Страница 43 из 48
Один час... И, судя по всему, за это время что-то произошло... Но что?..
Усевшись, Петков поправляет брюки, придвигает к себе графин, наливает стакан — щедро, до самых краев.
— Пейте, Багрянов. Еще?.. Или лучше кофе?.. Марко! Сходи
приготовь кофе. Вам, конечно, с тмином, Багрянов?
Ах вот оно в чем дело! А я-то гадал...
По-варшавски, — отвечаю я. — Раскололи Искру?
До самого конца!
Петков улыбается, и на щеках у него проступают ямочки Если -бы не щетина, то заместитель начальника отделения В запросто сошел бы за моложавого ангела, спустившегося с небес.
Хватит, — говорит Петков, видя, что я собираюсь допить
воду. — Заболеете. После ривальты врачи не рекомендуют.
Слышали об обезвоживании организма?
Так, кое-что.
Ну что, полегче? — Платок исчезает в кармане. — Между
прочим, странная погода: то снег с дождем, то дождь со сне
гом...
Источник тот же? — говорю я.
Разумеется.
Вы преуспеваете.
Сказав это, я окончательно успокаиваюсь. «Опоздал ты, Пет- ков...» Показания Искры уже ничего не могут изменить, поскольку один Багрянов знает связник а... Багрянов. То есть я.
Тень колебания — едва заметная — проскальзывает по лицу Петкова.
— Гляньте-ка сюда, Багрянов.
Серый бумажный прямоугольник, плохо заглянпованный и словно бы выцветший, — позитив мгновенной фотографии, сделанной, судя по качеству, портативным аппаратом и в невыгодных условиях. Я всматриваюсь в него: улица, в панораме — дома; слева — вполоборота — человек. Все снято мелко,
113
но не настолько, чтобы в человеке нельзя было признать седоусого, обладателя «Патека».
А вот и связник, Багрянов!
Этот? — Я качаю головой. — Чушь собачья!
Так... Выходит, седоусый арестован и, очевидно, погиб. Скорее всего под пыткой. Он начал было говорить, но дальше пароля не пошел... что-то помешало... Прощай, товарищ! Имя твое мне неизвестпо, и все, что мне когда-то сказали про тебя, уложилось в два слова: «Надежный работник». Это была высшая аттестация, и ты оправдал ее. Больше того, даже погибнув, ты помогаешь мне, и помощь твоя неоценима — Петков представления не имеет, как много говорит фотография, которую я держу в руке... Дом, на чьем фоне ты снят, стоит на углу, рядом с особняком миллионера Бурева^ — у него один из лучших в Софии частных садов... Да, да, я уверен: это не улица Царя Калояна! А следовательно, тебя сфотографировали до связи со мной. В противпом случае наружник постарался бы поймать в кадр ИУбай-Слави, и Петков сейчас предъявил бы фотографию совсем не для того, чтобы проследить мою реакцию, а как точную улику... Прощай, товарищ! И еще раз — спасибо. Ты помог мне в главном сейчас — до конца разобраться с Искрой... Прощай, друг!
Я прекращаю мысленный разговор и кладу на стол фотографию.
— Это не связник.
Марко, старательно балансируя подносом, вносит две дымящиеся чашки и все, что к ним полагается. Сахарница, поджа-ренпые хлебцы, джем на блюдечке.
Валяйте, Багрянов, — поощрительно говорит Петков и по
дает мне пример — тонким слоем намазывая джем на похру
стывающий тост. — Поговорим как 'друзья. Без оскорблений и
сведения счетов. Дело ваше дохлое, и отступать вам некуда.
Это почему же?
А потому, что ваши связи, ваши легенды, все, что имеет
хоть малейшее касательство к Багрянову, отработано до кон
ца. Если вы заметили, любой ваш шаг, начиная с приезда в
гостиницу, был просвечен.
Я отставляю чашку и киваю.
Мерси за сообщение. Значит, вы засекли меня в день .
въезда в номера, не раньше.
Не ломайте комедию! — Петков отрывается от чашки,
смотрит на меня в упор. — Можно подумать, что вы это толь
ко сейчас сообразили.
Нет, конечно. Но вы подтвердили факт...
— А какой смысл скрывать? — говорит Петков просто. —
Опыта у вас хватает, вы это доказали.
Петков надкусывает хлебец и аппетитно хрустит корочкой. Челюсти его работают равномерно, и глаза чисты.
Три легенды, — говорит он.
Почему три, а не сто три?
Считать умеете? Первая — модный магазин и все, к не
му относящееся... Вторая...
В нашем разговоре довольно много пауз; они позволяют мне отвлекаться и, больше того, вооружиться кое-какими догадками
114
относительно перемен, происшедших за истекший час с заместителем начальника отделения В.
Вы остановились на легендах, — говорю я и, поколебав
шись, беру сигарету из пачки Петкова. — Первую вы назвали.
Вторая?..
Не торопитесь, Багрянов, — говорит Петков терпеливо. —
У вас скверная привычка забегать вперед. — Он вытирает гу
бы салфеткой и на миг прикрывает глаза. — Не так уж важ
но, сколько было легенд. Существеннее другое — уровень ва
шего профессионализма при их использовании и умение пере
страиваться на ходу. Проанализировав эти и кое-какие иные
компоненты, можно прийти к выводу...
Какому? — не удерживаюсь я.
Вы пришли не на связь с разовым заданием... Это —
с одной стороны... С другой же — Багрянов не годится на роль
резидента, ибо резидент с «подмоченным» паспортом — это,
извините, нонсенс! Что такое резидент? Своего рода посол.
С его внедрением нет смысла спешить и уж совсем ни к чему
задействовать его сразу. А связь у вас была. Да, была. На вто
рые сутки. На улице Царя Калояна, не так ли?
Вы спрашиваете или утверждаете?
Утверждаю. Я бы но показал вам фотографию, если б не
был уверен... Никола Бояджиев — так звали вашего связника.
Пароль: фраза о снеге и дожде, отзыв — любой набор слов со
вставленным в него «туманом». Аварийный сигнал: перчатки
в одной руке. Я не ошибся?
Вам виднее.
— Бояджиев — паспортное имя. Вам известно настоящее?
Прежнее состояние — вялость и апатия — подбирается ко
мне. Я теряю пить разговора, тогда как Петков свеж и бодр.
Его знал только он, — говорю я, следя за тем, чтобы го
лос был ровен. — А он не скажет... Он же умер. Петков! Умер
час или полчаса назад... Потому вы и принесли фото... Пока он
жил, было бы не выгодно. Вы ждали: а вдруг заговорит. Он.
что, был без сознания, да?.. — Хлеб ложится на стол — есть
я не могу. — Коротко: Бояджиев умер, и расстановка сил из
менилась. У вас больше нет ничего в запасе, Петков. Один я.
Один! И, кроме меня, никто не даст вам правды о явке в церк