Княжич

Друзья молча переглянулись. Они поняли ход мыслей казака. Мрачные перспективы так заставили их уйти в себя, что они почти перестали разговаривать между собой. Молчал и казак.

Васькину сестру и Арину Евдокимовну, которые через караульных передавали еду друзьям, к ним не пропускали. Два раза в день, караульные выводили их по одному из ямы для справления нужды, но с узниками не разговаривали. Лишь однажды, оказавшийся рядом начальник караула Василий Иванов, с сожалением сказал Ваське:

- Видел я на морозильнике приставов, которых ты отделал. Мастерски! Жаль, что защитником земли Русской тебе уже не быть!

Поэтому о том, что делалось в городе, они не знали. Прошли три долгих дня и ночи. Узники почти не разговаривали между собой. Иногда, казак заводил в полголоса одну и ту же песню степной вольницы:

Ой, ты, степь широкая,

Степь раздольная,

Широко ты, матушка,

Протянулася.

Ой, да не степной орел

Подымается,

Ой, да то донской казак

Разгуляется.

Ой, да не летай, орел,

Низко по земле,

Ой, да не гуляй, казак,

Близко к берегу!

Спев “Ой”, казак горестно вздыхал, делая паузу перед продолжением. Андрей с Васькой подпевали ему.

На четвертую ночь, Скурыдин проснулся от толчков в грудь и назойливого шепота:

- Проснись парень!

Узнав голос казака, Василий, зевая, спросил его:

- Что тебе надо?

- Разговор есть! - ответил казак.

- Дня что ли не хватает? - зло огрызнулся Скурыдин, недовольный тем, что его оторвали от сна.

- Хватает! - согласился казак. - Только днем и у стен есть уши! Послушай меня!

Скурыдин поднялся с соломы и сел, прислонившись к стене.

- Я тут немножко к тебе и твоему другу присмотрелся! - начал издалека казак. - Ребята, судя по тому, что вы натворили, неплохие. Особенно мне понравилось, что не жадные. Со мной посылками с воли делились! Жаль мне вас, молодцов, на погибель бросать! Решил я вам помочь!

И казак рассказал Ваське, что его друзья на завтра планируют побег из тюрьмы. Днем, когда ворота в башнях будут открыты для прохода, они под видом жителей городка проникнут на территорию острога, где, укроются до наступления темноты в одном из помещений казенной житницы. Ночью, открыв замки на двери тюрьмы и решетчатом настиле, они освободят узников.

- А если на них наткнется караульный стрелец? - засомневался Васька.

- Его заранее обезоружат, свяжут и заткнут рот кляпом, чтобы не кричал!

- Тогда где они возьмут ключи от тюрьмы?

- Все продумано! Стрелец, которого свяжут для вида, наш человек. Он уже передал моим товарищам слепки ключей!

- Пусть будет так! - соглашался Васька. - Только как мы из острога выберемся? Ворота закрыты. На стенах караульные стоят! Всех не купите, и не свяжите!

- Это и не нужно! Стена, которая выходит к Дону, не охраняется!

- Ну и что толку? Там же отвесный берег высотой три сажени и две сажени стена острога. Если прыгать, ноги переломаешь! На веревке спускаться, караульные увидят!

- И это учтено! Завтра вечером, в том месте под берегом, крестьяне опрокинут две копны сена. Жить захочешь, прыгнешь!

- А куда потом!

- Можете со мной, сначала в Пермскую землю, на реку Чусовую. Там Кольцо по государевой грамоте охотников набирает, а потом в Сибирь, на помощь Ермаку Тимофеевичу. Государь за это, вам вашу вину простит!

- Мы ни в чем не виноваты! - вспылил Скурыдин. - Не настоящие это приставы!

- Верю! Но другого пути у тебя и твоего друга нет!

- Согласен! - решился Скурыдин. - Сейчас спрошу у Андрея.

Васька протянул руку, чтобы разбудить друга, но тот отвел ее в сторону:

- Я не сплю! Возьмите меня с собой!

- Берем и тебя! Поклянитесь мне оба, что будете молчать, если побег не удастся, и вас схватят! - потребовал казак.

- Клянемся! - почти в один голос, ответили друзья.

Следующий день прошел в томительном ожидании. Долго не наступала ночь. Наконец стемнело. Наверху разбушевалась непогода. Трещали под напором ветра балки на крыше, стучали по тесу крупные капли дождя, гремел гром. Погода, в которую “хороший хозяин собаки на двор не выпустит”! А трое в яме, радовались ей. Где-то около полуночи, когда еще не кричали первые петухи, узники услышали звук открываемого замка. Еще через какое-то время заскрипели петли двери тюрьмы, а затем и решетчатого настила. Опускаемая вниз лестница, чуть было не приземлилась на голову княжича.

