Страница 40 из 52
Они молчали, но это молчание не было отчуждением…
— Ха, Нельсон! — воскликнула наконец Джули. Локкарт улыбнулся.
— Нельсон, — повторила она, — пошел бы на нарушение устава ради женщины. Вспомним хотя бы леди Гамильтон.
— Леди Гамильтон? — насторожился Локкарт. Джули посмотрела вверх, на парус, тень которого коснулась ее лица.
— Разве Нельсон однажды не был близок к тому, чтобы бросить ради нее буквально все?
— Нельсон, — Локкарт глубоко вздохнул, — никогда ничего подобного не сделал бы. Никогда в жизни. — Джули невольно посмотрела на собеседника и удивилась убежденности, отразившейся на его лице. — Он никогда ни для кого этого бы не сделал, — повторил Локкарт. — Нельсон любил только флот, Англию и леди Гамильтон. Очень любил. Иногда безрассудно. Но всегда любил их в укаэанном мною порядке.
— О… я же просто так сказала… — Джули улыбнулась, однако Локкарт раздразнил ее любопытство. — Я же не знала, что это ваш герой. Я вообще не знала, что у вас имеются любимые герои.
— Конечно… — ответил он на ее улыбку, — и еще я люблю собак. И еще футбол, пиво и страхование жизни. В мирное время каждое воскресенье мы сажали в коляску…
— Вернитесь-ка чуть-чуть назад, — остановила его Джули.
— Слушаюсь, миледи… Итак, Нельсон — мой идеал. Прекрасный моряк. Великолепный командир. Добрый, смелый человек. Страстный любовник, возлюбленная которого была готова родить ему ребенка, несмотря на то, что они не состояли в законном браке.
— Она, наверное, была красива, — промолвила Джули задумчиво.
— Вовсе нет, — Локкарт покачал головой. — Даже ее друзья признавали, что она не так уж привлекательна. Простое лицо, полная, довольно неряшливая. Но в ней было что-то необходимое для него. Когда дело касается любви, внешность женщины не так уж и важна. Или женщина желанна, или нет. И если желанна, то ни внешность, ни манеры уже ие имеют значения. А если нет, то ни светский разговор, ни наряды не помогут.
— Жаль, — сказала Джули.
— Вам-то не на что жаловаться…
— Но ведь если Нельсон был такой исключительной личностью, я вообще не понимаю, зачем ему потребовалась женщина? Такие люди, насколько я знаю, ни в ком не нуждаются.
— Вопрос вполне резонный, — подумав, сказал Локкарт. — Нельсон был разносторонний человек дела, человек воображения, человек, способный любить, Англия давала ему половину необходимого, чтобы заполнить жизнь. Леди Гамильтон была второй половиной его жизни.
— И эти две половины никогда не мешали друг другу?
— Нет. Именно это и достойно восхищения. Он был предан обеим, и для обеих в его сердце хватало места, — Локкарт замолчал и опять нахмурился. — Я подумал, что все это несколько противоречит тому, что я говорил вам раньше.
— Я не собираюсь напоминать вам об этом в такой прелестный день, — улыбнулась она. — Мне кажется, мы почти на месте?
Да, они почти добрались до места. Вскоре ялик прошуршал килем по мелкой гальке, остановился у берега. Спуская и сворачивая парус, они оглядывали незнакомый и таинственный мир, в котором оказались.
За их спинами простиралось пустынное пространство воды. Перед ними — неровная линия пляжа с одинокой сосной. Солнце согревало лица, а неподвижный воздух был как хрустальный.
Они побрели по мелкой воде к берегу. «А ведь можно было бы отнести ее к берегу на руках», — вдруг подумал Локкарт. Та же мысль, наверное, пришла в голову и Джули, ибо, когда они расстелили на гальке брезент и разложили на нем еду, между ними возникло неловкое молчание. Впервые они оказались наедине и в такой обстановке…
Они говорили о многом, но уже не было в их беседе прежней легкости и непринужденности. Они лежали, наслаждаясь солнечными лучами, но беспокойство не покидало их. Они бросали друг на друга быстрые взгляды, но взгляды эти были какими-то неловкими и неискренними…
— Сегодня почему-то все не так, как всегда. Почему это? — нахмурившись, спросила Джули и села.
