Мальчики Из Бразилии

Оборудование тут было отвратительным. Ко времени появления с ленча он уже извлек из прямой кишки трубочку с алмазами, промыл ее, припудрил раздражен­ную после бритья кожу шеи, распаковал все свои вещи, посидел у телевизора и набросал список всего, что ему предстояло купить и сделать. Но официант, который принес ленч, оказался белым, примерно его лет, шести­десяти или около того, одетый в белый сюртук, который, скорее всего, можно приобрести в любом магазине рабо­чей одежды. Купить его было куда легче, чем похищать, и он записал эту покупку тоже.

Поесть, познакомиться с симпатичной женщиной… впрочем, забыть об этом.

Он покинул отель в начале второго, воспользовав­шись боковой дверью, Темные очки, отсутствие усов, шляпа, парик, шарф, высоко поднятый воротник. Пис­толет в наплечной кобуре. Ничего ценного в той жалкой комнатке не осталось, но в Штатах лучше всего быть при оружии.

Улицы Вашингтона оказались чище, чем он предпо­лагал, и достаточно привлекательны, но после недавно выпавшего снега они были мокрыми. Первым делом он остановился у обувного магазина и приобрел себе пару обуви на резиновой подошве. Из лета он сразу же ока­зался в зиме, а он всегда был чувствителен к холоду; в списке покупок был и набор витаминов.

Он гулял, пока не набрел на книжный магазин, войдя в который сменил темные очки на обыкновенные. Он нашел экземпляр книги Либермана и внимательно рас­смотрел его небольшую квадратную фотографию на по­следней обложке. Спутать такой еврейский шнобель просто невозможно. Полистав страницы, он добрался до подборки снимков в середине книги и нашел свой собст­венный; вот уж трудновато будет Либерману опознать его. Снимок был сделан в Буэнос-Айресе и, скорее всего, оказался лучшим из тех, что попали Либерману в руки; но ни в парике и с усами, ни со своим ежиком седоватых волос и начисто выскобленной верхней губой - ни в том, ни в другом случае он, увы, ничем не напоминал того симпатичного мужчину, которым был шестнадцать лет назад. Конечно же, Либерман его не опознает.

Поставив книгу обратно на стеллаж, он остановился у полки с путеводителями. Выбрав атласы дорог США и Канады, он расплатился двадцатидолларовой купюрой. Аккуратно пересчитав сдачу, он кивнул и покинул книжный магазин.

Снова надев черные очки, он двинулся в район не столь оживленных улиц. Он никак не мог найти того, что ему было нужно и наконец спросил молодого черного - кто, как не он, должен знать лучше всего? Он дви­нулся дальше, повинуясь на удивление точно данным ему указаниям.

- Какого типа нож? - из-за стойки спросил его черный продавец.

- Для охоты, - объяснил он.

Он выбрал самый лучший. Производство Германии, отлично лежит в руке, поистине великолепное изделие. И так остер, что им без труда можно было отрезать ленточки от листа бумаги на весу. Еще две двадцатки и десятка.

Рядом располагалась аптека. Он приобрел свои вита­мины.

В следующем квартале он увидел вывеску «Рабочая одежда».

- Как мне кажется, вам нужен тридцать шестой размер.

- Да.

- Не хотите ли примерить?

- Нет.

Из-за оружия.

Он купил еще и пару белых хлопчатобумажных пер­чаток. Ему так и не удалось найти продовольственный магазин. Никто не знал, где он находится; наверное, они вообще не ели.

Наконец он нашел один, залитый светом, супермар­кет, забитый черной публикой. Он купил три яблока, два апельсина, два банана и для полноты набора аппе­титно выглядевшую кисть винограда без косточек.

К «Бенджамину Франклину» он добрался на такси - к боковому входу, будьте любезны - и в 3.22 уже сидел в своей жалкой комнатушке.

Передохнув, он съел виноград и, расположившись в удобном (ха!) кресле, стал рассматривать атлас, то и дело справляясь со списком имен, адресов и дат. До Уиллока добраться он успеет - предполагая, что тот все еще обитает в Нью-Провиденсе, Пенсильвания - почти точно по расписанию, ну, а потом уж, как получится. У него шесть месяцев, и он постарается в них уложиться. К Дэвису в Кентакки, затем он поднимется вверх в Канаду за Штрогеймом и Морганом. Потом в Швецию. Нужно ли ему будет возобновлять визу?

