил жизнью эскимосов, чукчей и бродячих охотников.
На побережье стояла тишина. Утром ослепительно белый снег сверкал так ярко, что каждый раз приходилось привыкать заново к девственности и чистоте северного пейзажа. Льды, шурша, то отходили в море, то придвигались к берегу.
Однажды ночью меня разбудил Олонгоев:
— Проснись, Глеб, северное сияние проспишь!
Я вскочил и быстро оделся. Мы вышли в ночь, расцвеченную живыми огнями: зеленые и алые столбы света нависали над нашими головами и убегали вдаль. На их месте появлялись другие, они раскачивались и путешествовали по всему небосводу. Движение их предугадать было трудно, и потому игра света поражала воображение. Белые и цветные завесы колыхалась в небе, как будто далеко-далеко, за горизонтом, снежная королева играла своим алмазным веером. Прошло полчаса. Я не замечал холода. Вдруг в самом зените завертелась электрическая карусель, вспыхнуло белое пламя языки его, как от ветра, наклонились и начали свиваться в спираль. На мгновение расцвела золотистая яркая заря, и вот уж на ыесте фейерверка, на месте огненны* кружев — мерцающий гаснущий свет. Небо превратилось в тусклую заснеженную пустыню и погасло. Только слабые отблески еще оживляли угольно-черный купол над нами, но и они скоро пропали. Мы вернулись в палатку и долго не могли уснуть
Работать начинали рано. Через несколько дней меня считали уже своим. Это чувство всегда приносит радость.
Дело двигалось не слишком быстро. Электрическая помпа подавала воду к обрыву. Струя была похожа на скальпель, вскрывающий земляной пласт. Постепенно обнажились кости. Часто приходилось останавливаться и работать вручную, чтобы не повредить скелет. Это был ископаемый усатый кит: меня поражали его размеры: двадцать восемь метров! Каждое ребро не меньше трех метров. Позвонок кита — и тот не обхватишь.
Было время, другим был Северный океан, — размышлял
вслух Олонгоев, — и льдов не было летом, и киты водились.
Такого красавца теперь на всей планете не найти. Самый боль
шой из гренландских китов почти вдвое меньше.
Как ты нашел его?
Песцы дорожку показали Весной все следы шли в одном
направлении. Много следов. Что такое, думаю, Пошел по сле
дам. Вот и набрел. Сначала думал, мамонт. Потом смотрю: нет,
не похоже.
Что же песцы добычу учуяли?
Очень им китовое мясо по нраву пришлось. Даже меня
перестали бояться. В воздух выстрелишь для острастки — раз
бегутся. Пришлось прожектор поставить с красным стеклом.
Ну и забавно они на него лаяли, почти как собаки. Соберутся
45
кругом, злые, шерсть дыбом, а подойти боятся. Так и уцелел кит. Теперь можно узнать, чем он питался здесь пять тысяч лет назад. И как жил. И где успел поплавать за свою долгую жизнь. Теперешние киты живут на севере и на юге, в Антарктике. И в гости друг к другу не плавают. А раньше? Вот ведь вопрос. Совсем мало знаем...
Недалеко от нас тянулась цепь озер. По их берегам торчали стволы лиственниц. В широких заболоченных котловинах, где ископаемый лед выступает над урезом воды, лиственницы ростом не больше человеческого. Я срезал одну из этих страдалиц: ствол насчитывал больше ста годичных колец.
Сверху, с эля, хорошо все видно: окрест мерцают бледные лики озер, над ними возвышаются округлые безлесные вершины горных кряжей.
Вечерами, когда работа кончалась и я чувствовал приятную ломоту в теле, меня тянуло в город, к людям. Олонгоев предоставлял мне полную свободу. От поездок он отказывался:
— Поезжай, я здесь, у чувала, посижу, трубку покурю.
Я брал эль и через пятнадцать минут был в Черском или в Алазейске. Полет над сияющей снегами равниной освежал и оставлял ь памяти ощущение девственного простора, неподвластного еще человеку.
Там, в Алазейске, я встретил Силлиэмэ, девушку с монгольским лицом, в унтах, русском платке и белой оленьей накидке. Во Дворце книги, где она работала, было пустовато. Она отвела мне комнату, где я не то писал, не то дремал, не то читал. Так проходило два-три часа, потом я провожал ее домой и возвращался к Олонгоеву.
Кабинет Силлиэмэ тоже был уставлен книжными полками, среди них вились незнакомые мне лианы с алыми цветами. Она подолгу слушала мои рассказы о «Гондване», об океане и колдовала с газовой горелкой и прозрачным кофейником, похожим на колбу алхимика. Как-то она спросила: