Мальчики Из Бразилии

- В чем дело? - спросил Клаус, ставя тарелку с салатом.

Либерман обратился к Нюренбергеру

- Разрешите задать мне дурацкий вопрос.

Нюренбергер кивнул.

- Тот, кто дает свои клетки, - сказал Либерман. - Донор. Он обязательно должен быть живым?

- Нет, не обязательно, - ответил Нюренбергер. - К отдельным клеткам не относится понятие «живая» или «неживая», о них можно говорить только «вскры­тая» или «невскрытая». Из пряди волос Моцарта - хотя даже не пряди, хватит одного волоска с головы Моцарта - некто, обладающий мастерством и обору­дованием, - он улыбнулся Клаусу, - и, конечно, женщиной, - он повернулся к Либерману, - может создать несколько сот малышей-Моцартов. Поместите их в хорошие дома, дайте им соответствующее воспи­тание и обращение - и в конце концов появятся пять или шесть взрослых Моцартов, которые подарят миру прекраснейшую музыку.

Прикрыв глаза, Либерман сделал неверный шаг впе­ред и покачал головой.

- Не музыку, - сказал он. - И не Моцарты.

Он вынул из-за спины книгу и показал им ее назва­ние: «ГИТЛЕР»: на белой обложке тремя броскими штрихами были изображены лишь усики, острый нос и клок волос.

- Его отец был гражданским служащим, - сказал Либерман, - таможенником. Ему было пятьдесят два года, когда… на свет появился мальчик. Матери было двадцать девять. - Он огляделся в поисках места, куда бы положить книгу и, не найдя такового, пристроил том на одну из горелок газовой плиты. Затем он снова пере­вел взгляд на присутствующих. - И умер в шестьдесят пять лет, - сказал он, - когда мальчику было тринад­цать лет, почти четырнадцать.

Оставив стол неубранным, они расселись в другой комнате. Либерман и Клаус на неубранной постели, Ню­ренбергер на стуле, Лена на полу.

Они молча смотрели на стоящие перед ними пустые стаканы, на кусочки морковки на тарелках и орешки миндаля. Они смотрели друг на друга.

Взяв несколько миндалинок, Клаус стал подбрасывать их на ладони.

- Девяносто четыре Гитлера, - сказал Либерман, покачав головой. - Нет, - сказал он. - Нет. Это невозможно.

- Конечно, это не так, - пробурчал Нюренбер­гер. - Просто есть девяносто четыре мальчика, с той же генетической наследственностью, что у Гитлера. Но развитие их может пойти совершенно разными путя­ми. Во всяком случае, большинства из них.

- Большинства, - сказал Либерман. Он кивнул Кла­усу и Лене. - Большинство. - Он посмотрел на Ню­ренбергера. - И кое-кто все же останется, - сказал он.

- Сколько? - спросил Клаус.

- Не знаю, - ответил Нюренбергер.

- Вы сказали, что они могут получить пять или десять Моцартов из нескольких сотен его копий. Сколь­ко Гитлеров может получиться из девяносто четырех? Один? Два? Три?

- Не знаю, - повторил Нюренбергер. - Как я и говорил. И на деле никто этого не может знать. - Он мрачно усмехнулся. - Личностные тесты среди лягушек не проводятся.

- Попробуйте хотя бы прикинуть, - сказал Либер­ман.

- Если подобранные родители сходны только по воз­расту, расе и занятиям отца, то я бы сказал, что перс­пективы весьма сомнительны. Для Менгеле, я хочу ска­зать; нас же они устраивают.

- Но не в полной мере, - сказал Либерман.

- Нет, конечно, нет.

- Если бы даже существовал только один такой … - промолвила Лена, - всегда существовала бы возмож­ность, что он… пойдет по правильному пути. По ужас­ному пути.

Клаус обратился к Либерману.

- Вы помните, что сказали на лекции? Кто-то спро­сил вас, представляют ли опасность группы неонацистов, и вы ответили, что пока нет, но если социальные условия ухудшатся - что, видит Бог, происходит каждый день - и если появится другой лидер типа Гитлера…

Либерман кивнул.

- Который с помощью телевизионных спутников сможет обращаться ко всему миру. Глас божий с небес, - закрыв глаза, он прижал руки к лицу, придавив веки.

- Сколько из этих отцов было убито? - спросил Нюренбергер.

- И в самом деле! - спохватился Клаус. - Только шестеро! Дела еще не так плохи, как может показаться!

