Поединок

– Побеждающий, мы не смогли выполнить приказ полностью, – мысленное послание содержало в себе эмоции сожаления и покорности.

– Неповиновение? Бунт? Предательство Священной Задачи?!

– Побеждающий, мы не смогли найти третьего двуногого, – признал командир передового отряда.

– Вы слышали его мысли?

– Мы слышали их, пока видели двуногого. Потом мы перестали его видеть. Он исчез, Побеждающий, и мы больше не ощущали его присутствия. Повиновение и завоевание!

– Проклятье! Это странно: не мог же он перестать думать? Низшим формам это искусство недоступно! Может, хоть слабые ощущения?..

– Нисколько, Побеждающий, ничего…

… Голова Деггубэрта раскалывалась от тонких, пронзительных звуков, оглушительно звенящих, казалось, прямо в черепе. Но он продолжал неподвижно лежать под тонким слоем песка, которым успел присыпать себя, когда разобрал в темноте, кто спешит к ним из центра изумительной сети, и когда Ларс и Мирейн застыли на месте, как вкопанные, без единого движения, с вмиг окаменевшими лицами.

– Ложись! – успел крикнуть он, упал в небольшое углубление среди песков и лихорадочно заработал ладонями, загребая песок со стороны и сыпля его на себя. Песчинки забывались в глаза, уши, в нос, рот – но он терпел, повернув голову набок и тихонько всасывая воздух, с трудом проходящий через рыхлую преграду. Что случилось с Недотепой и Мирейном, Деггубэрт толком не слышал, но понимал, что ничего хорошего младших смотрителей не ожидало. Но тут уж он ничего поделать не мог, раз им оказалось не по силам спастись самим…

Наконец глухой топот гигантских лап по плотно сбитому песку стих вдали, но Деггубэрт еще долго лежал не шелохнувшись, пока не убедился, что в пустыне наступил покой. Только теперь он заставил себя приподняться, сбросить с лица песок, хорошенько встряхнуть головой и осмотреться.

Вдали слабо мерцали круглые бойницы паучьей вышки, но большого овального пятна света – двери, как он понял – уже не было на том месте, где оно так неожиданно появилось. Никаких звуков с той стороны не доносилось, ни одна тварь возле причудливого предмета не просматривалась. Он торопливо отряхнулся, стер с лица песок, а потом старательно ощупал глаза, веки, брови и скулы, проверяя, не впилась ли в кожу случайно оставшаяся крупица. С пустыней шутить нельзя, светящийся песок может оказаться в любом месте… Затем он перенес вес тела на колени и встал на четвереньки. Приподняв голову, чтобы не упустить из виду чужую вышку, и пятясь задом, подобно Большому-С-Клешнями, он медленно, стараясь не производить ни звука, пополз в сторону побережья…

Сильнее, Серый! Бей его клешнями! – раздавались со двора крики, и Его Величество раздраженно поморщился: Правящий монарх Новой Южной Страны не разделял со своими подданными придворных забав, полагая их глупыми и низменными, хотя и не запрещал их.

– Пусть тешатся, лишь бы не интриговали, – говорил он иногда Линде Прекрасной, вышедшей за него замуж еще в те времена, когда имя нынешнего монарха писалось не так, как на монарших грамотах – Кеннет Первый, а гораздо проще – Кеннет Точный. Собственно, точность и привела его на престол. Однажды, три десятка времен назад, во время небольшой заварушки в королевском замке кто-то весьма метко попал безвременно почившему монарху кинжалом в сердце… После этого поселенцам Новой Южной Страны гвардейцы нового Его Величества объявили, что Марвел Восьмой скоропостижно скончался от сердечной болезни, и на три дня весь континент погрузился в большой траур. А потом настали празднества по случаю вступления на престол Кеннета Первого – и всем подданным еще три дня надлежало пить огненную воду и веселиться. Было заколото немало домашней скотины, и почти на каждой улице кампусов и городов коптились на кострах туши большущих упитанных жуков или мясистых тараканов…

Слуга-подавала, уловив брезгливый взгляд монарха, поспешил задернуть темную штору, но Линда Прекрасная отвела ее белоснежной холеной рукой и выглянула в окно.

