Улыбка женщины

Он углубился в чтение тома с яркими иллюстрациями, страницы которого перелистывал с величайшей осторожностью. Сам вид этого мужчины с волнистыми серебристыми волосами и в очках с оправой в форме полумесяца навевал такой покой, что я не решалась его тревожить.

Я стояла, словно окруженная коконом тепла и желтого света ламп, сердце мое понемногу успокаивалось. Наконец я рискнула оглянуться. Возле стеклянной витрины, на которой красовались выцветшие золоченые буквы: «Книжный магазин „Козерог“ Паскаля Фермье», я увидела своего ангела-хранителя, основательно изучавшего выставленный товар, и невольно вздохнула. Продавец прервал чтение, с удивлением посмотрел на меня и поднял очки на лоб:

— О… добрый вечер, мадемуазель. Не слышал, как вы вошли.

Его голос звучал приветливо, а своим добрым лицом, умными глазами и мягкой улыбкой он походил на Марка Шагала, чья фотография висела на стене. За исключением того, что у этого человека не было в руке маленькой кисточки.

— Здравствуйте, месье, — ответила я, ощутив неловкость. — Извините, не хотела вас пугать.

— Ах, нет! — перебил он меня и поднял руки. — Просто мне казалось, что я уже закрыл магазин. — Он посмотрел на дверь, в замочной скважине которой торчала внушительная связка ключей, и покачал головой: — Я становлюсь забывчивым.

— Значит, магазин закрыт? — спросила я, делая шаг вперед и в глубине души надеясь, что навязчивый ангел-хранитель наконец ушел.

— Не беспокойтесь, мадемуазель. Выбирайте, сколько вам потребуется. Вы ищете что-то конкретное?

«Ищу человека, который меня любит, — мысленно ответила я ему. — Убежала от полицейского, который решил, что я собираюсь прыгнуть с моста в Сену, и теперь делаю вид, что мне нужна книга. Мне тридцать два года, и я уронила свой зонт в реку. Я хочу, чтобы со мной случилось наконец хоть что-нибудь хорошее».

И тут у меня в животе громко заурчало.

— Нет-нет, ничего конкретного, — быстро ответила я. — Что-нибудь… симпатичное.

Я покраснела. Ну вот, теперь он примет меня за дурочку с весьма ограниченным словарным запасом. Оставалось надеяться, что мои слова, по крайней мере, заглушили звуки в желудке.

— Хотите?

Месье Шагал сунул мне под нос серебряную вазочку с песочным печеньем, которым я после минутного колебания с благодарностью угостилась.

Сладкая выпечка тоже своего рода утешение. Мой желудок сразу же успокоился.

— Представьте себе, я сегодня еще ничего не ела, — объяснила я, жуя.

Я имею глупость принадлежать к числу людей, считающих своим долгом все объяснить.

— Бывает, — заметил месье Шагал, оставив без комментариев мое смущение. — Вон там, — указал он на стол, где лежали романы, — вы, возможно, найдете то, что вам нужно.

И как в воду глядел. Четверть часа спустя я покидала книжный магазин с оранжевым бумажным пакетом, на котором красовался маленький белый единорог.

— Хороший выбор, — похвалил месье Шагал, упаковывая книгу.

Она была написана каким-то молодым англичанином и называлась «Улыбка женщины».

— Вам понравится.

Я кивнула, потом, покраснев как помидор, наскребла нужную сумму денег. Мое удивление, что мне это удалось, месье Шагал, когда запирал за мной дверь магазина, принял, вероятно, за нарастающее читательское нетерпение.

Озирая пустую улицу, я облегченно вздохнула. Мой друг из полиции прекратил слежку. Как видно, согласно статистике, люди, собирающиеся прыгнуть с моста в Сену, крайне редко покупают книги.

Однако не это стало причиной моего удивления и даже волнения, заставившего меня ускорить шаг и сесть в такси с громко бьющимся сердцем. В книге в оранжевой упаковке, которую я, как бесценное сокровище, прижимала сейчас к груди, уже на первой странице мне бросилось в глаза предложение, пробудившее мое любопытство, озадачившее, ошарашившее меня: «История, которую я хочу рассказать, началась с улыбки, а закончилась в маленьком ресторане с многообещающим названием „Время вишен“, расположенном в Сен-Жермен-де-Пре, самом сердце Парижа».

