Тиасса

— В данном вопросе, ваше величество, я не отваживаюсь настаивать на справедливости. Мне известно, что порой справедливость уступает место целесообразности.

— Но вам это не нравится, верно, капитан?

Кааврен замер.

— А я полагал, что ваше величество обращается к бригадиру.

Зерика рассмеялась.

— Хорого сказано. Есть у вас еще вопросы?

— Тот артефакт, загадочная серебряная тиасса. Вашему величеству ничего более не узнали относительно него?

— Ничего, кроме слухов, которые мы тогда слышали — слухов, которые лично я полагаю специально распущенными.

Кааврен кивнул.

— Имею честь разделять мнение вашего величества.

— Это хорошо. Следующий вопрос?

Кааврен кашлянул.

— Готово ли ваше величество к риску, что вследствие раскрытия случившегося с Сурке и поиска следов серебряной тиассы на свет окажутся извлечены сведения, которые возымеют последствия и тем самым потребуют вмешательства?

— На этот вопрос я ответила, когда дала разрешение Отряду расследовать это дело, бригадир. Я хочу избежать беспорядочных схваток между Домами. Но если мы узнаем о персоне или нескольких персонах, ответственных за некое преступление — это уже иной вопрос, не так ли?

— Имею честь полностью согласиться с вашим величеством.

— Тем лучше. Следующий вопрос?

— Это все, ваше величество.

— Как — все?

— Никаких других вопросов придумать не могу.

— Вы меня озадачили.

— Правда? У меня не было подобного намерения.

— Однако же я ожидала большего количества вопросов.

— Не соблаговолит ли ваше величество уточнить, каких вопросов вы ожидали?

— Я ожидала, бригадир, что вы спросите, почему вам раньше об этом не сообщали.

— Ваше величество ожидали этого?

— Да.

— В этом вопросе звучит нотка обиды.

— Возможно.

Кааврен пожал плечами.

— Ваше величество, быть может, капитан и обижается, когда полагает, что повелительница не доверяет ему; но бригадир хорошо знает, что некоторые вопросы следует хранить между императрицей и Державой — в данном случае я употребляю это выражение сугубо метафорически.

— Что ж, вы ответили. Но ведь вы, вероятно, хотели узнать, выразила ли я желание, чтобы госпожа графиня ни с кем не обсуждала этот вопрос, даже с вами?

Кааврен не стал скрывать, что искренне этим вопросом озадачен.

— Ваше величество, об этом мне и спрашивать незачем; графиня уже все рассказала.

— Ах вот как. Что ж, понимаю. Значит, больше вы ни о чем не хотите спросить?

— Больше ни о чем, ваше величество. И позволите сказать, что я чрезвычайно признателен за ту благосклонность, с которой вы позволили мне задать эти вопросы.

— Мой лорд Кааврен.

— Ваше величество?

— Я не могу углубляться в подробности, но граф Сурке — вернее, лорд Талтош — оказал Империи большую услугу во время прошлых затруднений с островом Элде. При этом он нажил себе смертного врага в лице Дома Джарега. Здесь я ничем не могу ему помочь. Но недавно на него напали, и это явно были не джареги. За этим что-то кроется, что-то серьезное. Я хочу, чтобы это было раскрыто, а Империя осталась в безопасности.

— А Сурке?

— Если сможете прикрыть и его, буду весьма благодарна.

— Понимаю, ваше величество. Только…

— Да?

— А так ли это серьезно?

— Что вы такое говорите?

— Ваше величество, я начинаю подозревать, что все это дело — мелочь, банальность, и ничего важного за ним нет.

— Если так, тем лучше!

— И?

— И было бы очень хорошо, чтобы Сурке остался в безопасности.

— Теперь, ваше величество, мне ясно все.

— Прекрасно, бригадир. Тогда на этом и закончим.

Кааврен глубоко поклонился и покинул присутствие императрицы. Вернулся в свой кабинет, велел подать хлеб, сыр и вино, и медленно пережевывая их, размышлял над услышанным.

— Что ж, — в итоге произнес он в пространство, — все равно. Так желает ее величество, а значит, для меня это все равно что приказ. Будь иначе, я занимал бы не свое место. Вернее, в данном случае, два не своих места.

