Княжич

- Назови свое имя! - не поверил мурза.

- Князь Андрей Бежецкий! - став в полный рост, с гордостью назвал себя юноша.

Мурза молчал, раздумывая над предложением пленника. Он не привык отменять свои решения. Но чувство выгоды перебороло его. Глупо превращать в прах большие деньги!

- Слышал о таком князе! - наконец решился Асан-мурза. - Забирай своего друга. Но учти, если ты лжешь, тебе не сносить головы!

Скурыдин безучастно стоял в стороне. Он был не в себе. Андрею стоило больших трудов, заставить Ваську вернуться в колонну.

- Васька! Пойдем! Нельзя тебе умирать! - уговаривал он, пытаясь стащить с места стоящего, неподвижно, как вкопанный в землю столб, друга. Мурза, наблюдая, за безуспешными попытками Андрея, уже подумывал над тем, чтобы изменить свое решение, как что-то перевернулось в душе Васьки. Самоотверженная ложь друга заставила его изменить свое решение. Скупая слеза скользнула по его щеке:

- Прости Андрей! Конечно, нельзя! - наконец произнес он. Поддерживая друг друга, они вернулись в колонну пленных.

- Зачем ты солгал? - спросил Васька, как только колонна двинулась. - Я рядовой воин! Рано или поздно татары узнают об обмане. Мурза не простит тебе этого!

- Зато ты жив! Что-нибудь придумаем! - улыбаясь, отвечал ему княжич. - У нас еще будет время!

Бредя в толпе, Скурыдин с уважением смотрел на идущего рядом друга. Ему было стыдно за себя. Хрупкий Андрей не сломался и выстоял. А он, крепкий и сильный, опустил руки и раскис! С самого того дня, когда они оказались в лапах этих хищников. Кто из них, мог знать, что избушка, в которой они нашли приют, давно находится под наблюдением татарских разведчиков. Наверное, все бы обошлось, и татары не решились напасть на вооруженных казаков. Но те, перед уходом в войско Ермака, решили на несколько дней отлучиться. Одни, проститься с друзьями и погулять напоследок, другие перепрятать свои сокровища. Друзьям путь в Донков был заказан. Их там искали. Поэтому они остались в избушке одни. Этим и воспользовались татары. Ночью они подожгли избушку, и схватили одурманенных дымом друзей. Скурыдин был вне себя от ярости, но инстинкт самосохранения обостренный страхом смерти, принуждал его брести в этой толпе, направляемой ударами нагаек, все больше удаляя от родных мест. Постепенно, безысходность положения, притупила чувства и он, устав от скотского существования, решил умереть. Юноша был не первым, кто принял такое решение. Неделю назад, один из них бросился с голыми руками на конвоира, но обессиленный от полуголодного существования, был легко отброшен им в сторону и хладнокровно зарублен саблей на глазах у всех. Теперь же, вспоминая, как бесстрашно вел себя княжич, спасая его, Скурыдин пришел к выводу, что как человек, несмотря на весь ужас положения, он должен надеяться на лучшее и бороться за это до последнего вздоха.

На тридцатые сутки, колонна вышла к морю. Несмотря на осень, солнце во всю пекло, изнуряя людей жаждой и сводя с ума блеском не пригодной для питья морской воды и покрытого солончаками берега. Еще через сутки, пленники увидели крепостные стены, словно выросшие из поверхности моря. Они тянулись до самого горизонта, перекрывая колонне путь дальше. Это была крепость Ор-Капу(49). Она протянулась от Сиваша до Киркинитского залива. Мощная стена, высотой семь саженей и толщиной полторы сажени соединяла семь башен, перегораживая перекопский перешеек, узкую полосу суши, к которой с одной стороны подступали заливы Черного, а с другой - Азовского морей. Перед стеной, штурмующих крепость, встречало серьезное препятствие, облицованный камнем глубокий ров, наполненный водой и земляная насыпь. Неприятельские воины, взобравшись на нее, становились легкой мишенью для татарских стnbsp;рел. Внутри крепости располагались дома немногочисленных жителей, казармы гарнизона состоящего из трех-пяти тысяч татар и пяти-семи тысяч янычар. Под стенами крепости находились подземелья в которых томились пленники - их использовали на работах по ремонту крепости. В центре крепости возвышалась резиденция ор-бея - начальника гарнизона. За первой башней, ближайшей к Сивашу, к которой вышел отряд Асан-мурзы, за перекинутым через ров мостом, располагались ворота, через которые проходили в Крым торговцы, послы, различный странствующий люд. Для того чтобы ступить на крымскую землю, необходима была санкция ор-бея(50). Разрешение давалось отнюдь не бесплатно и поэтому, на обширной площади у ворот всегда располагался целый табор ждущих - иногда их ожидание длилось месяцами.