- Восемь! - Либерман опустил руки, моргая покрас­невшими глазами. - Вы забыли Гатри в Тусконе и еще кого-то между ним и Карри. Есть и другие, в иных странах, о которых мы, скорее всего, ничего не заем. Нам известно только о тех, кто был с самого начала; во всяком случае, так обстоит дело в Штатах.

- Эксперименты с первой группой, должно быть, прошли более успешно, чем он сам ожидал, - сказал Нюренбергер.

- Я не могу отделаться от ощущения, - заметил Клаус, - что в какой-то мере вы даже рады этому достижению.

- Ну, вы не можете не признать, что чисто с научной точки зрения оно представляет собой огромный шаг впе­ред.

- Боже небесный! Вы хотите сказать, что можете спокойно сидеть здесь и…

- Клаус, - остановила его Лена.

- Ну, дерьмо! - Клаус отшвырнул косточку минда­ля.

- Завтра же я отправлюсь в Вашингтон, - сказал Либерман, обращаясь к Нюренбергеру, - поговорить с их Федеральным Бюро Расследований. Я знаю, кто из отцов должен быть следующей жертвой; они смогут пой­мать убийцу, они должны будут поймать его. Не хотите ли поехать вместе со мной и помочь убедить их?

- Завтра? - переспросил Нюренбергер. - Я, скорее всего, не смогу.

- Даже, чтобы предупредить появление нового Гит­лера?

- Господи! - Нюренбергер потер лоб. - Да, конеч­но, - сказал он, - если я в такой мере вам нужен. Но, видите ли, там есть ученые в Гарварде, Коренелле, в Калтехе, чьи заслуги куда более весомы, чем мои и кто, во всяком случае, произведет на власти куда большее впечатление, хотя бы потому, что они американцы. Я могу дать вам их имена и названия учебных заведений, если вы хотите…

- Да, хотел бы.

- … и если почему-то я еще буду вам нужен, то, конечно же, я отправляюсь с вами.

- Хорошо, - сказал Либерман. - Благодарю вас.

Из внутреннего кармана Нюренбергер вынул ручку и записную книжку в кожаном переплете.

- Шеттлс, скорее всего, сможет вам помочь, - ска­зал он.

- Запишите его имя, - попросил Либерман, - и как я могу связаться с ним. Запишите всех, кого помните. - Повернувшись к Клаусу, он сказал: - Профессор прав, американцы лучше. Двух иностранцев они просто выставят.

- Разве у вас там нет контактов? - спросил Клаус.

- Они не помогут, - ответил Либерман. - Во вся­ком случае, в Министерстве юстиции. Но я пробьюсь. Я буду двери вышибать. Боже небесный! Подумать только! Девяносто четыре юных Гитлера!

- Девяносто четыре мальчика, - продолжая писать, уточнил Нюренбергер, - с той же самой генетической наследственностью, что и у Гитлера.

Гостиница «Бенджамин Франклин», где ему предсто­яло остановиться, по мнению Менгеле, не заслуживала и десятой доли одной звезды, набором которых обычно оценивается качество отеля. Хотя, как место, где пред­стояло наконец избавиться от врага, который уничтожил дело его жизни и последнюю надежду (поправка - уве­ренность) в превосходстве арийской расы, гостиница за­служивала три с половиной звезды, а, может, даже и четыре.

К тому же, клиентура, толпившаяся в холле, была преимущественно черной, и это позволяло предполагать, что преступления в гостинице не были редкостью. Как доказательство этого предположения, если тут вообще были нужны доказательства, на двери его 404-го номера красовалась надпись крупными буквами: «Ради вашей же собственной безопасности всегда держите двери за­крытыми». Он оценил предупреждение.

С другой стороны, тут было достаточно немноголюд­но; в 11 40 утра подносы с завтраками продолжали сто­ять у дверей многих номеров. Едва только избавившись от этого чертового шарфа, закрывавшего ему шею (толь­ко при пересечении границ и, может быть, в Германии он будет им пользоваться), он, вынырнув наружу, пере­нес в номер поднос, хлебницу и плакатик «Прошу не беспокоить». Бросив плакатик на стол, где уже валялся такой же, он стал изучать план этажа, прикрепленный к двери; на него вели три лестницы, одна из которых была тут же за углом коридора. Выйдя, он нашел ее и открыл двери, осмотрел лестничную площадку и выкра­шенные серым лестничные пролеты.