Во внутреннем дворе Крепости-Дворца шли бои Больших-С-Клешнями. Специальную породу этих тварей, питавшихся исключительно сородичами, побежденными в схватке, вывели придворные знатоки еще при прежнем монархе, который и открыл моду на это жестокое и леденящее кровь зрелище. Как и сейчас, во дворе устраивался специальный загон из столь высокого и крепкого частокола, что он легко противостоял мощным клешням злобных скорпионов. В высоту закрытый со всех сторон загон достигал трех ростов, в ширину и длину отмерялось по тридцать шагов. К единственной двери в начале каждого боя вплотную подвозили клети с Большими-С-Клешнями и впускали шестилапых гладиаторов на место поединка.

Затем судья боя доводил чудовищ до бешенства уколами специальной пики, наконечник которой вымачивался в уксусе. Жгучая жидкость разъедала рану, и в какой-то момент рассвирепевшие твари начинали бросаться друг на друга.

Сейчас в загоне во внутреннем дворе Крепости-Дворца бились два Больших-С-Клешнями, особенные любимчики двора Его Величества – Серый и Крестоносец. Серый был уже стар, хитин его от возраста выцвел и вместо черного казался почти белесым. Крестоносцу еще времен десять назад детишки прислуги в шутку ляпнули кувшин с краской об спину, и сиреневые потеки случайно составили кляксу в виде креста. Отмывать его, естественно, никто не стал – жить всем хочется. Даже отягощенного страстью самоубийства сумасшедшего остановил бы тяжелый сумрачный взгляд твари, каждая клешня которой была размером с полугодовалого осла – и он выбрал бы более спокойный способ уйти в иной мир. Так и осталось крестообразное пятно, дав кличку чудовищу, изборожденному шрамами – следами многочисленных побед над сородичами.

Томас Честный, судья боя, наконец-таки раздразнил Крестоносца; тот попытался даже просунуть клешню и выбить несколько столбов загона, да куда там! И в бессильной ярости Крестоносец заметался по загону, случайно зацепив загнутым вверх мощным хвостом тушу Серого. Этим нечаянным касанием он привел себя в окончательную свирепость: жвалы Крестоносца завибрировали с такой скоростью, что почти пропали из вида; во все стороны забрызгала слюна из широко раскрытой пасти. Скорпион запрыгал вокруг Серого и в конце концов напал на него – ударил слева и справа по голове врага обеими клешнями одновременно. Собравшиеся придворные огласили пространство дружным ревом.

Ошеломление Серого было велико, в первые секунды он вообще не двигался, и Томас Честный даже забеспокоился, не убил ли Крестоносец соперника с первого удара – такое иногда случалось и вызывало неодобрение публики. Судья обошел загон, приблизился вплотную к загону в том месте, к которому ближе всего находился скорпион, и кольнул Большого-С-Клешнями пикой через специальное отверстие. Серый рявкнул, дрогнул, успел оттолкнуть пику и ринулся на Крестоносца.

Тот остановился, задвигал хвостом параллельно земле, три пары его коротких лап засучили по земле, а глаза набухли от ярости. Он примерился и прыгнул на Серого, ухитрившись весь свой вес обрушить на голову противника. Что-то в голове скорпиона хрустнуло, но он вывернулся и мигом оказался позади Крестоносца, который не успел опомниться, как уже получал удар за ударом чудовищными клешнями. Клешни Серого кромсали хвост Крестоносца сверху и сбоку, вырывая куски хитина из составляющих панцирь пластин, а вместе с ними – кусочки плоти, от которой исходил неприятный болотный запах.

Толпа внутри Крепости-Дворца снова взревела. «Добей его, Серый! Крестоносец, атакуй! Томас, поддай им пикой!» – неслось со всех концов дворика. Томас Честный, впрочем, не обращал на вопли внимания и следил лишь за ходом поединка; главной задачей для него было не допустить нечестных действий зрителей, делавших ставки на одного или другого Большого-С-Клешнями. Так как суммы иногда доходили до заметных величин, некоторые особенно заинтересованные зрители могли решиться на что угодно. На памяти Томаса еще не потерял свежесть случай, когда очень-очень незаметно в финале поединка к загону прижался зритель-неудачник и надрезал острым ножом лапу одного из боевых скорпионов. К счастью для Томаса, в тот день он не судил бой, а лишь наблюдал схватку, и потому негодование придворных обрушилось не на него. В итоге пришлось полюбоваться зрелищем того, как судью избили до полусмерти, после чего Марвел Восьмой, тоже азартный зритель, сгоряча приказал казнить бедолагу…