Страница 85 из 103
Кайпун, самолюбие которого было задето, кинул бумеранг на сто метров. На этот раз замечательное оружие превзошло самое себя. Упав на землю, бумеранг поднялся вверх и, пролетев над головой охотника, снова упал в пятидесяти шагах сзади него, потом опять подскочил и, описав таким образом несколько концентрических полуокружностей вокруг охотника, тихо вернулся к нему и чуть-чуть не был подхвачен ловкой рукой. Но тут случилось неожиданное. Внезапно налетел порыв ветра, и бумеранг отнесло в сторону, так что Кайпун не успел его подхватить. Дубинка упала шагах в двадцати от него.
Привычным жестом моряка, желающего узнать, с какой стороны ветер, Кайпун, послюнявив указательный палец, поднял его над головой и сделал знак, как будто говоря: «Не моя вина: ветер переменился».
— Я был прав, — снова заговорил восхищенный Фрике. — Ветер много значит. Теперь я понимаю, почему ты, прежде чем бросить свою дубину, так старательно исследуешь направление ветра. Ты никогда не бросаешь бумеранг против ветра или прямо по ветру, а всегда немножко вкось, точно так, как мы направляем шлюпки. Если бы ветра не было совсем, твой бумеранг не срикошетил бы. Как бы то ни было, все это очень остроумно, и нельзя назвать дураком человека, который так хорошо умеет использовать все возможности, предоставляемые природой, и так ловко действует первобытным оружием. Ну, друг Кайпун, мне с тобой придется жить довольно долго, так что изволь за это время научить меня управляться с бумерангом. Уверяют, будто им может овладеть только природный австралиец. Твое искусство служит явным опровержением этого мнения, придуманного путешественниками, не выходящими из своего кабинета. Я тоже постараюсь доказать им, что они ошибаются. Идет?.. Ведь ты меня научишь, дружище Кайпун, не правда ли?
ГЛАВА VII
Кто такой белый дикарь. — «Жан Кербегель, 1860 год». — Последствия смерти одного вомбата. — Похороны у туземцев Виктории. — Поверие о белых людях. — Еще о каторжниках. — В путь неизвестно куда. — Фрике находит золотой самородок. — Жан не хочет расставаться с Фрике. — Золотая пещера. — Не это ли клад бандитов золотых приисков? — Мыс на озере Тиррелл. — Голоса в австралийской преисподней. — Фрике узнает голоса.
При других обстоятельствах Фрике был бы очень рад встрече с австралийцами, но теперь ему было не до них. Уже три недели он жил в постоянной тревоге, не зная ничего о своих друзьях. И не только от них не было никаких известий, но Фрике не находил также ни малейшего признака, который бы указывал на то, что они появились где-нибудь в окрестностях озера Тиррелл, как было условлено.
Принятый австралийским племенем, вторым вождем которого был одичавший европеец Кайпун, парижанин был спасен от голодной смерти, но и только. К цели он не подвинулся ни на шаг.
Впрочем, его вынужденное пребывание у дикарей не было совершенно бесполезно. Приведя своего друга в деревню, принадлежащую племени, Кайпун невольно сообщил ему некоторые сведения о себе. Они были очень незначительны, но парижанин, благодаря им, все-таки убедился, что его одичавший друг — француз по происхождению, бывший моряк и вдобавок бретонец, следовательно, земляк Пьера де Галя.
С радостью ребенка, показывающего свои игрушки новому другу, Кайпун достал сначала две медные пуговицы с выбитым на них якорем, очевидно, оторванные от матросской куртки, потом две вылинявшие нашивки с полустертой надписью «Беллона». Эти вещицы тщательно хранились в мешке из кожи поссума. Кроме того, на руке у Кайпуна парижанин заметил мелкую синеватую татуировку, очевидно, выжженную давно, еще в ранней юности. Она состояла из якоря с двумя словами «Жан Кербегель» и надписи сверху: «1860 год».
Фрике окончательно убедился, что он был прав, предполагая в Кайпуне одичавшего европейца. Это был, вероятно, потерпевший крушение юнга, которого нашли дикари, приняли к себе и мало-помалу втянули в свой быт, так что он забыл родной язык и совершенно одичал.