Тем самым он забыл о том, что для кого-то другого могло бы стать моральной дилеммой, и вернулся к своим обязанностям.

На следующий день Динаанд доложил, что леди Саручка приняла предложение. Кааврен ответил, подтвердив уже в третий раз время, день и местоположение, где обещала появиться менестрель.

— Вот и хорошо, — заметил Кааврен. — Теперь мы знаем, где это будет и когда это будет. Единственное, чего мы не знаем — что же это будет.

Далее он спокойно отправился домой и весь вечер провел с графиней за игрой в «четыре клина», а потом за совместным чтением; графиня предпочитала переложения народных легенд, Кааврен же погружался в любимые миры древней поэзии; время от времени они зачитывали друг другу фрагмент или строку.

Как-то графиня заметила:

— Милорд, мне знакомо ваше настроение — легкая улыбка, которая порой вздергивает уголок вашего рта, и глаза, которые словно бы сами собой прищуриваются.

Кааврен оторвался от книги и с улыбкой спросил:

— И каковы же ваши выводы из этой статистики?

— Что вы разгадали тайну или закончили подготовку к операции; или и то, и другое.

— Подготовка завершена, а вот тайну еще предстоит разгадать.

— Не сомневаюсь, вы это сделаете.

— Ваша уверенность вдохновляет меня, мадам.

— Тем лучше.

— До конца придется ждать еще неделю, но все приготовления будут готовы завтра.

— И вы получите результат.

— И буду очень рад, ибо дело это меня изрядно озадачило.

— С нетерпением жду, когда вы все мне объясните, милорд.

— А я, мадам, — ответил Кааврен, — с неменьшим нетерпением жду, когда сумею все вам объяснить.

С этим обоюдным согласием оба вернулись к чтению.

Следующим утром, ровно в девять часов две минуты, в кабинет Кааврена прибыл Пел и был немедленно впущен. Кааврен указал ему на кресло, в которое он и сел. А затем спросил:

— Не будешь ли так любезен поделиться своими планами на следующую торжицу?

— Если ты хочешь их знать, я охотно тебе расскажу.

— Прекрасно, слушаю.

— План такой: я появлюсь за три часа до того, как музыканты начнут играть, и устроюсь у колесника напротив «Совиных лап». Оттуда я смогу наблюдать за всеми прибывающими.

— А потом?

— А потом, когда все соберутся, войду туда.

— И когда войдешь, что будешь делать?

— Столкнусь с теми, от кого хочу получить ответы.

— Ты один?

— А кто мне еще нужен?

— Но ты же сказал «столкнусь»?

— Да. И, поскольку там окажутся все, кто нужен, будет весьма странно, если я не смогу узнать, кто, что, и почему делает.

— А когда узнаешь?

— Сделаю то, что покажется уместным.

Пел покачал головой.

— Это не то, чего я ожидал, друг мой.

Кааврен пожал плечами.

— Когда мы в прошлый раз беседовали, я тоже ожидал совсем не этого.

— Итак?

— Пел, чего ты хочешь?

— Того, что лучше для Империи, разумеется.

Кааврен рассмеялся.

— Я порой забываю, что ты личность совершенно не честолюбивая, дражайший мой премьер-министр.

— Ты прекрасно знаешь, Кааврен, что честолюбие у меня есть. Но я знаю, что удовлетворив его, теперь моя цель — доказать себя достойным положения, к которому меня привели честолюбивые устремления.

— Друг мой, тебе не стоит доказывать мне справедливость своих деяний, и мы изрядно отклонились от темы разговора.

— Ничуть, Кааврен.

— Как так?

Пел вздохнул.

— Тема эта касается исключительно блага Империи.

— Дорогой мой Пел, если ты хочешь, чтобы я что-то сделал, тебе следует сказать, что именно, и тогда я смогу это сделать.

— Не сделал, друг мой. Узнал.

— Мне представляется, что мы узнаем, что происходит, когда все заинтересованные личности сойдутся вместе.

— Ты так полагаешь?

— Клянусь конем! Я надеюсь!

— И все же…

— Пел, что ты такого хочешь узнать, о чем мне раньше не говорил?