Страница 40 из 47
Ещё один напор — главарь упал с рассечённой головой — оставшийся в живых, тот, кому солдат первым разрубил плечо, бросился бежать, петляя как заяц.
Фёдор протянул руку к фургону:
— Дай лук!
Алёна подала, Фёдор долго выцеливал бегущего, угадывая, куда тот побежит в следующий момент, и вот стрела ушла вперёд, пронзив спину беглеца.
«Болван!» — подумал Фёдор — «надо было в лес бежать, а он по дороге рванул. Идиот, или растерялся со страху!»
— Алён, иди сюда, помоги мне, ногу слегка зацепили!
Алёна ахнула:
— Какое там слегка! Кровь вон течёт ручьем! Давай, скорее, я перевяжу!
Минут двадцать ушло на перевязку, Фёдор сменил штаны, взамен располосованных и пропитанных кровью, и пошёл обшаривать трупы.
Действительно, на трупе старосты нашёлся мешочек с сотней золотых, на наёмниках денег было маловато, как и украшений — так, горсточка медяков и серебра, видать их дела в последнее время шли не очень хорошо — то-то они так уцепились за этот заказ и не хотели от него отказаться.
Минут пятнадцать ушло на стаскивание трупов в лес и сброс их в овражек — когда их найдут, будет уже поздно — Фёдор со товарищи уйдут далеко от этих мест.
Фёдор поймал двух лошадей противника — остальные убежали в лес и искать их не было ни времени ни желания, привязал к задку фургона, оружие собрал и положил в повозку, подумав, что эдак скоро они будут зарабатывать тем, что займутся ограблениями грабителей — вполне пристойное и выгодное занятие, как оказалось. Вот только немного хлопотно и болезненное….
Через час они пылили по тракту, направляя лошадей к городу Ураку.
Урак встретил их пыльным покоем провинциального городишки, в котором люди никуда не торопились, и считали, что лучше отложить на послезавтра то, что можно сделать завтра, а ещё лучше — повременить с делом на недельку, купить кувшин вина, жареную курицу и посидеть за столом в хорошей компании — проблема и рассосётся сама собой! Впрочем, он ничем не отличался от остальных городков такого типа, только что был поменьше размером, чем тот же Нарск.
Они медленно втащились во двор заезжей, где стояли уже несколько фургонов купцов, под охраной угрюмых сторожей, оставленных хозяевами во дворе и лишённых удовольствия пропустить в глотку пару-тройку кружек пива.
Под неприязненными взглядами этих адептов охранного бизнеса, Фёдор втянулся под навес, и выбравшись из фургона покричал конюха, медленно и печально ковырявшегося в стойлах лошадей:
— Эй, малый, иди, прими лошадей! Да покорми их хорошенько овсом!
— Три медяка за четыре лепёшки овса. Будете брать?
— Буду, давай быстрее! Мы хотим пообедать, а если провозимся тут ещё полчаса — околеем с голоду! На вот тебе, для ускорения! — Фёдор передал конюху серебряник, и добавил — сходи, скажи что нам нужно две комнаты, а ещё вызовешь лекаря, надо моего товарища осмотреть — упал с лошади. Сдачу оставь себе.
— Алён, идите посидите в трактире, я скоро приду — отправил он женщину из фургона.
Конюх распрягал лошадей и отводил их в стойла, а Фёдор размышлял — что делать? Как доставить Андрея в комнату так, чтобы никто не обратил внимания? А может не стоило лекаря вызывать?
Солдат залез в фургон и пощупал пульс товарища — как ни странно, пульс был чётким, насыщенным, ровным, не то что несколько часов назад. Фёдор облегчённо вздохнул — что бы ни было дальше, но пока что Андрею уже ничего не грозит, жить будет. Впрочем — на его раны смотреть без содрогания было нельзя — багровые полосы иссекали всю спину вдоль тела, левая сторона лица слегка раздулась, покраснела и тоже не выглядела шибко здоровой и весёлой.
Фёдор сел рядом и задумался: «Ну что делать? Ехать дальше? Кстати — Алёну нельзя тут оставлять, особенно после того, как они убили старосту с наёмниками — если пойдут по цепочке, узнают, куда они поехали, сопоставят…а этот город находится всего в двадцати верстах от Харабова. Приедет кто-нибудь в город, встретит Алёну…и понеслось. Могут стукануть в Стражу, те рады стараться уцепиться за что-нибудь, что может дать прибыль, её арестуют и…» — дальше он не хотел додумывать. Судьба Алёны с Настёной уже не была ему безразлична.