Такие случаи бывали. Десять лет тому назад среди дикарей, при таких же точно обстоятельствах, был найден французский матрос Нарцисс Пелетье. Он тоже забыл свой язык и совершенно одичал. Пелетье был ранен в стычке между туземцами и матросами, пришедшими к ручью за водою, взят в плен и возвращен на родину. Его снова познакомили с европейским образом жизни, заставили вспомнить французский язык, зачислили в кадры флота и дали место смотрителя маяка на западном берегу Франции. Пребывание Пелетье у дикарей продолжалось восемнадцать лет.
То же самое случилось и с Кайпуном, которого Фрике стал звать настоящим именем, то есть Жаном Кербегелем.
Жан привязался к молодому человеку всей душой. Он ходил за Фрике всюду, как тень, и всячески старался сделать его жизнь у дикарей как можно приятнее.
Два дня шел дождь, и Фрике вынужден был находиться в жалкой плетеной хижине, вонючей и грязной, где жили четверо дикарей. Парижанин думал, что он не выдержит и задохнется. Как ни был он вынослив, но и ему оказалось не под силу жить среди нечистот, гниющих костей и остатков мяса, а главное, в одном помещении с дикарями, от которых воняло, как от козлов.
Жан построил для него хорошенькую хижину из ветвей с занавесью из шкуры кенгуру. Из мебели в хижине была лишь большая, чистая постель из мягких листьев папоротника, но здесь, по крайней мере, не приходилось дышать миазмами.
На досуге Фрике занялся изучением языка дикарей и воспользовался случаем говорить с Кайпуном по-французски.
Последний жадно прислушивался к его речам, повторял некоторые слова, стараясь припомнить их смысл, и делал большие успехи. Недели через три его запас слов значительно пополнился. Но он еще не научился правильно строить фразы. Ему удалось овладеть только существительными, и, желая выразить свою мысль, он путал французские выражения с австралийскими, что выходило очень смешно.
К нему понемногу стала возвращаться память, и Фрике надеялся, что одичавший француз скоро будет в состоянии рассказать свою историю. Парижанин мечтал, как он со временем увезет Жана в Европу и вернет его на прежнее, хотя и скромное место в цивилизованном мире.
Несмотря на постоянную заботу о пище, которую с трудом добывают дикари, Жан и Фрике деятельно разыскивали следы пребывания Андре, доктора, Пьера де Галя и Мажесте. Они то и дело ходили к озеру Тиррелл. Местность, к счастью, была хорошо знакома Жану, и он был незаменим во время этих длинных походов. Фрике дал ему понять, как важны поиски, и одичавший бретонец напрягал чутье дикаря, чтобы отыскать следы друзей парижанина.
Одна вещь чрезвычайно смущала Фрике. Ему очень хотелось знать, за что золотодобытчики хотели повесить Жана, но тот на все его вопросы упорно отмалчивался, не желая или не умея связно ответить.
Между тем Фрике случайно узнал об одном поверье, которому суждено было оказать благотворное влияние на будущее парижанина. Случилось это благодаря очень неприятному обстоятельству, жертвою которого стал один из дикарей племени.
Несчастный, желая поймать вомбата (лазающее животное), влез на вершину эвкалипта и упал оттуда на землю, сломав себе спину.
Так как австралийцы редко умирают своей смертью — чаще это происходит из-за какого-то несчастья, — то они смотрят на смерть, как на нечто противное природе, вызванное чьими-нибудь кознями. И на этот раз дикари заорали во все горло, посылая брань солнцу, луне, эвкалиптам, а главное таинственному колдуну, принявшему образ вомбата, чтобы заманить несчастного дикаря на вершину дерева и убить его.
С ревом и воем, какого не вынесло бы европейское горло, мужчины в знак траура вымазали себе белой краской лицо, грудь, руки и ноги, другими словами, изобразили на себе кости человеческого скелета и занялись подготовкой к торжественным похоронам.
Вечно голодные туземцы порою не отказываются от человеческого мяса. Они, в большинстве случаев, пожирают мертвецов. К счастью, Фрике на этот раз не пришлось присутствовать при отвратительном зрелище. Провизии у дикарей было достаточно. Озеро в изобилии поставляло рыбу, и дикари ограничились тем, что содрали с умершего кожу.