Поднебесная

Они поклонялись Конскому богу и Повелителю неба.

Сын Неба был богом Смерти. Его мать обитала в Бездонном озере, далеко на севере. Зимой оно замерзало.

Нет, это не то озеро, куда они сейчас направлялись, оно гораздо дальше на север, и его охраняют демоны.

В потустороннем мире все наоборот. Реки текут из моря, солнце встает на западе, зима – зеленая. Мертвых хоронили на открытой траве, а не в земле, чтобы их пожирали волки и таким образом они вернулись бы на Небо. Блюда и гончарные изделия клали вверх дном или разбивали рядом с телом, еду разбрасывали, оружие ломали – чтобы мертвые могли узнать и предъявить права на эти вещи в мире наоборот.

Черепа жертвенных лошадей (на севере – рогатых оленей) разбивали топором или мечом. Животных снова восстановят, целых, они будут бегать в другом месте, только белые станут черными, а черные – светлыми.

Одну женщину и одного мужчину рубили на части в день летнего солнцестояния в процессе обрядов, в которых могли участвовать только шаманы, хотя тысячи и тысячи кочевников собирались на них со всей степи под высоким небом.

Шаманы, которые проводили эти обряды, носили на своем теле металлические зеркала и колокольчики, чтобы отпугивать демонов звоном или их собственными уродливыми отражениями. У каждого шамана был барабан, который он или она изготавливали после поста в одиночестве среди травы. Барабаны также использовали для того, чтобы отпугивать демонов. Их делали из шкуры медведя, лошади, оленя. Иногда – из шкуры тигра, но это случалось редко и свидетельствовало о большом могуществе. Никогда – из шкуры волка. С волками у них были сложные отношения.

Некоторые будущие шаманы умирали во время поста. Некоторые гибли во время путешествий за пределами тела, среди духов. Демоны могли победить, забрать душу человека, унести ее в качестве приза в свое красное царство. Именно для этого нужны шаманы: чтобы защитить обычных мужчин и женщин, вмешаться, когда духи с другой стороны приближались на опасное расстояние со злыми намерениями, или по собственной темной воле, или вызванные кем-нибудь.

Да, их можно было вызвать. Да, эти всадники считали, что именно это и произошло.

Медленно двигаясь на север вместе с тридцатью всадниками своего собственного дуй и пятнадцатью кочевниками, сопровождавшими закрытые занавесками носилки Мешага, Тай не мог бы объяснить, зачем он задает так много вопросов и так жадно слушает ответы.

Он говорил себе, что виной тому – долгое путешествие через обширную пустыню. Они ехали день за днем, а луга почти не менялись. Но дело было не только в скуке, и Тай это понимал. Восторг, который он получал от кристалликов той информации, которой нехотя делились с ним всадники, выходил за пределы утоления скуки.

Они видели газелей – огромные стада, почти невообразимо громадные. Смотрели, как летят на юг журавли и гуси, волна за волной, когда пришла осень и окрасила листья в красные и янтарные цвета. Теперь деревьев стало больше, как и уходящих вдаль холмов: отряд выехал за границу пастбищ. Однажды вечером они увидели, как на маленькое озеро садятся лебеди. Один из лучников Тая указал на них рукой, ухмыльнулся, достал свой лук. Богю остановили его угрожающими, тревожными криками.

Они никогда не убивают лебедей.

Лебеди несут души умерших в другой мир, и уносимая душа, не попавшая в место назначения, могла потом преследовать убийцу – и его спутников – до конца их дней.

Как мог Тай объяснить, почему сердце его билось быстрее, а мысли стремительно бежали по кругу от странности всего этого, когда он слышал подобные вещи?

Это было почти недостойно: катайцы славились своей невозмутимостью, они никогда не позволяли себе проявлять большой интерес к примитивным верованиям варваров на их границах. Верования эти подтверждали их почти нечеловеческую природу, законность превосходства Катая в мировом порядке. Действительно: народ, который оставляет своих мертвецов на поживу волкам?