- Степан! - послышался сверху незнакомый голос. - Поднимайся!

Казак, которого, оказывается, звали Степаном, полез вверх. Друзья стояли внизу, переживая за то, что их могут не взять с собой и оставить навсегда здесь в этой затхлой, сырой темнице.

- Следующий! - опять услышали они приглушенный незнакомый голос. Василий с Андреем один за другим поднялись наверх.

Разглядеть двоих спасителей им не удалось. Они были заняты связыванием караульного. Аккуратно уложив стрельца на пол и поинтересовавшись, не мешает ли ему кляп, участники побега покинули тюрьму.

Укрываясь за стенами находящихся на территории острога построек, в свете вспышек молний, беглецы незамеченные добежали до восточной стены острога. По шаткой лестнице поднялись на крепостную стену. Заглянув за стену, один из спасителей, очевидно старший, определил место для прыжков вниз.

- Наверное, первый я! - решил Степан. Перекрестившись, он дождался, когда погаснет вспышка очередной молнии, и шагнул за частокол зубцов бревен. Тот, который указал место для прыжков, посмотрел вниз. Довольный результатом, он подал команду:

- Следующий!

- Может мы вдвоем? - спросил Василий, желая поддержать Андрея.

- Нет! - воспротивился казак. - Покалечите друг друга.

- Да не переживай ты за меня! - успокоил княжич друга и решительно шагнул в темную пропасть.

Васька не успел опомниться, как последовала и его очередь. Приземление было настолько мягким, что Скурыдин даже не почувствовал удара о землю. Дождавшись последнего, беглецы, по мосту перешли Дон. Здесь их ожидал всадник с тройкой лошадей.

- На вас не рассчитывали, - пояснил старший друзьям. - Подсядете к кому-нибудь из нас!

Проехав где-то около двух верст, конники свернули с дороги в лес. Еще через версту, плутая за старшим, по одному ему ведомым тропинкам, выехали на поляну, на которой стояла скособоченная, покрытая мхом изба. На вид необитаемая изба была жилой, потому, что над ее полуразрушенной трубой, курился дымок.

- Здесь отогреемся и переждем погоню! - пояснил, изрядно промокшим и замерзшим спутникам, старший.

В крепости пропажу обнаружили с третьими петухами. Стрельца развязали, долго допрашивали, сначала начальник караула, а потом, разбуженный воевода. Стрелец ничего не видел. С его слов, разбойники ударили его по голове чем-то тяжелым, и он потерял сознание. Это подтверждал стрелецкий колпак, насквозь пропитанный кровью (откуда всем знать, что кровь-то петушиная!).

- Чувствовал я, что этот княжич, стреляный воробей! Степка Жадов месяц сидел и никуда не убегал, а этот за пять дней побег организовал! - поверив караульному, сообщил стрельцам, Вельяминов.

Ради святого дела он не пожалел пустить по следу беглецов своих собственных собак-ищеек, говорят выведенных фрягами. Вооруженные конные разъезды местных помещиков были направлены для поимки сбежавших узников. Но дождь смыл все следы, и собаки не смогли взять след. Беглецов все равно бы поймали. Но помешал татарский чамбул, пограбивший Ряжские земли. Помещиков, собранных для поиска беглецов, пришлось послать вдогон ему, чтобы отбить полон и награбленное. Отдышавшемуся после этих бурных событий воеводе Якову Вельяминову, успевшему отписать о событиях в Донкове в Разбойный приказ, оставалось ждать только одного, царской опалы.

Прошло две недели. Вельяминов уже свыкся с мыслью о наказании, как в октябрьскую распутицу, гонец из Москвы, привез ответ, из Разбойного приказа, подлинную грамоту государя, с приписью дьяка Андрея Щелкалова. В грамотке было отписано, воеводе Вельяминову, дурьей башке, что он не тем, чем надо занимается. Приставов в Донков никто не посылал и он, Вельяминов, принял разбойников, за государевых людей. Государь требовал, беглецам сыск устроить и людишек, что им помогали выявить, чтобы каждого по закону наказать. Боярского сына Скурыдина Ваську, за то, что самоуправно разбойников жизни лишил, простить, а за побег из тюрьмы наказать, бить кнутом и отпустить на поруки. Самозванца, выдающего себя за покойного княжича Андрея Бежецкого, если за ним других татинных дел нет, бить кнутом и в холопство на казенные соляные варницы сослать. Степку Жадова, виновного в душегубстве, в Москву, под усиленной охраной отослать.