На эту площадь и свернула колонна Асан - мурзы. Здесь, должен был произойти раздел добычи, ясыря, скота и имущества. Ногайцам, в Крыму делать было нечего.

Андрей и Васька, по команде надсмотрщика остановиться, не задумываясь, упали на

землю. Разбитые ноги гудели, а тело разрывалось на части от усталости.

- Что дальше? - отлежавшись, произнес вслух, заданный себе вопрос, Васька.

- Все! Скотину пригнали на место! Кроме скотской жизни парень, больше уже ничего не будет! И то у вас! А я, прямо к своей смертушке пришел! - тихим жалобным голосом ответил ему, сидящий рядом седой старик, рязанский крестьянин Никита Латышев, сын Иванов.

Друзья познакомились с ним в первый же день плена. Старик, по праву старшего товарища добрым словом и шуткой поддерживал их в самые тяжелые времена, а сейчас вдруг сам потерял уверенность в себе.

- Что случилось, дядя Никита? - удивленно спросил его Андрей. - Мы еще поживем!

- Ой, боярин! Добрый ты человек! Только я знаю, что говорю! - ответил ему крестьянин. - Жить то мне осталось день - два!

- Я ведь здесь не первый раз! Лет …., - старик стал загибать пальцы, считая годы, - двадцать пять назад, я уже был в этих местах. Так же, во время набега татар попал в полон. Взяли меня прямо в поле, на уборке урожая. Тогда я еще был молод, полон сил и жизни и легко переносил все невзгоды. Здесь же на этой площади, татары продали меня праведному Аббас - аге, работорговцу из города Гезлёв. Он многих тогда купил.

Пригнали нас в этот город. Надсмотрщики обращались с нами грубо, за малейшую провинность плетьми наказывали, но начали водить в баню и хорошо кормить. Хорошо как? Мы вот здесь гнилые кишки от павших лошадей ели, а там нам стали настоящее лошадиное мясо давать. Хотя все равно дрянь. Жесткое и сладкое на вкус. А откармливали и в баню водили не зря. Чтобы на рынке торговцам из Царьграда и других басурманских городов подороже продать. Не разговаривал бы я сейчас с вами, пропал бы в этой туретчине, да только везло мне тогда. В тот год, войско московское во главе с царским воеводой Данилой Адашевым(51), по Днепру на стругах спустилось в Черное море, высадилось в Крыму и две недели опустошало его побережье

В Гезлёве(52) тогда весело было. Надсмотрщики, которые еще совсем недавно, нас за людей не считали, в ногах ползали, моля сохранить им жизнь. Только мы то здесь причем? Казаки их всех, вместе с праведным Аббас-агой, на воротах его дома рядышком повесили!

- Так может опять повезет! Чего же кручиниться дядя Никита?

- Нет! На этот раз куража не будет! Я татарские порядки знаю! Старый и немощный ни кому не нужен. Торговцы, евреи и армяне меня не купят. Татары просто так умирать от

голода не бросят, напоследок используют с пользой! Отдадут своим татарчатам!

- Для чего? - удивились друзья.

- Для растерзания! Научить татарчат проливать кровь, чтобы с молодости ее не боялись и к убийству в бою приучались! Как щенкам борзых, еще не привыкшим к живой дичи, зайцев отдают! - спокойно ответил старик. - Даже не знаю, что они со мной сделают: утопят, удавят, зарубят, камнями забросают или, привязавши к дереву, из луков расстреляют!

Старик замолк. Андрей с Василием переглянулись. Они ни чем не могли помочь ему.

Может быть, их ожидает не менее страшный конец!

Наверное, Никита Латышев был праведником. Утром, когда пленников стали строить для дележа, он не встал. Надсмотрщик напрасно пинал сапогами и стегал нагайкой свернувшееся в клубочек тело старика. Оно уже было безжизненным. Душа покинула его ночью. Бог смилостивился и избавил Никиту Латышева сына Иванова от жестоких мук.