Страница 84 из 103
Мужчины в молчании наблюдали за этими хлопотами, удобно расположившись на траве в тени древовидных папоротников, а Фрике с беспокойством думал о том, как мерзко пропахнет жареное мясо жженым волосом.
Теперь парижанин мог вдоволь насмотреться на туземцев и убедиться, что они резко отличаются от других дикарей, виденных им раньше в Австралии.
Прежние его приятели, поклонники Барбантона-Табу, представляли собой довольно разнообразные типы, а теперешние дикари, точно вымазанные сажей, были все на одно лицо.
У первых цвет лица был не так черен и черты не такие плоские, как у новых знакомых Фрике. По свидетельству многих добросовестных исследователей, австралийская раса представляет собой смесь всевозможных племен, первоначальное происхождение которых весьма трудно, даже невозможно выяснить.
Во время своих этнографических наблюдений Фрике задремал, поддавшись охватившей его истоме после перенесенных трудов и треволнений. Австралийцы-мужчины тоже сладко заснули, женщины ушли, а жаркое тем временем поспело.
Тогда женщина, руководившая стряпней, отодрала от камедного дерева длинный кусок коры и этим нехитрым инструментом достала с помощью подруг жаркое из «печи», положила его на траву и снова раскрыла у туши брюхо.
Почувствовав вкусный запах жареного мяса, парижанин и туземцы проснулись, точно по команде. Они потянулись, зевнули и подошли к примитивному столу, какой накрывался, вероятно, у нашего предка, доисторического человека.
Женщины, эти работящие, самоотверженные создания, снова раскрыли свои мешки, вытащили оттуда длинные перламутровые раковины и несколько штук варранов — съедобных корней, употребляемых вместо хлеба, мучнистых и очень питательных.
Белый дикарь, видимо пользовавшийся у туземцев большим уважением, подал Фрике одну раковину и один корешок, предложив ему зачерпнуть раковиной из распоротого брюха туши ароматный розовый сок.
Парижанин не заставил просить себя два раза. Он с аппетитом принялся за вкусный сок, с которым не могут сравниться никакие супы и либиховские бульоны; дикари последовали его примеру, и скоро от удивительной похлебки осталось только приятное воспоминание.
Черные сотрапезники Фрике называли белого дикаря Кайпуном, что на южноавстралийском наречии значит «кенгуру». Позже Фрике узнал, что одичавшего европейца прозвали так за необыкновенное искусство охотиться на кенгуру.
Кайпун, желая выразить уважение к своему спасителю, разрубил топором тушу, подал молодому человеку мозг как лакомый кусочек, себе взял язык, а оставшееся разделил между остальными дикарями, которые принялись работать челюстями с невероятным треском.
После вкусного и сытного обеда дикари пили воду прямо из ручья. Для чего ложились на живот на берегу и окунали в воду губы.
Туземцы, хотя и успели поспать до обеда, после трапезы снова отправились отдохнуть в тени деревьев. Фрике, будучи более эмоциональным и деятельным, не захотел последовать их примеру. Он подошел к Кайпуну, хлопнул дикаря по плечу и попросил научить его бросать бумеранг.
— Бумеранг! — проговорил Фрике, припоминая слово, сказанное белым дикарем.
— Бумеранг, — повторил австралиец из Европы в восторге, что его спаситель приспосабливается к туземному языку.
Он принес парижанину оружие, которое тот внимательно рассмотрел. Бумеранг был вытесан из твердого дерева каменным топором, отполирован и слегка согнут. В длину он был немного меньше метра, в ширину пять сантиметров, а в толщину два. В середине был сделан небольшой изгиб, как у сабли, а на конце замечалось утолщение и расширение.
Действуя бумерангом, туземцы хватают его обеими руками за толстый конец, поворачивают выпуклой стороной от себя, быстро взмахивают им над головой и бросают изо всей силы прямо перед собой.
В момент полета толстая рукоятка придает бумерангу характерное вращательное движение, и в этом толчке заключается вся сила оружия, не известного другим дикарям земного шара.
Брошенный таким образом бумеранг отлетает, рассекая воздух, метров на двадцать или на тридцать, падает на землю, сразу же подскакивает вверх и со свистом летит назад, разбивая все препятствия, встречающиеся на пути.
