Поднебесная

Интересно, подумал он, знает ли об этом каньлиньская женщина? А еще интереснее, почему его это волнует.

Вскоре после этого у опушки рядом с дорогой, справа от них, показалась лиса.

Вэй Сун остановилась, быстро подняла руку. Она повернулась в седле, рассматривая животное. Один из мужчин рассмеялся, но другой сделал знак, отвращающий опасность.

Тай посмотрел на женщину.

– Не может быть! – воскликнул он. – Ты думаешь, это дайцзи?

– Тише! Очень глупо называть их по имени, – сказала она. – И ради кого из нас, по-вашему, появилась здесь эта женщина-лиса?

– Я не думаю, что она вообще здесь появилась, – ответил Тай. – Я не думаю, что каждое животное, замеченное у леса, является созданием из мира духов.

– Не каждое животное, – возразила она.

– Что дальше? Пятый Дракон появится в красном небе, и Девятое Небо падет?

– Нет, – она отвела глаза.

Для него явилось неожиданностью, что эта резкая, сдержанная женщина-воин Каньлиня так явно верит в легенды о женщине-лисе. Она продолжала наблюдать за лисой, ярким пятном у леса. Лиса тоже смотрела на них, видел Тай, но это нормально. Всадники представляли собой возможную угрозу, за ними нужно было следить.

– Вам не следует быть столь беспечным, говоря о духах, называть их имена, – сказала Вэй Сун так тихо, что услышал только Тай. – Мы не все понимаем в этом мире.

И эта последняя фраза больно ударила по нему, отбросила его далеко в прошлое.

Лиса ушла в лес. Они поехали дальше.

До сегодняшнего дня он всего один раз был командиром кавалеристов к северу от Стены, во время войны с кочевниками. Под его началом было пятьдесят солдат, а не всего пять всадников, как сейчас.

Честь быть командиром дуй превышала его заслуги, но Тай был достаточно молод. Он почувствовал, что слава и ранг его отца просто открыли для него двери, дали возможность показать, на что он способен, чего заслуживает, и обрадовался случаю проявить себя.

Ему не хотелось размышлять об этом сейчас, спустя столько лет, но пока он скакал по открытой местности к изменившейся жизни, он неизбежно уносился мыслями к тому времени.

В те дни, среди народа богю, начались перемены в жизни Шэнь Тая. До этого он считал, что знает, каким будет его путь. После – был потрясен и неуверен в себе. И долго плыл по течению.

Тай, как мог, рассказал о том, что тогда произошло и как это закончилось. Сначала своим старшим офицерам, а потом отцу, когда они оба оказались дома. (Но не братьям: один был слишком молод, а другой не был его другом.)

Ему разрешили отказаться от звания и должности и с честью уйти в отставку. Это было необычно. Дальнейший отъезд на гору Каменный Барабан был полезным, может быть, даже необходимым следующим этапом. Впрочем, Тай сомневался, что каньлиньские учителя на горе считали так же, поскольку от них он тоже ушел. Но, по крайней мере, после того, что случилось в северных степях в ту осень, никого не удивило, что молодой человек хочет уделить время поискам духовного руководства, дисциплины, аскетизма.

Тай вспомнил, как его удивило, что его военные начальники поверили в его северную легенду, и еще больше удивил намек на понимание среди них. Понимание не считалось не то что достоинством, но и признаком силы в высших эшелонах армии Катая.

Только позднее Тай понял, что он и его люди, наверное, были не первыми и не единственными, кто столкнулся с пугающей странностью народа богю. Много лет он интересовался другими историями, но никто не называл ему имен и не рассказывал, что случилось.

Его не винили в том, что произошло.

Это его тоже удивило тогда. И до сих пор удивляло. Ранг военного связан с ответственностью и с последствиями оной. Но, по-видимому, официальная точка зрения заключалась в том, что ни один офицер не в состоянии предвидеть или контролировать отдельные столкновения цивилизованных людей с дикостью в землях варваров. Поведение обычных солдат может резко меняться в таких местах.

