Мария в заповеднике

— Насколько все-таки несовершенна еще техника Цивилизации! Полюбуйтесь, пожалуйста, перед нами современный дорогостоящий биопотрошитель, творение рук человеческих, на создание которого потрачены миллионы долларов и пятнадцать тысяч учебных часов, — и вот, столько ошибок в программе! В театр не ходит, комаров боится, и я не удивлюсь, если еще и — мышей…

— Дермот! Убьешь его после, когда будете на пенсии и встретитесь как старые добрые друзья за стаканчиком пива где-нибудь в американском баре, — вмешался Пер. — Ты же знаешь, Йоцхаку потому и пришлось покинуть театр и сцену и скрываться в качестве оператора здесь, на задворках мира, что публика принимала его почти как и ты, Уэлш… Только, разумеется, не так сдержанно.

Он строго посмотрел на Смоленскина.

— Ну что вы, ребята, я еще поражаюсь выдержке Дермота, зритель бывал и хуже! — согласился оператор.

Спиртное немного усмирило Дермота, и он вернулся к окну. Пер стал с ним опять что-то разглядывать.

— Да, — подтвердил Пер, — у гуннов вместо глаз были какие-то пятна и вместо лица — кусок мяса, об этом говорит Сидоний и, кажется, у Марцеллина есть… Краймеры, конечно, ре-волюционировали и не так человечески без-образны, но я тебя понимаю, они производят на тебя такое же впечатление, как и гунны на врага в свое время, но я очень надеюсь, Дермот, что тебе не придется с ними воевать: по крайней мере, до окончания Обряда они будут развлекаться порнопроизводством наследника… хотя их движения настораживают. Смотри, тот вон там, все время хочет схватить что-то руками…

— Вертятся, пританцовывают… Как будто в них кто-то целится, — заметил Дермот.

— Если долго смотреть, возникает желание отравой попрыскать, дустом, как…

— Фашист! — подал голос со своего кресла Йоцхак сквозь дрему.

На него не обратили внимания.

— Эта порода особенно расплодилась не так давно, — продолжал Пер, — в основном, после переворота. Краймеры внесли определенную нервозность в стадо, как в стоячее болото. Между прочим, ни Министр, ни Прокурор не должны были иметь такие имена, Стрекоблок, Калиграфк… — это детские имена, их дают младенцам, чтобы отпугивать злых духов, и когда дети становятся взрослыми, они меняют имена на приличные. Но и Шенк, и Калиграфк росли уже во время большой численности краймеров, и они сами настояли, чтобы им не меняли крутые прозвища…

— По-моему, Стрекоблок и Калиграфк звучит вполне цивилизованно, — опять вмешался Йоцхак, зевая.

— Шенк Стрекоблок у них означает — «Пучеглазая Лягушка», а Калиграфк — «Вонючий Цветок», — сказал Пер.

— Черносотенец! — отозвался Йоцхак. — Все вы там, у себя в России, имена ищете…

Его снова проигнорировали.

— Смотри, вон тот бритый, с голым черепом, земляникой угощается… И ему еще подносят.

— Лидер группы. У краймеров очень развит коллективизм, из них легко создавать партии, нацеленные на продукты питания и вещи, которые производит Цивилизация. Они сопутствуют Цивилизации, как тараканы. Если бы большим империонам не поставлялись из Цивилизации вещи и техника, то краймеры вряд ли у них так широко расплодились или, во всяком случае, они не были бы так активны, ведь вдохновлять могут только высокие цели — импортная одежда и вещи из Цивилизации, а то, что выходит из-под рук самих больших империонов, объектом политической деятельности краймеров в стаде никоим образом быть не может.

— Все-таки я очень сомневаюсь, Пер, что сегодня нам не придется вступить с ними в контакт, — сказал Дермот Уэлш. — Они плохо контролируют себя. Боюсь, как бы не пришлось мне опять оставить за собой гору трупов.

— Да, они все время словно бы ждут чего-то безвольно и в этом смысле, конечно, назойливы, как бывают назойливы женщины, когда алчут и мечутся в поисках развлечений…

— Я не понимаю, Пер, почему стадо не убьет их?