— Потому что мы одни, в полнейшем одиночестве. А такого с нами до сих пор ни разу не случалось, — ответил Локкарт.
— Конечно, — она задумалась. — Но почему мы должны стесняться друг друга и чувствовать неловкость? Ведь мы же не дети!
«Дети, — подумал он, — но что же с нами происходит? Или только со мной?»
— Так и должно быть… — сказал он первую пришедшую фразу. — Это самое лучшее, что пока между нами было, — и вдруг почувствовал, что покраснел…
Локкарт смотрел на ее плечи под тонкой кофтой, ее серые глаза, губы… Он вздохнул и с трудом произнес:
— Вы так красивы… я ведь мужчина…
— О, — воскликнула Джули. — Мне прекрасно известно, что вы мужчина, — и она зарумянилась и тут же спросила: — Но нельзя ли немножко подождать?
— Что-то не очень хочется.
— Так, значит, нет?
— Вы же знаете, что я люблю вас?
— Теперь знаю, — кивнула она.
— А вы?
— Подождите секундочку, — она смотрела на воду, нерешительная и обеспокоенная. Но ясный день стал еще прекраснее от только что ими друг другу сказанного.
Джули молчала долго. Волны с шелестом накатывались на береговую гальку.
— Я бы хотела, — сказала она, доверчиво обернувшись к Локкарту, — сразу же ответить «да», но это будет не совсем точный ответ. У нас много общего, — серьезные нежные глаза с откровенностью и прямотой смотрели на него. — Это я поняла уже в первую нашу встречу. Вы тогда сказали: «Прогулка стоила всего вечера», а потом мы распрощались.
— Сначала я хотел вас поцеловать, но не решился.
— Это и было первое наше общее желание. И вот теперь мы здесь, и вы любите и желаете меня, а я… — она замолчала, но после паузы, голос ее стал решительней. — Мне часто предлагают руку и сердце. Во время войны, да еще на моей работе это, пожалуй, неизбежно. Иногда я такое предложение даже серьезно обдумываю, но вдруг замечаю в голосе мужчины фальшивую нотку, или он слишком поторопится, или кажется слишком скучным… и я оставляю предложение без ответа, — Джули наклонилась вперед и коснулась пальцами его руки. — И вот теперь вы… С вами все по-другому.
Локкарт взял ее руку и почувствовал легкую дрожь.
— О, я действительно дрожу… Слушайте! — снова заговорила она. — Когда я с вами, я чувствую, что нахожусь на грани любви, на самой-самой грани. Вы мне нравитесь, я вас уважаю…
— Так что же вас останавливает?
— И все же… это только грань любви.
Он встал и, сделав два шага, разделявшие их, смущенно сел рядом, поближе к ней.
— Я слишком рано заговорил об этом?
Джули наклонилась к нему:
— Когда вы рядом… Я знаю, что необходимо сказать вам все. Но вот мой ответ… Для любви время еще не подошло. Быть может… в следующую встречу…
— Я рядом с вами… — дрожащим голосом начал Локкарт. — Можно мне вас… тебя… поцеловать?
— На это я могу прямо ответить… — без раздумий ответила она.
Губы ее были такими нежными…
Задыхаясь, Локкарт промолвил между двумя поцелуями: «Джули», почувствовал, как дрожат ее губы… Небо, казалось, перевернулось над его головой…
Когда он открыл глаза, то поймал на себе нежный, восхищенный взгляд.
— У тебя есть все таланты, — промолвила Джули.
— Все еще на грани? — спросил Локкарт. Джули кивнула, и они рассмеялись.
— Но и эта грань приятна, — она наклонилась, быстро и уверенно поцеловала его, а затем сказала с удивительным спокойствием: — Ты просил меня выйти за тебя замуж…
Локкарт удивленно уставился на нее:
— Когда?
— Когда ты меня целовал…
— Ты права, Джули… — медленно произнес он. — Конечно, я хочу тебя и, конечно же, хочу, чтобы ты была моей. Но брак нам больше подходит.
— А как же посвящение всего себя войне?
— Милая, — это первое сказанное им ласковое слово сжало ему горло. — Не знаю теперь, что и ответить. Война продолжается. Нам еще придется воевать… Я действительно говорил, но это было слишком давно.
— Но теперь это не имеет значения… — сказала Джули, глядя ему в лицо. — Грань любви, — промолвила она. — А ты терпеливый?