Катайцы чувствовали свое явное превосходство над людьми за пределами своей страны, презирали их, но одновременно испытывали страх всякий раз, когда покидали дом, пусть даже они это отрицали. Это компенсировало опасное общение.

Долгое время их войска находились среди кочевников, чтобы обеспечить власть тем вождям – каганам, – которых они поддерживали. Если ты оказался к северу от Стены и ее сторожевых башен, ты жил на открытом месте или в уединенных гарнизонных фортах в окружении богю или шуоки, сражаясь рядом или против людей, которые почти не были людьми. Неразумно ожидать от солдат, что они будут вести себя так, словно несут службу дома, на Большом канале, или среди летних рисовых полей, охраняя крестьян от бандитов и тигров.

Влиять на преемственность власти у кочевников богю было важно. Дворец Да-Мин был очень заинтересован в том, кто правит кочевниками, и насколько этот человек готов поддерживать мир вдоль границы и поставлять своих лошадей с густыми гривами в обмен на пустые почетные титулы, рулоны недорогого шелка и обещание поддержки против очередного узурпатора.

Если, конечно, следующий узурпатор не давал более заманчивые обещания.

Пастбища кочевников, поделенные между соперничающими племенами, тянулись от Стены до самого леденящего севера среди березовых и сосновых лесов, за которыми, по слухам, солнце исчезает на всю зиму и никогда не заходит летом.

Те самые далекие заледеневшие земли не имели никакого значения. Разве что в качестве источника мехов и янтаря. Имело значение то, что на их ближних границах земли кочевников граничили с самим Катаем – и тянулись вдоль дорог Шелкового пути – от пустынь до моря на востоке. Длинная стена по большей части не пускала кочевников в империю, но северное ответвление великого торгового пути дугой тянулось по степям. И поэтому прибыльный поток предметов роскоши в славную катайскую империю в большой степени зависел от возможности обеспечить караванам верблюдов защиту от нападений.

Конечно, Империя тагуров на западе представляла собой еще одну опасность и требовала других решений, но некоторое время тагуры вели себя тихо: торговали с теми, кто выбирал южную ветвь маршрута, собирали дань и пошлину в далеких крепостях, которые контролировали. И покупали сардийских коней.

Синань это не радовало, но он мог с этим жить. По крайней мере, так было решено. После войн, обескровивших обе империи, от тагуров и их правителя откупились, среди прочего, стройной катайской принцессой.

Мир на обеих границах мог бы уменьшить шансы императора добиться славы, но император Тайцзу правил долго и выиграл достаточно сражений. Богатство и комфорт, строительство великолепной будущей гробницы к северу от Синаня (неописуемо огромной, затмившей гробницу его отца), медленно текущие дни и ночи с Драгоценной Наложницей под ее музыку – стареющему императору это казалось достаточной компенсацией.

Пусть лощеный, умный двоюродный брат Вэнь Цзянь, Чжоу, будет первым министром, если ему хочется (и если этого хочется ей). Но пусть он и разбирается, после сорока лет царствования, со сложностями при дворе и в армии и с варварами. От всего этого можно устать.

У императора на старости лет была женщина, которая играла для него музыку и танцевала. У него были ритуалы, которые нужно исполнять, и тщательно отмеренные порошки, которые он принимал – вместе с ней, – чтобы достичь желанного бессмертия. Возможно, ему даже никогда не понадобится его гробница, если алхимикам удастся совместить три звезды Пояса Охотника, астеризм Девятой династии, с заслугами императора и его желанием.

А как же честолюбивые молодые люди империи? Ну, богю постоянно вели сражения со своими восточными соперниками шуоки. А еще были войны между их собственными племенами, и они продолжались.

Словом, военные офицеры и молодые аристократы (а также храбрые люди не особо высокого происхождения) всегда могли насытить жажду крови и добыть славу где-нибудь еще. В нынешнее время это «где-нибудь» располагалось на севере, где пустынность степей могла превратить человека в пигмея или изменить его душу.