Колыбель времени

Шотландия встретила ее туманами, дождем и полным небрежением. Сводный брат Меррей, по сути правивший страной, не торопился устроить пышную встречу, словно и вовсе не ждал, счастливые подданные на улицы не высыпали и здравицы не кричали.

Граф Меррей в ответ на упреки только пожал плечами:

— Живите жизнью двора, мечтайте, танцуйте, пойте… Здесь не Франция, но создать блестящий двор возможно. Почти блестящий, на такой у вас хватит средств. Найдется немало трубадуров, которые за ваши деньги воспоют вам славу. На эти развлечения мы средства выделим. Но не лезьте в политику и дела; умоляю вас.

Мария смотрела на брата, вытаращив глаза. Меррей разговаривал с королевой как с несмышленой девчонкой, вмешавшейся в занятия взрослых людей. Королева никак не ожидала столь откровенной отповеди. Хотелось накричать в ответ, пригрозить изгнанием, но даже она сообразила, что скорее будет наоборот. Мария ничего не могла без брата и советника Мэйтленда, а потому должна подчиняться их воле, а не подчинять своей. Это только пока, решила Мария, но совету Меррея создать двор последовала.

Еще тяжелее было время от времени слушать от Меррея рассказы о ненавистной ей английской королеве Елизавете. В Меррее удивительно сочетались настоящий патриотизм шотландца и желание дружить с Англией. А еще он терпеть не мог католические Испанию и Францию — как раз тех, кого обожала Мария. Словно желая досадить сестре, граф живописал, как во время коронации народ встречал Елизавету, как были украшены улицы, рады ее подданные…

— Это подчеркивает вашу вину, сэр, ведь вы не организовали столь же пышную встречу по прибытии мне, вашей королеве! — однажды не выдержала Мария.

— Народ Англии добровольно встречал и славил свою королеву, миледи, ту, которую признал таковой. Эту честь надо еще заслужить.

Это снова была оплеуха, и довольно увесистая. Но возразить нечего, он только что сказал, что рыжеволосую красавицу Елизавету многие англичане знали в лицо, а кто из шотландцев знал прожившую почти всю жизнь в Париже Марию?

Рыдая в подушку, она мечтала об одном — вернуться в прежний мир любви и обожания. Для этого нужно было выйти замуж, а сватать юную вдову что-то не торопились.

Пришлось следовать совету Меррея — оставить на них с Мэйтлендом все государственные дела и предаться увеселениям.

Но довольно скоро Меррей пожалел о данном сестре совете, та приняла его буквально и с энтузиазмом принялась создавать в Эдинбурге «маленькую Францию». Неудивительно, другой жизни-то она просто не помнила…

Вольности и фамильярность, быстро ставшие привычными при шотландском дворе Марии, быстро внушили соратникам по королевским играм, что им позволительно все. Подарив во время одного из маскарадов, когда она была одета в мужскую одежду, а поэт Шателяр в дамское платье, этому поэту мимолетный поцелуй, Мария фактически подписала бедолаге смертный приговор. Поэт самонадеянно решил, что поцелуй означает приглашение к продолжению, и посмел проникнуть в спальню королевы. Его милостиво простили, выговорив скорее для приличия, нежели с досады.

Такая снисходительность окончательно убедила Шателяра, что Мария на самом деле не против его пребывания в спальне, нужно лишь спрятаться получше и дождаться удаления горничных. То ли королева не поняла, кто именно прятался за гобеленом, то ли испугалась покушения, но она подняла такой крик, что прибежал ее сводный брат, находившийся в смежных апартаментах. Теперь уже выговорами обойтись не удалось.

Суд приговорил дерзкого к высшей каре — плахе! Мария не сделала даже попытки заступиться за своего обожателя, мало того, она присутствовала при казни и спокойно смотрела на то, как поэту, которому она сама подарила надежду, отрубили голову. Шателяр держался стойко до самого конца, последними словами его были: «Жестокая королева!»