Фрике вспомнил смешной анекдот, вычитанный им недавно из одной книги в Мельбурнской публичной библиотеке. Речь шла о знаменитом немецком натуралисте, профессоре Йенского университета Блуменбахе, который, не будучи в состоянии распределить по классам растения и животных Австралии, вообразил, что этот материк — обломок кометы, упавшей на землю.
Услыхав о бумеранге, Блуменбах сначала не хотел верить, что такое оружие существует. «Это все басни, — кричал он, — разве может быть, чтобы тупоголовые обитатели обломка кометы, не имеющие понятия о математических и физических законах, способны были изобрести такой метательный снаряд?» И добрый немец смеялся над легковерием своих собеседников.
Губернатор Сиднея, видевший замечательный инструмент, решил убедить неверующего наглядным примером. Он велел привести в свой парк туземца, хорошо владевшего бумерангом, и предложил профессору Блуменбаху выступить в роли мишени. Профессор согласился и, насмешливо улыбаясь, встал справа позади негритоса в позе Наполеона I.
Австралиец чрезвычайно удивился такой странной фантазии, но повиновался приказу без возражения. Радуясь случаю сломать кости хотя бы одному белому человеку, туземец проворно встал в позицию как опытный воин и, презрительно улыбнувшись немцу, стоявшему у него за спиной, метнул свое оружие.
Деревяшка пролетела вперед на небольшое расстояние, коснулась земли, подскочила и, свистя, помчалась на герра Блуменбаха с такой силой, что бедный ученый едва не погиб, но вовремя успел растянуться на земле.
Дикарь предложил повторить опыт, но бедный профессор, сконфуженно отыскивая в траве свалившиеся с носа очки, объявил, что с него достаточно и что теперь он убедился вполне.
Кайпун кинул несколько раз свой бумеранг, и всякий раз дубинка послушно возвращалась к ногам охотника.
Парижанин, в свою очередь, решил попробовать кинуть бумеранг, но не сумел: дубина отлетела шагов на тридцать, но не вернулась назад.
Неудача заставила Фрике призадуматься. Тогда Кайпун подал ему барнгет, или военный бумеранг. Опыт с этим бумерангом был так же неудачен, как и предыдущий с уонгимом, бумерангом охотничьим.
— Странно!.. Странно! — бормотал Фрике, досадуя на неудачу. — Ньютон сказал, что человек может понять все, сделанное человеком. А между тем Кайпун умеет бросать бумеранг, а я никак не могу научиться. Интересно знать, понял бы гений Ньютона сущность этого оружия, изобретенного дикарями?.. Постой, постой… Я, кажется, понял, в чем заключается тайна… Взгляни, Кайпун, взгляни: вот твой бумеранг… это лист эвкалипта, оторванный от дерева и вращаемый ветром… Э, господа дикари, да вы, я вижу, не дураки.
Фрике был прав. Бумеранг очень похож на лист эвкалипта. Форма и размеры у обоих почти одинаковые; наименее изогнутый бумеранг наиболее похож на эвкалиптовый лист, и наоборот. Действие ветра на лист позволило Фрике сделать вывод о сходстве движения листа с тем, которое получает бумеранг в руках дикаря.
Придя к такому заключению, Фрике снова взял в руки уонгим и стал внимательно его рассматривать.
— Правда, оружие очень странное, — сказал он, — но вовсе не такое необыкновенное, каким кажется на первый взгляд. А! Так вот оно что!.. Ну, теперь я догадался. Концы бумеранга не лежат на одной прямой… Здесь есть легкий изгиб… Герр Блуменбах, очевидно, этого не заметил… Бумеранг просто-напросто винт. Теперь я понимаю, почему эта дубина так легко держится в воздухе, если ей сообщить вращательное движение. Это мне напомнило детство. Давно это было, я еще под стол пешком ходил… Месье Надар сводил с ума Париж своим воздушным шаром. Говорили об управлении аэростатами… В то время изобрели интересную игрушку. Это была просто небольшая деревянная палочка, снабженная двумя или тремя картонными крылышками, расположенными в виде лопастей винта. Игрушке придавали вращательное движение с помощью веревочки, точно волчку. Картонные крылышки вертелись, и игрушка поднималась вверх. Мне кажется, что бумеранг и эта игрушка — почти одно и то же, с той лишь разницей, что бечевку заменяет рука охотника… Ну, Кайпун, начинай сначала, покажи-ка мне еще раз свое искусство.