Мне предстояла еще одна бессонная ночь. Но на этот раз не неверный любовник лишил меня покоя, а — кто бы мог ожидать такого от женщины, которую никак не назовешь любительницей чтения, — книга! Она захватила меня уже с первой страницы. Местами грустная, местами заставляющая смеяться вслух. Прекрасная и загадочная, потому что даже тому, кто читает много романов, нечасто попадает в руки такой, где действие происходит в его собственном ресторане, а героиня описана так, будто видишь саму себя в зеркале в тот день, когда ты счастлива и тебе все на свете удается.

Вернувшись домой, я повесила мокрую одежду на обогреватель, надела свежую, мягкую пижаму, заварила себе большой чайник чая, сделала несколько бутербродов и прослушала автоответчик.

Бернадетт трижды пыталась связаться со мной и извинялась за то, что «со слоновьей бестактностью растоптала мои чувства».

Я улыбалась, слушая ее сообщение.

«Знаешь, Орели, если ты хочешь горевать из-за этого идиота, горюй на здоровье. Но, пожалуйста, не сердись на меня. Я тебе еще позвоню, ладно? Я так много о тебе думаю».

Но я давно уже не злилась. Я поставила поднос с чайником, бутербродами и чашкой на столик из ротанга рядом с шафраново-желтым диваном, задумалась на минутку, а потом послала подруге эсэмэску: «Дорогая Бернадетт! Плохо, если ты права. Ты не заглянешь ко мне в среду? Буду ждать, а сейчас я сплю. Пока, Орели».

Насчет сна была ложь. Остальное — чистая правда. Я взяла бумажный пакет из книжного магазина «Козерог» и аккуратно поставила его рядом с подносом. Уже тогда у меня было странное чувство, что его содержимое имеет ко мне особое отношение.

Обуздав свое любопытство, я принялась пить чай маленькими глотками, потом съела бутерброды и принесла из спальни шерстяное одеяло. Мне как будто хотелось всячески оттянуть решающий момент.

Наконец я развернула обертку и приступила к чтению.

Сказать, что следующие несколько часов пролетели в мгновение ока, — значит открыть только половину правды. В действительности я так увлеклась, что не могла вспомнить, сколько часов прошло: один, два или шесть. В ту ночь я потеряла чувство времени. Я вошла в роман, как герои фильма про Орфея — старой черно-белой ленты Жана Кокто, которую в детстве смотрела с папой. Только я прошла не через зеркало, предварительно потрогав его ладонью, а сквозь обложку.

Время сначала растянулось, потом снова сжалось и, наконец, исчезло.

Я была там с этим молодым англичанином, который оказался в Париже благодаря своему коллеге-франкофилу, получившему травму (сложный перелом) на горнолыжном курорте Вербье. Тот работал директором по маркетингу на автомобильном предприятии в Остине, и теперь англичанину предстояло заменить ставшего на несколько месяцев нетрудоспособным незадачливого спортсмена.

Проблема, однако, состояла в том, что его знание французского языка, равно как и самих французов, оставляло желать много лучшего. Англичанин наивно полагал, что любой парижанин — во всяком случае, сотрудник филиала его фирмы, производящей «мини-куперы», — в совершенстве владеет языком Империи и будет счастлив иметь с ним дело.

Его поразил не только авантюрный стиль поведения на дорогах парижских автолюбителей, выстраивающихся в шесть рядов на двухполосных трассах и сокращавших золотое правило вождения «внутреннее зеркало — наружное зеркало — и вперед» до «и вперед». Он был потрясен тем, что французы не считают нужным основательно удалять следы царапин и вмятин на своих машинах, а рекламный слоган «Мини-купер» «It's Like Falling in Love» [6]явно не для них, поскольку французы предпочитают любовь с женщинами.

Он пригласил на ужин симпатичную француженку и был слегка шокирован, когда она с криком «Как я голодна!» заказала несколько, причем довольно дорогих, блюд, однако, ткнув три раза вилкой в салат «Шевр», проглотив четыре кусочка говядины по-бургундски и пару ложек мороженого крем-брюле, грациозно побросала приборы в остатки кулинарной роскоши.