— Ты говоришь о стаде империонов, как о людях. Но это — дикари, а дикари не могут убить краймеров, потому что они боятся смерти. Это же двуногие не очеловеченные аборигены, Дермот!

— Так мы в зверинце? — спросил Йоцхак, подходя к ним сзади. — Дайте-ка, я тоже хочу взглянуть на посетителей из нашей клетки для цивилизованных обезьян…

Йоцхак вклинился между Уэлшем и Пером.

В лесу за окном сновали десятки людей. Они кучковались группами, вновь рассыпались и исчезали в зарослях, движения их были резкими, они переговаривались, постоянно что-то жевали и пили… Некоторые были пьяны или пребывали под действием наркотиков. Другие забавлялись, толкая друг дружку, как школьники на переменке, отпускали подзатыльники и щелбаны проигравшим в какую-то «дворовую» игру, одному просто сунули кулаком в нос, и когда он упал и его стали пинать ногами, с методой.

Пер произнес:

— Интересно было бы посмотреть, как они спариваются?

— Клубнички захотелось? — не преминул прокомментировать Йоцхак.

Раздался звонок, и Пер снял трубку телефона связи с Резиденцией.

«Да, сейчас придем», — сказал он и повесил трубку обратно на рычаг.

— Мария приглашает нас всех в гостиную, там у нее культурная элита. Будем считать, что для нас обряд уже начался..

Он первым направился к двери.

Появление Персонала в лесу произвело эффект выезда девственницы на бал, только, вместо восхищенных взглядов, в их сторону немедленно обратились со всех сторон затаившие что-то непредсказуемое краймеры. Реакция их могла показаться исключительно физиологической, ничто не удерживалось у них внутри, они были пусты постоянно, никакого внимания внутрь себя они не обращали и поэтому реагировали на внешние раздражители с непосредственностью маленьких детей, и так же, как у младенцев, полученная органами ощущений информация практически не обрабатывалась у них под черепом на каком-нибудь более или менее ином уровне, но исключительно только в плане: опасен объект или, наоборот, беззащитен — с тем, чтобы на него напасть. Очевидно, потребности абстрактно любоваться у них не было.

А полюбоваться было на что! Все трое, появившиеся из Домика, были, как боги… хотя у самих на родине «не каждая женщина захотела бы оглянуться им вслед…». Но здесь, в Заповеднике Большой Империи, они даже в сравнении со свитой Министра выглядели как инопланетяне. Члены свиты Министра рядом с Пером, Йоцхаком и Дермотом выглядели незаконченным антропогенезом, но еще больший контраст с Персоналом являли собой одинаково безликие, как в бане, краймеры. И если физически эти тела уже не принадлежали завершенному царству животных ввиду специфического устройства их скелета, то совершенно пустые, как белый лист, лица уже не оставляли никаких сомнений в их тяготении к браковке мира. Дикари боялись краймеров, потому что — как и себя самих — они принимали их уже за людей, и вместо того, чтобы немедленно локализовать их и уничтожить, они приписывали им способности к страданию, нравственность, совесть, честь, справедливость… а точнее — отсутствие всего этого у краймеров по каким-то, не зависящим от них самих причинам… «Скоро они предъявят претензии в отсутствии нравственности — курице…» — сказал однажды Пер.

Персонал, казалось, испускал в пространство вокруг неизреченный человечий свет — хотя, надо повторить, на родине не каждая женщина согласилась бы иметь от этих мужчин проблемы… Но разрушение животного стиля в краймерах человеко-без-образностью, с одной стороны, и глубокая убежденность их в своей принадлежности к человеческой расе — с другой, ставили краймеров в еще более нелепое положение. Как великолепно выглядит дикий зверь рядом с человеком, в той же степени карикатурно выглядели рядом с Персоналом — краймеры.

В то время как Пер, Йоцхак и Дермот шествовали в направлении Резиденции, краймеры при виде «иностранцев», как они называли пришельцев из Большого Конгресса, прекращали свой постоянный танец в поисках добычи и натурально впивались колючими взглядами в «богов». Трудно сказать, что их в данную минуту больше волновало: рыночная цена одежды, что покрывала «богов», или ненависть к ним, как у собак к чужакам из соседней деревни.