Палач

Сейчас Руслан жил, как и все холостяки, в спортзале.

Огромный, пристроенный к школе перед самой Первой Карой, он вмещал больше двухсот человек. В одном конце стояли сколоченные из досок двухъярусные топчаны. Многие из них были отгорожены простынями или покрывалами – люди как могли создавали себе личное пространство.

С другой стороны, у входной двери, оставшееся свободным от кроватей место занимал хозблок. Тут стояли две печки. Одна была переделана из обычного газового котла. К ней даже умудрились приспособить трубу, которая контуром опоясывала весь спортзал. Заполненная тосолом, она отапливала все огромное помещение – не Африка, конечно, но жить можно. Вторая печка – обыкновенная буржуйка, на которой повариха тетя Нина готовила на всех еду.

Между входом и печками, стоящими в углу, были еще две двери – бывшие раздевалки для мальчиков и девочек, теперь превращенные в склад для самого ценного имущества жителей села – продуктов. Главное, что они всегда были под надежной охраной двух сотен пар внимательных глаз.

Освещался огромный зал всего пятью керосиновыми лампами, подвешенными над головами, так что тут всегда был полумрак. Может, это и к лучшему – не видно того убожества, которое окружает людей.

Когда Руслан вошел в спортзал, уже начали раздавать еду и дополнительный паек, положенный тем, кто занят на общественных работах. Руслан не спеша – его порция никуда не денется, тут с этим строго – дошел до своей койки и развесил на стоящем рядом стуле мокрую куртку. Стянул через голову свитер (в помещении от топящейся весь день для готовки еды печки было жарко, а от двух сотен человек – еще и душно) и бросил его на кровать, застеленную синим армейским одеялом, оставшись в пропотевшей серой футболке. Он втянул носом воздух, украдкой наклонившись к плечу, но только хмыкнул и махнул рукой. Только оттого, что он представил себе, что нужно идти умываться в приспособленный для этого санузел на первом этаже, его передернуло. А, и так сойдет… Не в первый раз. Тем более что тут, где все время плавал дым и на всех вещах рано или поздно откладывалась копоть, на такие мелочи как запах пота уже давно перестали обращать внимание.

Руслан вытащил из прикроватной тумбочки железную миску с ложкой и пошел к печке. Навстречу ему уже шли получившие свою пайку – в основном мужчины и почти взрослые парни.

Вдоль одной из стен, выстроившись в линию, стояли женщины и дети. Они терпеливо ждали своей очереди. Никто не роптал и не возмущался, только самые маленькие из детей провожали блестящими от голода глазенками каждую дымящуюся тарелку, проплывающую у них перед носом.

Руслан, не обращая внимания на этих заморышей со своими не менее худосочными мамашами, – уставшими от жизни до ломоты в зубах женщинами в каких-то одинаково мешковатых серо-коричневых тряпках, – дошел почти до печки и встал в короткую, всего пять или шесть человек, отдельную очередь из мужчин.

За столом, отделяющим «клиентов» от «кухни», хозяйничала дородная, не старая еще, красивая женщина, которую все звали тетей Ниной. Сколько помнил себя Руслан, она была бесплатным приложением к лидеру общины. Сначала ходила в любовницах Семена Приходько, бывшего главы администрации их села. Но он, устав от вечных нерешаемых проблем, сбежал через год в Уральск. Нина, тогда статная сельская красавица, про которую бабы шептались по углам, что Бог наказал ее за легкий нрав бесплодием, перешла к ставшему новым лидером бывшему физруку школы Андрею Голубеву. И снова ей не повезло: того быстро, не прошло и пары лет, загрызли собаки, загнав на дерево, где он просидел два дня, пока не уснул и не свалился. Нина горевала недолго – дальше был еще один Андрей, которого звали просто Лысый, потом Серега Козлов. И наконец, уже заметно постаревшая, она досталась бывшему агроному местного колхоза Толику Свирину по прозвищу Вырвиглаз, полученному еще в прошлой жизни за привычку носить умопомрачительной расцветки галстуки. Зачем Толику такая любовница, никто не знал – он мог взять силой или подкупом любую девку или бабу на выбор. Но Нинка тем не менее и при нем сохранила теплое местечко. На этого Толика у Руслана и были самые большие надежды.

– Ты где сегодня? – буркнула Нина, когда он подошел к ее столу. Она со всеми старалась поддерживать хорошие отношения, хотя дружбу ни с кем не водила.