Тай говорил себе, что собирает сведения для доклада. Что было бы полезно лучше понять богю, ведь это облегчит руководство ими и контроль над ними. Это, возможно, даже было правдой, но не объясняло того, что он чувствовал, когда они рассказывали ему, проезжая мимо березовых лесов с красными и золотыми листьями, о трехглазых демонах на севере, среди ледяных полей, о том, что тамошние люди отращивают осенью мех, подобно медведям, и спят всю заснеженную зиму напролет. Или – снова – о празднике Красного Солнца в середине лета, когда все войны прекращаются в лугах ради обрядов бога Смерти, которые совершают шаманы всех племен, звеня колокольчиками и стуча в бубны.

Шаманы. Они были центром стольких легенд. Мешага несли к такому шаману. Если он еще жив. Этот шаман очень могущественный, так сказали Таю. Она живет на берегу озера, вдали от всех, окутанная тайной. Если ее вознаградить в достаточной степени и горячо умолять, она, может быть, вмешается.

Она. Это тоже было интересно.

Их путь вел на территорию, которой управлял нынешний каган Дулан, их враг. Это была еще одна причина участия в этой экспедиции Тая и его тридцати всадников, поэтому они ехали по все более холмистой, окрашенной в ржавые цвета осенней земле, мимо ярких, словно драгоценности, рощ лиственниц и берез в нарастающий холод. Катайцы были заинтересованы в том, что случилось с Мешагом, в его выживании, пусть даже с каждым днем это казалось все менее вероятным.

А он до сих пор дышал. Выдерживая усталые, враждебные взгляды маленького шамана, никогда не покидавшего Мешага, Тай заглядывал в носилки каждое утро, в середине дня и на закате, чтобы убедиться в этом. Его пациент лежал на спине под одеялом из конского волоса, неглубоко дышал, не шевелился. Если он умрет, богю оставят его под этим небом и повернут обратно.

Теперь, когда они садились на коней с первыми лучами дня, Тай видел клубочки пара от своего дыхания. По мере того как солнце поднималось все выше, день становился более теплым, но утро и ночь оставались холодными. Они находились так далеко от империи, от любого цивилизованного города, на пугающе чужих землях. К этому времени Тай уже привык к волчьему вою, хотя все катайцы – крестьяне, работавшие на земле, – с древних времен их страстно ненавидели.

Некоторые из больших кошек, ревущих по ночам, были тиграми, которых они знали, но другие ими не были. Они ревели иначе, громче. Тай наблюдал, как его людям становится все больше не по себе с каждым ли, на который они удалялись от всего, что знали.

Катайцы не был народом путешественников. Тех, кто, в виде редкого исключения, отправлялся в дальние края, прославляли, как героев. Они писали отчеты о своих путешествиях, которые переписывали и читали повсеместно, над ними размышляли с восторгом и недоверием. Часто их втайне считали почти сумасшедшими. Как может человек в здравом уме покинуть цивилизованный мир?

Шелковый путь был создан для купцов, чтобы те доставляли богатства им, а не для того, чтобы они сами могли уехать так далеко на запад. Им этого совсем не хотелось.

Или далеко на север, если уж на то пошло…

Леса теперь стали гуще и сверкали тревожными осенними цветами на солнце. Цепочки разбросанных там и сям озер напоминали ожерелья. Само небо было слишком далеко. Словно небеса здесь не так близки к человечеству, подумал Тай.

Один из богю рассказал ему, у ночного костра под звездами, что чем ближе зима, тем ближе и темные духи. Именно поэтому, прибавил кочевник, Мешагу в это время года труднее противостоять насланному на него колдовству, и требуется вмешательство могущественного шамана.

Шаманы делились на белых и черных. Это деление основывалось на том, умасливали ли они демонов в мире духов, куда проникали, покинув свое тело, или пытались сражаться с ними и вынудить уступить. Да, некоторые шаманы были женщинами. Да, та, к которой они ехали, была женщиной. Нет, никто из здешних всадников никогда ее сам не видел и не ездил так далеко на север. (Это не прибавляло уверенности.)