Мария в заповеднике

— Ты что-то заподозрила? — встревожилась Мария сразу.

— Да нет, ничего особенного, так просто спросила…

— Ольга! — строго прикрикнула на нее сводница. — Говори все, как на духу, — в конце концов, речь идет о наследнике!

— Я не знаю, говорю же тебе, — смутилась дочка Министра. — Просто я подумала… в общем… А он — нормальный?

— Что ты хочешь сказать? — опешила Мария.

— Ну, знаешь, все эти художники… просто я подумала… У него с головой все в порядке?

— Ты сама сбрендила… Такое говоришь! Что там у вас произошло, Ольга? Немедленно все рассказывай.

— Если бы я понимала! — воскликнула Ольга в сомнении, но и с большой охотой поделиться впечатлениями. — Все это так странно, что я не нахожу слов. Ну, приблизительно я представляла себе, как все это будет и что именно произойдет, — я ждала терпеливо, сжав зубы, и лицо закрыла руками… И когда все кончилось, и я уже готова была благодарить судьбу, что она дала мне так легко все это вынести, весь этот кошмар, и готовилась поскорей все позабыть и уже ждала, что он вот-вот перестанет, наконец, и отвяжется от меня, то есть — от тебя, а на самом деле — от меня, как вдруг он еще пуще прежнего навалился на меня уже совершенно, как бегемот, — я даже подумала, уж не хочет ли он в меня забраться сам с ногами, — и затрясся весь, задышал… ну, думаю, — кончается. И здесь меня так облило там чем-то… что я от страха едва не закричала, но он сразу сам перестал дергаться и только теперь слез с меня… Я поначалу никак не могла сообразить, чем он меня испачкал там, я совершенно ничего такого не ожидала и подумала, что он просто отравил меня зачем-то через живот, вот… Я была напугана, я, конечно, представляла себе, как все будет, но только не такое! И когда меня, наконец, осенило, и я поняла, что именно это было, я вдруг испытала такую злость на своего мучителя… Мало было ему лишить меня девственности, подумала я, так он же меня еще испачкал внутри этой своей жидкостью… а я такая брезгливая… У меня совершенно все это вылетело из головы, впрочем, там ничего такого и не было, я даже и не задумывалась, знала, конечно, что так должно быть, но никак не могла представить себе, что это будет так… липко — ну откуда, в самом деле, взяться там клею?

— Ольга! — прервала ее Мария, весело глядя на свою пациентку. — Все это, конечно, очень, очень забавно, но ты хотела рассказать мне про его голову, а не…

— Замолчи! — воспротивилась Ольга. — Не желаю больше про это слышать! Хорошо еще, что все происходило в темноте, и я ничего не видела.

— Что же тут хорошего? — усомнилась Мария. — Хоть бы раз не мешало взглянуть… а то, как бы завтра тебя удар не хватил от такого зрелища в первый раз.

— Я закрою глаза и не буду их открывать, пока все не кончится. Я читала в русском романе, там было чудовище, которое ничего не могло с тобой сделать, пока ты не взглянешь на него. Один монах там не выдержал от страха и взглянул, и вот — погиб. Но я ни за что не решусь посмотреть на Цацу.

— Это, конечно, мудрое решение, и, по-моему, этикет Обряда позволяет невесте закрыть глаза, во всяком случае, я попробую внушить жрецу эту идею, но… я так и не поняла, почему ты усомнилась в нормальности Магнуса? Ведь не потому, что он честно исполнил свое предназначение? Я больше всего боялась, что он выкинет что-нибудь эдакое, возьмет да испугается в последний момент и изольется на землю, как тот Онан, чтобы детей не было…

— Фу, какие гадости говоришь ты, Мария! На землю! На нашу мать сыру землю? Он мне на кожу этим попал, я то почти умерла… Нет, только не на землю!

Они обе рассмеялись без причины.

