Страница 7 из 75
Магнус поднял кубок с водой и поприветствовал отца, Короля Лимероса — Гая Дамора.
Отец поджал губы.
Неважно. В обязанности Магнуса не входило делать так, чтобы праздник удался. В любом случае, все это было фарсом. Его отец угрозами и запугиванием заставлял свой народ следовать каждому своему указу — любимым оружием был страх и насилие. У него была целая толпа рыцарей и солдат, чтобы навязывать свою волю и держать своих подданных в узде. Он очень старался соблюдать приличия, старался показать себя сильным, умелым и чрезвычайно преуспевающим.
Но для Лимероса настали трудные времена за последнюю дюжину лет с тех пор, как Гай, «Кровавый Король», занял трон своего отца, любимого всеми Короля Давида. Экономические потрясения влияли также и на каждого, живущего во дворце, учитывая, что религия Лимероса не одобряла роскошь, но затянутые пояса позволяли её игнорировать. То, что король об этом никогда не заявлял публично, удивляло Магнуса.
На столах знати у каждого была порция каана (кашица из желтых бобов, на вкус как клейстер) и они должны были это есть. Именно этим большинство лемерийцев набивали свои животы, когда зима всё тянулась и тянулась.
Кроме того, некоторые из роскошных гобеленов и изысканных картин были сняты со стен замка и перенесены в хранилище, оставлены там в холоде. Была запрещена музыка, так же как пение и танцы. Во дворце Лимероса были разрешены лишь некоторые познавательные книги, но ничего такого вроде сказок или развлекательного чтива. Король Гай почитал за идеалы Лимероса могущество, вероисповедание и мудрость, а не искусство, красоту или радость.
Ходили слухи, что в Лимеросе начался упадок, как было в Паэльсии на протяжении уже нескольких поколений, это началось с исчезновения элементалей, магии элементалей. Эта крайне важная магия, которая дала миру жизнь, почти полностью высохла, как тело без воды в центре пустыни.
С тех пор как две соперничавшие богини, Клиона и Валория, уничтожили друг друга много веков назад, от элементалей остались лишь только следы. Но даже и эти следы, видимые тем, кто верил в магию, начали исчезать. С каждым годом в Лимеросе становилось все холоднее, весна и лето длились теперь всего пару коротких месяцев. Земли Паэльсии же вымирали, его земля была высохшей и выжженной. Только Оранос не выказывал ни малейшего признака распада.
Люди, населявшие земли Лимероса были искренне религиозны и цеплялись за свою веру в богиню Валорию, особенно в трудные времена. Но Магнус считал, что тот, кто верит в потустороннее, в любом его проявлении, лишь показывает свою душевную слабость.
Во всяком случае, большинство из тех, кто верил. Лишь для немногих он делал исключение. Он посмотрел туда, где находился отец, рядом с которым покорно сидела сестра Магнуса; она была почетным гостем на этом празднике, у неё был день рождения.
На ней было надето розовато-оранжевое платье, вид которого заставлял его думать о закате. Платье было новым, он никогда его раньше не видел. Оно было великолепно сшито, выражало образ извечного богатства и безупречности. Отец хотел, чтобы семья Дамора это и продемонстрировала. Несмотря на все это, даже Магнус должен был признать, что был удивлен красочностью платья среди той серости, что предпочитал отец.
У принцессы была светлая безупречная кожа и длинные тёмные шелковистые волосы, которые, когда не были аккуратно уложены, ниспадали на плечи мягкими волнами. Глаза у неё были цвета чистого голубого неба. У неё были полные розовые губки. Люсия Ева Дамора — самая красивая девушка во всем Лимеросе. Без исключения.
Внезапно, в руках Магнуса разбился стеклянный кубок, осколки которого порезали ему руку. Он выругался, потом схватил салфетку, чтобы приложить к порезу. Леди София и Лорд Ленардо с тревогой посмотрели на него, как будто они были встревожены тем, что, возможно, разговоры о помолвке и убийстве расстроили его.
Это было не так.
Глупо, как глупо.
Это было отражено на лице его отца, тот не упускал ничего. Мать, Королева Альтея, сидевшая слева от короля, тоже заметила произошедшее. Она ответила ему ледяным взглядом и продолжила разговор с женщиной рядом.
