Страница 6 из 18
Наивно все это, Ритуля, ты сейчас глядишь со своей колокольни, не с его. У убийцы, будь он маньяк, будь он психически нормален — у него своя логика. Никто ничего не совершает просто так. Любой поступок должен приносить «автору» какое-то удовлетворение — материальное или эмоциональное, неважно. Не бывает безмотивных действий.
Дьявольщина! Пока это не касалось меня, мозги работали лучше. А теперь одним махом ситуация из жуткой, но довольно-таки абстрактной, превратилась в личную. Вот бы дотянуться до этого мерзавца — он получит то же самое, что и его жертвы. Или она?
Знаешь, Риточка, сообщил проснувшийся вдруг внутренний голос, твоя самонадеянность просто прелестна. Убийцу ищут профессионалы. Не тебе чета. У них методы и все такое. Посыплют каким-нибудь порошком, пустят собак, агентуру напрягут. Не думаешь ли ты, что сможешь перебрать стог в поисках иголки быстрее, чем это сделают они? Да у тебя элементарно терпения на такое не хватит. Ну, — возражала я сама себе, — это может зависеть от того, кто с какой стороны ищет, разве нет? Взять себя в руки и попробовать пошевелить мозгами, во всяком случае, можно.
После часового «шевеления» мозги перемешивались так, что извилины начинали напоминать индейское узелковое письмо — кипу называется. Может, индейцы его и читают, но я-то не индеец и даже не индейка. Более того, я даже не индюк, ибо в отличие от этой птички сперва попадаю в суп, потом начинаю думать. И далеко не всегда успешно. Вот как сейчас. Кому могло понадобиться убить эту девочку?!!
«Ночные бабочки», старые девы и зацикленные мамаши слились в один кошмарный образ. Чтобы их разделить, надо было совместить себя с убийцей, примерить его шкуру. А я упорно оказывалась в шкуре жертвы. «Ты ли, Путаница-Психея...» Я, я. Путаница — это точно. Не уверена насчет Психеи, но психом точно скоро стану. Ниро Вульф, помнится, в сложных случаях начинал шевелить губами, это благотворно сказывалось на мыслительном процессе. Нешто и мне попробовать?..
Попробовала. Не помогло.
Ну, хорошо, зайдем с другой стороны. Предположим, точно известно — кто. Психологический портрет и все такое... Вычислили, одним словом. Есть мотив, есть возможность, и что дальше? На чем этого гада можно прихватить — фактически? Следов от него никаких. Кроме чулок, пожалуй, но это даже не смешно. В конце концов, кроме убийцы их еще кто-то покупает. Иначе не продавали бы. И пусть у кого-то дома лежит две дюжины таких же точно чулок и три нитки фальшивого жемчуга — это, в общем, не доказательство. Для уверенности, может, и хорошо, а дальше?..
7.
Каждый имеет фотографическую память. Не у каждого есть пленка.
Луи Дагер
Когда я вставляла в замочную скважину ключ, послышался какой-то слабый шелест. Или хруст. Или треск. Я огляделась. Чуть выше площадки на ступеньке лестницы сидел ангел. Ну, то есть не ангел, конечно, обычный парнишка лет чуть больше двадцати. Но если верить художникам Возрождения — а они были куда ближе к Богу, чем мы сегодня, так что, наверное, знали — ангелы выглядели именно так: узкое, даже длинное лицо, громадные глаза и светлые слегка волнистые волосы до плеч. «Блондинистый, почти белесый...» Правда, ангелы эпохи Возрождения наверняка не носили джинсов и футболок и не завязывали свои кудри в хвостик.
Ангел был знакомый. Видела я его дважды. Второй раз — на похоронах Марины. Ее мачеха Альбина Вадимовна называла «ангела» Костиком, а он не отвечал и вообще выглядел как-то замороженно. Только когда Альбина попросила его остаться на поминки, вздрогнул так, как будто в него иголку воткнули. А в первый раз — около полугода назад — он заходил вместе с Мариной в редакцию. Я не очень хорошо запоминаю имена, но лица фиксирую почти фотографически. А такое лицо, которое уже и не лицо, а, скорее, лик — такое и вовсе не забудешь.
Бедный мальчик! Сейчас он сидел, поджав колени к груди и обхватив их руками. Над острыми джинсовыми коленками виднелся край двух книг in folio — не то ноты, не то альбомы по искусству.