– Дрова возили, – сказал Руслан и втянул носом воздух. В животе заурчало.

Нина молча налила ему густой суп, где всего было понемножку – и овощей, и крупы. Живо наклонилась к стоящей тут же картонной коробке и стукнула о стол банкой рыбных консервов – сайра в масле. Потом хмыкнула и добавила еще одну, плоскую, – шпроты.

– Ого! – удивился Руслан. – Откуда?

– Парни на резерв ходили, – сказала Нина и улыбнулась, довольная произведенным эффектом. Резервом называли государственное стратегическое хранилище, которое находилось на территории воинской части в пятидесяти километрах от их Васильевки, в глухой тайге. Еды там было столько, что хватило бы на несколько лет и Екатеринбургу.

Руслан рассовал банки по карманам армейских штанов и осторожно понес тарелку, стараясь не расплескать ни капли. На их тумбочке уже расположился сосед Руслана – его ровесник Егор Лютиков, белобрысый здоровяк с добродушным широким лицом.

– О, че-т я тебя не заметил, – сказал Лютик и подвинулся, давая место Руслану.

– Ничего, сиди, – остановил его тот и сел на кровать, положив тарелку на колено, на давно приспособленную для этого дела книжку стихов А. Блока.

– Ты на дровах сегодня? – спросил Лютик.

– Ага. А ты?

– Да за зерном ходили на элеватор. Завтра, кстати, тебя пошлют.

– Да и хрен с ним, – равнодушно сказал Руслан, хотя не очень обрадовался: элеватор был в паре километров от деревни, в отличие делянки в двух шагах, где рубили дрова.

За окном вдруг раздался слышный даже сквозь двойные стекла и занавеси-одеяла истошный утробный вой чертова пса. В спортзале сразу заговорили громче, так что уровень шума заметно вырос – люди непроизвольно хотели заглушить вой за окном.

Руслан начал торопливо хлебать суп, пока он не остыл. Когда в миске осталось меньше половины, а голод уже немного отпустил, Руслан стал есть медленнее, все чаще бросая взгляды на все еще стоящих понуро в очереди женщин. Блин, что за дрянь! Все какие-то тощие, облезлые… Кожа и кости. Руслан как-то листал журнальчик, уцелевший с тех еще времен, – вот где бабы так бабы! И сиськи, и жопа – то, что надо! А на здешних заморышей и смотреть-то тошно… Но приходится довольствоваться тем, что есть.

Он переводил взгляд с одной на другую, пока не остановился на Лизке Приходько. Эта худая, такая же, как все они тут, но хоть в кости широка. И он еще ни разу с ней не спал. К тому же она молодая совсем, лет двадцать пять, не больше, а детей уже двое. Муж, Васька Приходько, пропал два года назад, оставив ее с двумя пацанами – одному пять, второму три года.

«Тоже дура – двоих родить, – думал Руслан. – А какое мне дело, вообще-то… Лишь бы дала. Хотя куда она денется?»

То, что она «даст», он почти не сомневался. Двое детей – это уже приговор. А еще среди местных женщин ходили слухи, что детям жизненно нужна рыба. Что-то там в ней есть, для мозга, кажется… Так это или нет, Руслан не знал, да ему было на это наплевать. Но он знал, что для баб с детьми рыбные консервы были чуть ли не фетишем.

Руслан доел, сходил в санузел помыть миску с ложкой и, вернувшись, растянулся на кровати. Через полчаса, когда уже перестали стучать о миски ложки по всему спортзалу, он достал из тумбочки одну из припрятанных банок и сунул ее в карман.

Он встал, потянулся и ленивой походкой пошел в нужный ему коридор между кроватями. По дороге он останавливался переброситься парой слов с парнями, с которыми был на короткой ноге. И ловил на себе жалобные, просящие взгляды матерей. Ради таких моментов он готов был многое отдать. Но сегодня у него другая цель.

Руслан дошел до нужной кровати и откинул полотняный полог. Старшего мальчика не было, видно, забился в какой-то угол подальше от взглядов взрослых поиграть с такими же сопляками. Лизка сидела на кровати и тискала хохочущего худого большеголового мальчишку. Увидев Руслана, она погасила улыбку и торопливо одернула черную шерстяную юбку на голые ноги. И кто ее научил такие балахоны на себя пялить?