Отец взгляда не отвел. Он свирепо посмотрел на него, словно ему было стыдно находиться с Магнусом в одной комнате. Неуклюжий, дерзкий Принц Магнус, наследник короля. «Сейчас, во всяком случае», — угрюмо подумал он, его разум на краткий миг вернулся к Тобиасу, его отца... «правой руке». Магнус подумал, наступит ли когда-нибудь тот день, когда отец примет его с одобрением. Конечно, он должен был быть благодарен королю за то, что тот, сделав ему одолжение, пригласил Магнуса на это мероприятие. Опять же тот хотел убедить всех, что королевская семья Лимероса была дружна и сильна — сейчас и всегда.
Какая ирония.
Магнус бы уже уехал из холодного бесцветного Лимероса, чтобы исследовать другие области за Серебряным Морем, но здесь была одна причина, которая удерживала его даже сейчас, когда ему вот-вот должно было исполниться восемнадцать.
— Магнус! — к нему поспешила Люсия и опустилась рядом с ним на колени. Её внимание полностью было сосредоточено на его руке. — Ты поранился.
— Ничего страшного, — глухо сказал он. — Просто царапина.
Кровь уже просочилась сквозь салфетку. Она с беспокойством свела брови:
— Царапина? Мне так не кажется. Пойдем, я помогу сделать правильную повязку.
Она потянула его за руку.
— Идите с ней, — посоветовала Леди София. — Вы же не хотите, чтобы в рану попала инфекция.
— Нет, не хочу, — он стиснул челюсть. Боль не была достаточно сильной, чтобы беспокоить его, но неловкость становилась назойливой. — Отлично, сестренка-целитель. Я позволю тебе меня заштопать.
Она одарила его довольной улыбкой, которая заставила что-то внутри него сжаться. Что-то, что он настойчиво пытался игнорировать.
Магнус ни разу больше не посмотрел ни на отца, ни на мать, когда выходил из банкетного зала. Люсия повела его в соседнюю комнату, где было прохладно, без тепла разгоряченных тел гостей. Развешанные гобелены мало согревали холодные стены. Бронзовый бюст Короля Гая взирал на него с высокого постамента меж гранитных колонн, взирал осуждающе, несмотря на то, что отца здесь не было. Люсия попросила дворцовую служанку принести таз с водой и бинты, потом усадила его рядом с собой и развязала салфетку.
Он не мешал ей.
— Стекло было слишком хрупким, — объяснил он.
Она подняла бровь:
— Поэтому оно без всякой причины разлетелось на кусочки?
— Точно.
Она вздохнула, потом смочила ткань водой и начала осторожно промывать рану. Магнус больше на боль внимания не обращал.
— Я точно знаю, почему это произошло.
Он напрягся:
— Знаешь?
— Это все отец, — её глаза устремились вверх, чтобы встретиться с его: — Ты сердишься на него.
— Думаешь, я представил, что вместо ножки кубка я держу его шею, как и большинство его подданных?
— А это так? — она с силой надавила ему на руку, чтобы остановить кровь.
— Я не злюсь на него. Не более других. Это он меня ненавидит.
— Это не так. Он любит тебя.
— Тогда он такой один.
Улыбка осветила её лицо:
— О, Магнус. Не говори ерунды. Я люблю тебя. Больше кого бы то ни было в целом мире. Ты ведь это знаешь, правда?
У него возникло ощущение, что у него в груди пробили дыру и завладели сердцем, чтобы потом его крепко сжать. Он откашлялся и посмотрел вниз на руку:
— Конечно. И я тебя люблю.
Слова казались неуклюжими на языке. Ложь всегда удавалась ему гладко, словно шелк, но правда не была столь лёгкой.
То, что он чувствовал к Люсии, была любовь брата к сестре.
Эта ложь была такой ровной. Даже, когда он говорил это сам себе.
— Ну, вот, — сказала она. Поглаживая повязку, она охватила его руку. — Так-то лучше.
— Тебе и вправду нужно было стать целителем.
— Не думаю, что наши родители считают это занятие достойным принцессы.