Вот теперь Меррей и остальные лорды забеспокоились всерьез. Ветреная девчонка, хотя и вдова, запросто могла опорочить свою честь и испортить жизнь не только глупым поэтам, готовым за поцелуй рисковать жизнью, но и самой себе! Нет, ее нужно срочно выдать замуж! Лучше, если подальше от Шотландии, чтобы супруг забрал кокетку с собой и сам отвечал за ее бездумное поведение.

Ее Величество королева

Послы доносили своим монархам, сколь непривычно ведет себя молодая английская королева. Нет, в отношении танцев или развлечений она, как и любая другая женщина, весьма активна. Но активна и во всем другом! Королева Елизавета вставала рано, так рано, что в восемь утра ее можно было застать уже в парке на прогулке, а ведь до того она успевала помолиться, уделить некоторое внимание срочным государственным делам и позавтракать. Это не считая немалой траты времени на одевание и прическу.

Щедро подкупленные послами повара и горничные не делали секрета из рациона королевы и ее мелких привычек. Знать бы им еще, что Елизавета сама по совету того же Сесила разрешила рассказывать определенные сведения. Лучше пусть ее горничные получают доплату от испанского посла за то, что она скрывать не намерена, чем клянчат повышение платы у нее. Так интерес других держав к ее персоне и мелким привычкам помогал меньше тратить на содержание собственного двора!

Повара сообщали, что королева ест трижды в день, на завтрак у нее обычно белый хлеб, эль, пиво, вино и хорошая похлебка, сваренная из баранины на косточке. Позже эти сведения, распространившись и в народе, вызвали волну умиления — королева ест, как простая женщина! Она наша!

Сама Елизавета была весьма умеренна в еде и питье, предпочитая эль и пиво вину, мало ела и мало пила. Но для своих многочисленных фрейлин ежедневно накрывала богатый стол. Агенты доносили Филиппу Испанскому, что королевский обед обычно состоит из двух блюд. На первое предлагались на выбор говядина, баранина, телятина, лебеди, гуси, каплуны, кролики, фрукты, сладкий крем из яиц и молока, оладьи, хлеб. На второе — мясо ягненка или козленка, фазанов, петухов, цыплят, голубей, жаворонков, фруктовые пироги, оладьи, масло. На ужин, тоже из двух блюд, снова подавалось мясо в самых разных вариантах, морская рыба и множество напитков. И снова королева весьма умеренно пила и ела, предпочитая больше развлекаться…

Елизавета очень любила музыку и танцы. Возможность «попрыгать» для нее была часто важнее серьезных дел, но со временем королева умудрилась объединить то и другое и во время придворных развлечений часто решались очень серьезные дела. Ее советники были и ее придворными, умение танцевать, играть на музыкальном инструменте или слагать стихи ценились наравне с государственным мышлением. Елизавета справедливо полагала, что одно другому не мешает.

За картами или партией в шахматы можно решить серьезный вопрос не хуже, чем на заседании, а в танце между делом вполне позволительно посоветоваться по важному государственному вопросу, если таковой не составляет государственную тайну. Удивительно, но рыжеволосой королеве это удавалось, зато придворные чувствовали себя причастными к большой политике так же, как народ к королевской жизни из-за ее многочисленных поездок. Сознание, что Ее Величество посоветовалась с ним пусть и по пустяковому вопросу, поднимало придворного на невиданную высоту и добавляло ему веса в собственных глазах, таким образом крепче привязывая к собственной монархине.

Так маленькие женские хитрости королева вносила в «мужское дело» правления страной. И все же у нее имелся один, как считали все, недостаток, сводящий на нет многие усилия ее пропаганды. Елизавета была влюблена со всей страстью недюжинной натуры, и это сильно осложняло жизнь ее советникам.

Для меня нашлась причина для радости не только из-за того, что Рыжая стала-таки королевой. В Шотландии тоже новая королева, и у нее, соответственно, новый посол в Лондоне. Этим послом по имени Мелвилл, который потом сыграл немалую роль в жизни обеих королев и был очень дружен с Сесилом, оказался… Влад!