— Ну вот, — сказала Ольга. — Я так испугалась, что он меня там испачкал чем-то, что в страхе вся сжалась и уставилась в темноту — туда, где он должен был быть передо мной. Наверное, я перестала соображать, потому что мне вдруг ясно представилось, что у него не только внутри такая липкая гадость содержится, но и внешность у него омерзительная, как часто рисуют на картинках всех этих чертей, леших и прочую нечисть. Я вдруг представила, что у него свиное рыло, копыта вместо ног, сзади хвост и на голове рога — в общем, черт самый натуральный… Вот-вот, это тебе весело! А побыла бы там на моем месте одна, в кромешной тьме. Я так истово стала молиться про себя и заклинать его не трогать меня больше, что едва не выкрикнула этих заклинаний вслух. Я мелко крестила воздух в его направлении, но он ведь не мог этого видеть в темноте! Он два раза позвал тебя, я подумала, что он опять собирается подойти ко мне, и стала просто уже умолять высшие силы не допустить этого… Я только потом поняла, что он, когда звал тебя, уже сам был чем-то напуган, а я не отзывалась, он даже спросил один раз, жива ли ты… Но я ничего не отвечала и только еще мельче крестила воздух в его сторону, и когда меня обуял уже настоящий ужас — наверное, это он нагнал такой страх на меня — он вдруг сорвался с места и как сумасшедший ускакал в проем в стене, разломав на пути все затемнение и загородку… Ну, не псих разве? — закончила Ольга.

«ДОНЕСЕНИЕ 4

В целях самосохранения популяции избранные особи стремятся выйти из гибнущего стада и самоизолироваться в безопасном районе Заповедника элиты. Нахожу целесообразным не препятствовать образованию Заповедника архаической культуры для удобства научных наблюдений и исследований маргинальных культур в дальнейшем. Финансовые предложения по содержанию Заповедника будут представлены завтра, в ночь на воскресенье, когда станет известно примерное число особей в ареале. Предлагаю приступить к очеловечиванию больших империонов сразу по выходе из стада избранной элиты, в понедельник.

— Пер».

ГЛАВА XVI

«И был вечер, и было утро: день шестой». И если Он, Тогда, увидел, что все «хорошо весьма», то слов этих не могли бы повторить вслед за Ним на шестой день своего пребывания в Заповеднике ни Пер, ни Йоцхак, ни Уэлш — потомки более прозаических богов, выпавших, по утверждению Магнуса (сумасшедшего, по утверждению Ольги), на Землю в начале Истории, будто, кислотный дождь. Да, и «крышка» на Резиденции вместо крыши, и тень леса, и солнце над головой — все оставалось таким, как было и вчера, в пятницу, и в понедельник, в день приезда Персонала с Министром и его свитой, но поступившая в Заповедник за ночь фауна (по Перу) совсем не настраивала на прекраснодушный лад, как Его, Тогда.

Рано утром Пер остановился перед окном и, продрав глаза, позвал вдруг:

— Дермот!!

Обернувшись, он увидел офицера, выходившим из своей спальни.

— Надеюсь, — прибавил Пер, — ты вчера уже зализал свои раны?

Уэлш был теперь одет в обычные свои штаны и рубашку, а следы побоища под действием клея «живучка» почти исчезли у него с лица.

— Я это уже видел, — сказал он.

Он тоже остановился у окна, и теперь оба они что-то там стали разглядывать.

После некоторого молчания Уэлш произнес:

— Нам говорили на лекциях, что воины темных веков Цивилизации физически не выдерживали безобразного вида гуннов и поэтому не могли против них сражаться.

— Вот и не нужно как раз сегодня никакого шума, — согласился с ним Пер.

— Потрясающе! — откликнулся Йоцхак, который до этого дремал в углу в кресле. — Никогда бы не подумал, что у вас в школе биовышибал читают лекции по истории четвертого века Азии!

— Йоцхак! Между прочим, нам туда сегодня выходить… Не задирай зря офицера безопасности! — потребовал Пер сердито.

— Я и сам могу защитить себя, возьму вот наше ружье… — сказал Йоцхак невозмутимо.

— Боюсь, что краймеры тебя не поймут, — опять возразил Пер. — По специальному распоряжению Прокурора теперь в Заповеднике только краймеры имеют право носить огнестрельное оружие…

— Впрочем, как и во всей Империи, — закончил Йоцхак его фразу его же голосом.

— Я бы подписался под этими словами, но тебя ведь просили, Смоленскин, не забавляться голосами при Дермоте. Посмотри, что с ним опять сделалось…

Дермот стоял бледный как полотно, уставясь в одну точку, которая, как обычно, лежала где-то в области бара с виски. У Дермота дернулась щека, потом он сделал шаг и, глядя перед собой невидящими глазами, двинулся прямо к своей цели. Пока он деревянными руками возился с дверцей, наливал себе из бутылки, ставил ее обратно и пил виски одним глотком, Йоцхак все это время невозмутимо рассуждал вслух: