Страница 40 из 52
В тот день, когда появились русы, в живых оставались лишь двое детей. Гюнтер сидел на бревне у входа в дом, где лежали больные, и размышлял. В их выздоровление капитан не верил. Детей он сожжет в этом же доме. Потом запалит деревню и пойдет в баронство Эхингейм.
Теперь, будучи рыцарем, он является вассалом покойного барона. Или его сына. В общем, пойдет и сообщит. А если малолетний барон возложит на капитана вину за гибель отца, что же, кинжал висит на поясе, а ударить себя в сердце сил хватит всегда. Новый рыцарский род смоет позор смертью. Жить Гюнтеру не хотелось.
Появившиеся конные окольчуженные воины навели капитана на еще более мрачные мысли. Верный клинок прыгнул в руку. Седлать коня некогда, но Гюнтер и пеший кое-что может. А умереть… Ему ли бояться?
Но пришедшие повели себя странно. Вместо того, чтобы испугаться чумы, спросили, остались ли в деревне выжившие. А потом сказали, что вылечат детей. Капитан не поверил, но махнул рукой и отошел в сторону. Нет смысла сражаться за жизнь детей, которые всё равно умрут через пару дней…
Дети не умерли. Зелья русов, в отличие от хвойного отвара, помогали. Пошедшие на поправку больные ехали сейчас в обозе отряда, который Гюнтер вел к замку Эхингейм. Вел добровольно, совершенно не представляя, спасители едут рядом или захватчики…
Замок барона не изменился. Только наглухо закрыты ворота, поднят мост, да на башнях лениво колышутся черные флаги. Стоило ли Вернеру умирать в безвестной деревушке, если чума явилась и сюда? Гюнтер приблизился к мосту, выискивая признаки жизни на стенах. Никого и ничего. Впрочем, это ничего не значит. Живые могут лежать без сил…
— Эй, в замке! — заорал капитан, остановив коня напротив поднятого моста. — Живые есть?
Живые были. Что подтвердила многоэтажная ругательная тирада, общий смысл которой сводился к пожеланию пришедшим валить ко всем чертям и побыстрее. И сдохнуть от меча, а не от чумы. Это если кто флагов не видит! Гюнтер легко опознал говорившего.
— Людвиг, — заорал капитан, — старая ты козложопая скотина! Открывай ворота! Я привел тех, кто умеет лечить чуму!
— Гюнтер? — из-за зубца куртины высунулась знакомая бородатая рожа. — А где барон? Или ты продался русам и врешь старым друзьям?
— Вернер мертв. А насчет захвата замка… Чего тебе бояться, Людвиг? Двум смертям не бывать. Если я предатель, умрешь от меча, а не от чумы. Тебе же лучше!
Впрочем, последний довод оказался излишним. Раздался скрип несмазанного ворота — старик уже опускал мост…
Кордно, лето 782 от Взятия Царьграда, грудень
Старик неторопливо открыл дверь, вошел, неодобрительным взглядом оглядел службицу, останавливая взгляд на цифрах учета, краской нарисованных на ножках столов, оборотных сторонах зерцал и прочих предметов и, не обнаружив непорядка, двинулся через хозяйство притихшей горничной к противоположной двери. В середине пути он резко тормознул, подошел к окну и спросил:
— Это что?
Палец старика уперся в горшок с невзрачным зеленым стеблем.
— Любавины Глазки, дедушка Жила! — испуганно пискнула девушка. — Мне девочки росточек дали. Он красивый будет! Просто я только сегодня высадила!
Старик покачал головой:
— Ты мне, Забава, зубы не заговаривай! — строго произнес старик. — Почему на горшке числа учета нет?
— Так я ж его из дома принесла! — глаза девушки наполнились слезами.
Забава прекрасно знала, что на старшего по хозяйству в Управе этот прием не действует. И никакой другой тоже. Но вдруг поможет?
— И что с того? — не меняя тональности, спросил стархоз. — Порядка не знаешь? Принесла, подпиши у начальства бересу, чтобы потребность подтвердить, зайди ко мне, получи число учета, стоимость проставь. В день оплаты тебе денюжки вернут, если горшок тут нужен…
— Ой, дедушка Жила, ему же две векши цена! Чтобы Буривоя Мстиславова из-за такой чепухи от дела отрывать!
— Вот ведь пигалица! — покачал головой старик. — Не чепуха то, а порядок! — он наставительно поднял вверх узловатый, похожий на дубовый сучок палец. — Сегодня горшок на учет не поставила, а завтра бересу скрытную в Терем прически[38] уволочешь! А какой вражина сопрет его, пока ты красоту наводить будешь?! — Теперь палец смотрел точно на девушку. — И не в том проблема, что береса важна, а то, что враг этот тебя пугать ей может, чтобы ты ему другие бересы носила. А всё с горшков неучтенных начинается!..
— Жила Каменев! — раздался из службицы голос воеводы. — Ты ко мне?
— А то ж! — отозвался старик.
— Тогда отпусти Забаву на волю и проходи. Она уже осознала свою ошибку и запрос на горшок сейчас сделает.
От заступничества начальства девушка ожила. Так быстро избавиться от стархоза, нашедшего непорядок, еще никому не удавалось. Старик мог часами распекать виновника, невзирая на его звания и заслуги. Однако от радости Забава допустила следующую ошибку.
— Я прямо сейчас напишу! — зачастила она. — Вы даже уйти не успеете! Прямо с собой заберете!
— Ишь, торопыга! — возмутился старик. — Совсем порядка не знаешь! Ты должна бересу ко мне вместе с горшком принести, там я горшок в книгу занесу, число учетное напишу, а потом уже и сажай в него свои глазки!
— Они не мои, они любавины! — чуть не плача прошептала горничная. — Их из горшка высаживать нельзя! Погибнут!
— Ладно, уговорила, — смилостивился Жила, — возьму на себя вину. Неси с цветком.
Великодушие стархоза настроение горничной не улучшило.
— Он же с землей! — убито сказала она. — Тяжелый! Четыре поверха вниз тащить, а потом обратно…
— А ты Добрю помочь попроси, — с улыбкой подсказал воевода, слушавший окончание разговора в дверях службицы. — Заодно и проверишь. Если парень ради тебя к Жиле Каменеву пойдет, значит, точно любит! — и, не обращая более внимания на зардевшуюся девушку, обратился к стархозу. — Проходи, губитель молодежных порывов, проходи. С чем пришел?
Старик неодобрительно покачал головой, но прошел в службицу. Не спрашивая разрешения, устроился за столом. Лютый вернулся на свое место.
— Ну? Рассказывай, что тебя из подвалов вытащило и аж на третий поверх привело! Не верю, что ты ради того поднялся, чтобы Забавины горшки считать!
Самый старый работник Управы ходить по лестницам не любил, это знали буквально все. И пользовались. Иногда, правда, попадаясь на горячем, как сегодня Забава.
— Распустил ты, Буривой Володимеров, молодежь! — проворчал Жила. — Совсем от рук отбились! А у меня уже сил нет по всей Управе за порядком следить. Выделяй оплату на помощника[39] мне. Буду внука на службу кликать, да дела передавать потихоньку.
Семейство Кремней было особым семейством. Во-первых, всех первенцев семьи звали либо Жилами, либо Камнями. И все они работали стархозами. Жилы в Скрытной Управе, Камни — в Теремной Страже. Когда кто-то из Кремней собирался на покой, он передавал дела внуку. Год-другой дед и внук работали вместе, после чего старик уходил. Судя по рассказам, ходившим по Управе чуть ли не со времен Вукомила, повадки стархозов были одинаковы во все времена. Занудливы Кремни были на диво, но и порядок в хозяйстве всегда был образцовый. Легко было посчитать, что служили стархозы по полтора-два обычных срока. Чем занимались остальные члены семейства, Лютый не ведал. Но если учесть, что семейное имя[40] давно стало нарицательным…
— Выделю, не вопрос, — согласился Лютый. — Но это можно было по разговорнику решить. К делу давай.
— Ты меня просил склады наши просмотреть, — заговорил стархоз. — На предмет вещей непонятных и хранящихся не менее нескольких веков.
— Ну, про века я не говорил, — уточнил Лютый.
— На каждый предмет срок годности имеется, — назидательно сказал старик. — Как выходит он, так вещь списывается, и уничтожается, ежели другого приказа не поступает, — старик посмотрел на воеводу, проверяя, правильно ли тот понял. Потом продолжил. — Но порядок тот три века назад введен. До того какие-то вещи раньше списать могли, а какие-то и оставить. Так что всё, что младше трех веков, либо уничтожено давно, либо хорошо понятно и известно. Например, столу твоему восемьдесят три года. Хотя срок службы у него по бересам всего двадцать! Но ни один старший по Управе его выбросить не дает. И ты — тоже.
38
Терем прически — парикмахерский салон.
39
Выделить оплату на должность — открыть вакансию. Жила просит дополнительную ставку в штатном расписании Управы.
40
Семейное имя — фамилия.