Отдохнув, он стал репетировать будущие действия. Сняв парик, он надел белый смокинг, белые перчатки и стал шлифовать умение непринужденно нести на подно­се корзину с фруктами; раз за разом он повторял: «При­мите поздравления от администрации отеля», пока не добился более-менее удовлетворительного произноше­ния.

Заняв позицию спиной к запертой двери, он прики­дывал, как, произнеся выученную фразу, он пронесет поднос через комнату и поставит его на буфет, вытянет нож из ножен за поясом и повернется, держа нож за спиной; сделает несколько шагов и остановится, отведя назад левую руку - «Благодарю вас, сэр». Левой рукой захват сзади, удар правой.

- Благодарю вас, сэр. Благодарю вас, - произноше­ние никак не давалось. Захват левой, удар ножом с правой руки.

Но даст ли этот еврей на чай?

Он стал продумывать и другие варианты действий.

***

Залитое солнцем плато облаков неожиданно ушло из-под крыла, и внизу открылась черно-синяя плоскость океана, испятнанная белыми барашками волн; сверху она казалась неподвижной. Подперев подбородок рукой, Либерман не сводил с нее глаз.

М-да.

Он лежал без сна всю ночь и весь день, не ощущая потребности в отдыхе, думал о выросшем Гитлере, бро­сающем свои пронизанные демонической ненавистью ре­чи в толпу, уже забывшую уроки истории. О двух или даже трех Гитлерах, в разных местах пришедших к власти, в окружении признавших его последователей, считающих самих себя первыми человеческими сущест­вами, появившимися на свет в результате процедуры, которая в 1990 году будет общеизвестна и широко прак­тиковаться. Этот человек, единый в нескольких лицах, схожих более, чем братья-близнецы - разве не могут они объединить силы и развязать (с оружием 1990 года!) первую и последнюю межрасовую войну? Конечно, в этом и заключалась надежда Менгеле, о чем Барри пе­редал его словами: «И предполагается, что с Божьей помощью мы придем к триумфу арийской расы!» На словах он к этому и стремился.

После того, как в 72-м году скончался Гувер, у него была почти стопроцентная уверенность, что его столь радостным известиям будет дан от ворот поворот. Он уже слышал удивленный вопрос:

- Яков… кто?

Как легко было прошлым вечером сказать Клаусу, что он все организует, что он двери будет сшибать с петель; но, по правде говоря, никаких контактов, никаких свя­зей у него не было. В свое время он встречался с парой сенаторов, которые по-прежнему занимали свои посты и кто-то из них, конечно, и мог бы открыть нужные двери. Но сейчас, придавленный ужасом от открытия, он боял­ся, что даже при открытых дверях упущено слишком много времени. Можно расследовать обстоятельства смерти Карри и Гатри, опросить их вдов, спросить Уиллоков… но сейчас во главе угла стояла настоятельная необходимость поймать возможного убийцу Уиллока и через него выследить остальных пятерых. Остальные из девяноста четырех человек должны будут остаться в живых; ручка сейфа (если воспользоваться сравнением Лены; стоит запомнить его выразительность и в свое время использовать), не должна встать на засечку по­следнего и самого опасного номера в этой комбинации.

И, что еще хуже, 22-е число - всего лишь примерная дата предполагаемой смерти Уиллока. А что, если по­длинная дата уже прошла несколько дней назад? А что, если - смешно, до чего такая мелочь может сказаться на всей будущей истории - Фрида Малони ошиблась, посчитав, что щенку было всего десять недель от роду? А что, если ему было девять недель или даже восемь, когда Уиллоки получили своего ребенка? Убийца уже мог сделать свое дело и исчезнуть несколько дней назад.

Он глянул на часы: 10.28. Это было ошибкой, по­скольку он еще не подогнал их под новые часовые пояса. Что он и сделал - стрелки двинулись назад и сейчас циферблат показывал 4.28. Через полчаса будет Нью-Йорк - таможня и короткий бросок в Вашингтон. Он надеялся, что сегодня вечером ему удастся хоть немного поспать - он уже чувствовал усталость - и утром он будет звонить в офисы сенаторов, звонить Шеттлу и другим из списка Нюренбергера.