Фёдор уже стал вылезать из фургона, когда сзади вдруг послышался стон и хриплый шёпот:
— Федь, ты где?
Фёдор не поверил своим ушам:
— Андрюха, очнулся?!
— Не дождётесь… — странно сказал Андрей клекочущим хриплым голосом и спросил — женщина жива? Ребёнок?
— Алёна с Настёной? Живы, живы. я в трактир их отправил посидеть, сейчас дождусь, когда конюх придёт и надо уже тебя переводить в комнату, не в фургоне же ночевать!
— Ох, Федь, в горле пересохло…видать крови много потерял…я там…это…не превратился в монстра какого-нибудь? Не оброс шерстью?
— Пока — нет… — Фёдор поднял глаза на монаха — пока рано, хотя обычно проявляется уже в течение первых суток. Что делать-то будем, Андрюх? Если ты станешь кикиморой? Или кикимором. тьфу! В общем таким чудовищем, как та баба?
— Я всю жизнь — вернее большую её часть — был чудовищем, мне не привыкать. Не бойся, если я буду терять контроль — уйду, вас не трону. Я же не эта баба с голыми сиськами. а согласись, она была хороша, эта кикимора! — из сумрака фургона послышался смешок и хриплый кашель.
— Эй, Андрюха, ты ли это говоришь? — удивлённо воскликнул Фёдор — стоило тебя покусать голой бабе, так ты сразу и пустился во все тяжкие?
— Да уж…в моём состоянии только и пускаться. Дай мне попить, что ли, изверг!
— Да, извини, сейчас! Но только вино с водой, больше ничего нет.
— Что есть, то и давай…печёт в груди, просто терпения нет.
Фёдор налил в кувшин из бутылей и бочонка, и больной жадно стал заглатывать жидкость, несмотря на то, что она текла у него по груди и капала на днище повозки.
Уффф! — уже легче! — Андрей вытер с подбородка и груди лужицы розовой пахучей жидкости и протянул руку Фёдору — помоги мне сесть, что-то я обессилел…
Монах поднялся, тяжело дыша и прислонился к борту фургона:
— Знаешь, мне странные сны снились, пока я лежал в забытьи — то снилось, что я бегу на войне, спасаюсь от врагов, то снилось, что я волк и несусь, несусь по лесу, загоняя свою добычу…да так всё ясно, чётко, как будто вижу перед собой!
— Вот оно, началось! — угрюмо заметил солдат — ты уж того…постарайся нас не сожрать, ладно?
— Постараюсь — хмыкнул монах и замолчал, а через пару минут добавил — надень на меня рубаху, да пошли в трактир, что ли! Я есть хочу страшно, и всё тело зудит, как будто у меня под кожей стадо муравьёв бегает!
— Ну-ка, посмотрим, что там у тебя на спине…ничего себе! Андрюх, да на тебе заживает, как на…хммм…мда. Вот она, причина-то — у кикимор всё заживает молниеносно, видимо её кровь тебя залечила, да и то, что из крови перешло в твоё тело, начало работать. Теперь тебя убить очень, очень трудно!
— Слушай, Фёдор, я одного не пойму — если кикимора боится серебра и её убивают серебряным оружием, почему я могу касаться серебряного крестика, и мне ничего за это нет?
— Да чего тут объяснять — брехня видать, про серебро-то. Вот башку отрезать — это дело верное, а чем отрезать — да хоть пилой или мотыгой, серебро тут ни при чём. Ты мне вот что скажи — почему на кикимору не действовали твои проклятия? Я же слыхал, как ты матерился, и кричал «Да умри же ты, наконец, сука!».
— Хммм…я не помню этого. Да, странно, по идее она должна была полечь, как озимые. Ладно, хватит об этой пакости, пошли в трактир, поднимай меня!
Фёдор осторожно поднял Андрея и помог ему вылезть из повозки, тот замер, переводя дух и опёршись плечом на борт фургона осмотрелся вокруг — странно, он всё видел как-то по другому — вроде и так же, но по другому!
Вокруг людей, предметов, деревьев и травы виделось какое-то свечение, как будто ореол, это было похоже на то, как если бы смотреть в прицел-тепловизор. Интересно, что можно было усиливать эффект, каким-то образом «напрягшись», или уменьшать — согнав его практически в ноль.