— Костик! — позвала я его. Кто знает, как там принято обращаться к ангелам. — Ступеньки холодные, простудишься.
— Мне альбомы надо отдать, — сказал он без всякого выражения.
— Геллерам? — уточнила я, но он не ответил.
— Если хочешь, я могу Альбине Вадимовне передать. Зайди, — дверь, наконец, открылась. Все-таки засов Ильин поставил чересчур основательный. А может, эту конструкцию просто смазать надо.
Костик молча встал, зашел следом за мной в квартиру и остановился у порога.
— Проходи. Ты, кажется, как-то раз в редакцию заходил...
Он опять ничего не ответил, но послушно снял кроссовки и прошел на кухню. Сел в угол дивана и вдруг спросил:
— Можно, я у вас немножко посижу?
— Да сиди бога ради, сколько хочешь. Выпьешь что-нибудь? Только у меня выбор небогатый — пиво да коньяк. Ну, и чай-кофе, само собой.
— Пиво? Да, наверное... Или лучше чай, — он помолчал, потом неожиданно добавил, — вы не бойтесь.
Да уж! Как и положено ангелу, он видел меня насквозь. Как раз в этот момент я испугалась. Нет, не того, что он вдруг может что-то эдакое выкинуть. Хоть и заторможенный, но он был не «под кайфом»: значки нормальные, посторонних запахов никаких, да и вообще явно не из наркош. А что на зомби похож — ничего удивительного, каждый будет «тормозить» после такого удара. Испугалась я другого: как себя вести, если ему выплакаться понадобиться. Зря пугалась.
— Мне просто привыкнуть надо, — пояснил Костик. — Это трудно. Нужно время.
8.
Человек — это звучит гордо. А обезьяна — перспективно.
Чарльз Дарвин
Капитан Заикин из райотдела, две с половиной недели назад принявший заявление о факте нападения на гражданку Рудину А. В. — то бишь Альбину Вадимовну, мачеху Марины Геллер — выглядел ужасно обиженным. Не то вообще на жизнь, не то на конкретную ситуацию. Будешь тут обиженным, когда на голову тебе сваливается начальство (строго говоря, Ильин этому капитану начальством вовсе не приходился, но это юридически) и начинает усиленно ковыряться в том, что сам ты считаешь полным пустяком.
— Если я буду подробно разбираться с каждым таким заявлением — у нас раскрываемость будет пять процентов, или сами не знаете? Тем более, ничего ведь не случилось, Рудина отделалась испугом.
— Зато падчерица ее, похоже, и испугаться не успела, — буркнул в ответ Ильин.
— Ну, знаете, майор, я не Вольф Мессинг. Если уж знала, что на мачеху напали, могла бы и поаккуратнее ходить. Мне что, на этой площадке надо было пост выставить? А людей откуда взять? Или, может, уголовное дело надо было завести? Может, и не было никакого нападения. Эти дамочки наговорят... — он задумался. — Хотя эта вряд ли истеричка, которая все сочинила. Очень аккуратная... Мы тут... — капитан замялся, подбирая слова. — Ну, вроде следственный эксперимент провели. Так она меня опрокинула очень даже грамотно. А если, как говорит, еще и баллончиком успела брызнуть — ничего удивительного, что вырвалась. И что мне с этим было делать? Если я такие заявы стану регистрировать, мне начальство… — он будто поперхнулся, видимо, посчитав подробности не слишком приличными.
— А про маньяка с маргаритками у вас тут, конечно, не слышали? — Ильин даже не злился, он был такой усталый-усталый. — На вашей земле ведь гуляет...
— Да я только вчера приехал! — возмутился капитан. — В отпуске был две недели, нельзя? Как узнал, сразу про эту Рудину и вспомнил.
— Да ты не злись, капитан, вряд ли это что-нибудь изменило бы. Просто... может она что-то запомнила... Хоть какая-то зацепка...
— Да нет, — возразил капитан. — Я же сам ее опрашивал. Ничего она не видела, ничего не помнит. Чулок, вроде бы, такой же...
— Он сохранился?!! — Ильин сделал стойку не хуже охотничьей собаки.
— Ну, если Рудина его не выкинула... Не к заявлению же его было прикладывать. Тогда регистрировать пришлось бы…